Набросаю тут

[nakedsword]

В общем, судя по всему, широкая французская общественность в 60х гг 17 века считала, что де Гиш не трахнул Генриетту только потому, что нишмог, а де Вард вполне шмог. Правда это или нет, установить невозможно, да и не важно, главное - разговоры, слухи и всеобщее веселье по этому поводу. В чем и заключался грех Генриетты, который ей так при жизни и не простили, - она заставила о себе говорить, вызвала скандал, подставив не только себя, но и мужа. То, что Месье шалит с мужиками, в целом никого не волновало - эка невидаль, подумаешь, о чем тут болтать. Не говорили же тогда о Конде и Вандоме, и не вспоминают им этого теперь, потому что и они, и их окружение умели не вызвать толки. А жена, которая отбивает любовников у мужа, - это же просто водевиль. Она не чувствовала скандальность ситуации, не понимала последствий, не слушала советов, в чем раскаялась несколько позже и пыталась оправдаться через писания г-жи де Лафайет. Но эти ошибки были слишком серьезными и аукались ей до самой смерти. Ее не только возненавидел Месье, в ней разочаровался король и особенно Анна Австрийская, которая говорила Мадемуазель, что мол зря не женили Филиппа на ней (был такой проект). Наверное, со своей точки зрения Анна была права: Мадемуазель в крайнем случае убила бы Филиппа собственноручно, но никогда бы не поставила его в смешное положение. Думаю, не случайно падре Коснака выкинули на мороз, как только заметили, что он как-то очень подружился с Генриеттой: а вдруг она еще что-нибудь учудит? Потому что и позднее, в 66-67 годах она не чувствовала ту грань, которая отделает "можно" от "нельзя". Примерно тогда же она ляпнула насчет де Лоррена "или он, или я", а такого говорить нельзя было совсем, и не зря она потом от этой фразы открещивалась, мол, ее оклеветали. Нельзя бросать мужа, потому что он спит с мужиками, это скандал на всю Европу, это тот вид шантажа, после которого шантажист долго не живет. Ей полагалось сидеть у себя в комнате и плакать, как Мария-Тереза, а она не желала, не желала терпеть выходки Месьеи не понимала, почему ее заставляют - это же несправедливо. Наконец, незадолго до своей смерти она удивлялась, почему Месье с новой силой стал шпынять ее за старую историю с де Гишем, де Вардом, письмами и проч., уж прибил бы ее тогда, раз было за что, а сейчас, когда она ведет себя хорошо, это нечестно. Думаю (чисто мои догадки), причина тому - памфлеты. Их к тому времени напечатали в Голландии уже много, и они широко разошлись. Памфлеты - это еще хуже, чем слухи, это просто пиздец, ибо печатное слово. Например, мадам де Севинье не очень обиделась на Бюсси-Рабутена за нелицеприятный словесный портрет, но просто взбесилась, когда его напечатали.
Даже ее лучшие друзья упоминали о том, что она часто нарушала этикет, из-за того, что чувства преобладали над разумом. Как мне кажется, тут еще то, что она воспитывалась-то не при дворе, а в Лувре в кладовке с метлами и своей чокнутой мамашей. Плюс книги, все эти "Астреи" и "Клелии", салон Рамбуйе, мадам Скюдери, в голове каша, больное честолюбие и жажда реванша за то, как ее шпыняли в детстве. В какой-то момент Золушка, казалось, стала принцессой: брат сел на трон, ее выдали замуж, к ней привлечено всеобщее внимание, все теперь ею восхищаются и ходят в Пале-Рояль на нее посмотреть, муж в восторге от того, как полны их гостиные, на нее обращает внимание король... И ее стало заносить. Мадам начудила всякого, да к тому же, как любая сенсация, всем поднадоела, и карета превратилась обратно в тыкву.
Что касается де Лоррена (снова мои домыслы), то в том, как он ее третировал, не было ничего личного. Он так обращался со всеми, и не только он. Де Гиш орал на Месье, Лозен - на короля; был такой тип молодых людей в то время, очень модный. Ну а де Лоррен хамил Генриетте, и то не сразу. Поначалу все было тихо, и она даже сказала Коснаку, что де Лоррен может хорошо повлиять на Филиппа. Похоже, бомба взорвалась после истории с Фьенн, ее фрейлиной, которую де Лоррен обрюхатил. Выгнали, конечно, не его, а девицу,а Генриетта опять не поняла почему, стала возмущаться, ну шевалье и отвечал, как умел.
В общем, жалко ее, жалко Филиппа, а что делать - о времена, о нравы. Лучше было бы братьям поменяться женами, Мария-Тереза, наверное, так бы до смерти и не поняла, что с ее мужем что-то не так, а Людовик сумел бы направить самолюбие Генриетты в созидательное русло.