Из Каваны

[nakedsword]

Кавана в сто раз интереснее Солуэй, у нее больше фактов, больше кулстори, анекдотов, свидетельств очевидцев, она ярче представляет всех персонажей. К тому же временами ехидничает, это я люблю )

- У юного Рудика любимыми поэтами Серебряного века были Бальмонт и Брюсов, что меня несколько огорчает. А чо не Гумилев? Акмеистов надо было любить, а эти двое - все-таки безвкусица. Ну спасибо, что не Северянин. А любимым писателем у него был Достоевский.
- Кавана срывает покровы: Шелкова все считали геем, а его методичные издевательства над Рудиком - проявлением подавленной страсти. "Шелков часто вызывал Рудика к себе в кабинет и часами говорил с ним о сексе. Он получал от этого садистическое наслаждение" - слова очевидца. (Ах, жестокое воображение, оставь меня в покое!)
- Вскоре Рудик из общей спальни переехал в комнату на пятерых, где жил с учениками из стран соцлагеря. Сразу же поставил себя как смотрящий. "Если Рудик говорил, что пора спать, все ложились спать". Потом один из них написал ему письмо: "Ты бы умственно старше нас лет на десять... У нас были глупые десткие представления обо всем, но когда ты наконец высказывал свое мнение, мы все его принимали... Даже когда ты лежал в постели, твои руки и ноги двигались, отрабатывая какое-нибудь пор-де-бра". Короче, все четверо ему поклонялись, а он их строил и периодически отвешивал пиздюлей. Но и развлекались они хорошо (Рудик умел быть душой компании).
- Все в один голос говорят, что в училище Рудик гейским сексом не интересовался вообще. Все знали, где в Ленинграде находится плешка; у Сергия Стефанши и Саши Минца была интрижка, но Рудик - нет. Только балет, только хардкор. Он скорее проявлял интерес к девушкам, к Мении, но и не только к ней.
- Мения была экзотическим цветком, солнечным человеком. Одевалась и красилась "как поп-звезда", Шелков делал ей за это выговоры, а некоторые за глаза называли проституткой. Но она все это близко к сердцу не принимала, как и Рудика поначалу. Она была влюблена во взрослого женатого мужчину, которого оставила на Кубе, и вообще ей нравились мужчины постарше. Только с начала 1957 г. они стали сближаться. Мения была единственным человеком в школе, которому он рассказывал о своей семье.
- Волькенштейны, которые фактически удочерили Мению в Ленинграде, были выдающимися, широко мыслящими, высоко образованными людьми. Возможность поговорить с ними об искусстве, книгах, философии делала Мению особенно привлекательной в глазах Рудика. Все наперебой удивлялись, откуда у этого колхозника-татарина такая тонкость чувств и разума.
- Солуэй уверена, что никаких мыслей о побеге у Нуреева не было до последнего момента. Кавана считает, что были. У его однокурсника-немца были два паспорта, один из которых ему был уже не нужен. Рудик пытался его выпросить, чтобы вклеить свое фото, это в 1957 году.
- В то время в Кировском не было сильных танцовщиков, там царили балерины. Да и вообще русский мужской стиль Рудика не устраивал, так что с 1956 года он начал пробовать женские партии. Они больше позволяли ему выразить его собственный стиль. Никто другой из мужчин этого не делал и просто не был на это способен.
- За 1957 год он сделал огромный скачок в развитии и прекрасно это понимал. При праздновании 1958 года он уже высказывался в духе: "Скоро обо мне заговорит весь мир".
- После судьбоносного балетного конкурса, где Рудик поразил всех своим Корсаром, его пригласили в Большой, и Кавана пишет, что Большой ему вообще-то больше подходил, чем Кировский. Стиль Кировского - имперский, Большого - бравурный. Но Рудик считал, что Москва - деревня, а Питер - столица, поэтому ему подходит только Кировский. То, как Дудинская прямо, считай, из школы пригласила его танцевать с собой, Кавана сравнивает с тем, как Кшесинская выбрала Нижинского (статус у обеих был примерно одинаковый). Рудольф потом говорил: "Я ожидал, что что-то подобное случится". Рудик, почему ты такой Рудик?
- Насчет Леонида Романкова, "близнеца", Кавана пишет, что потом уже Рудольф признавался друзьям, что Леонид, скорее всего, был его первой любовью, хотя сам Рудик этого еще не осознавал. Позднее развитие, вопщем.
- Первый раз Рудика в слезах видели тогда, когда он получил телеграмму, направляющую его на работу в Уфу. Потом-то его в слезах видели часто.
- Рудольф и Алла Сизова ненавидели друг друга, так что дать им квартиру на двоих - это была плохая мысль.
- Люба, Леонид и вся их компания увлекались современной музыкой и литературой, но Рудик был весь в 19 веке. Хотя хотел знать все обо всем.
- Только в конце 1958, когда он уже станцевал с Дудинской в "Лауренсии", они с Менией стали официально встречаться.
- Рудик переехал к Пушкиным в конце 1959, после того как сильно повредил ногу, т.е. что бы там ни было с этим "лямур де труа", это случилось уже тогда, когда Пушкин не являлся его преподавателем.
- Ксения всегда ухаживала за учениками Пушкина: девочек-провинциалок учила одеваться, мальчиков подкармливала и т.д. С мальчиками она часто и кокетничала, но это всегда было на уровне игры. В Рудольфа же она втрескалась по уши, и это не осталось незамеченным.
- Так, а вот теперь кулстори. Как-то на воскресном обеде у Романковых Ксения взяла банан, томно очистила его и сексуально положила в рот. После чего склонилась к сидящему рядом Рудику и что-то со смехом ему сказала. Что именно - никто не услышал, зато услышали, как он, вспыхнув, прошипел: "Дура!" Так с наставницами не разговаривают. После обеда Романкова-старшая отозвала дочь в сторону и сказала: "По-моему, у них роман". Люба возмутилась: "Мама, ты что! Она же СТАРАЯ!" Но потом поняла, что мама права.
- Пушкины оба очень стильно одевались, Ксения была дочерью модного портного. В 40 она выглядела на 30. Главой семьи была она.
- В 1959 году ее из Кировского отправили на пенсию по старости, и она от этого очень страдала. Энергичной по натуре, ей нечем было себя занять, и она занялась Рудиком. Готовила ему вкусное (вот сука, мне бы кто готовил!), давала читать книжки, водила на концерты, сводила с друзьями из питерской интеллигенции, учила манерам и этикету. Рудик кое-чего нахватался еще в Уфе у Удальцовой, но его еще было учить и учить.
- Слово предоставляется Мении: "Ксения говорила Рудольфу, что муж с ней больше не спит. А он боялся ее домогательств, потому что очень уважал Пушкина". Но крепость быстро пала, и именно Ксения лишила его девственности. Мения: "В первый раз она сказала ему: "Я хочу, чтобы ты познал эту сторону жизни... и чтобы ты почувствовал себя мужчиной".
- Пушкин то ли не знал, то ли ему было пофиг.
- Ксения была для Рудика авторитетом, он ее во всем слушался, даже в танце, тем более, с ее темпераментом, чуть что не по ней - начинала орать. Так вот от кого он этому научился. При этом душила его своей опекой, своей ревностью, особенно ревновала к Мении (к Любе - нет).
- Когда Рудик признался Мении, что спал с Ксенией, та вскричала: "Что?! С этим монстром?!"
- С Менией он не спал, даже когда выпадала возможность.
- Вообще-то Рудик держался с Менией холодновато, это она по нему угорала. Люба говорила ему: "Ты должен на ней жениться". - "Но это испортит мою биографию". Но когда в 1959 году Мения уезжала домой, Рудик переменился. Он запрыгнул в ее поезд и поехал с ней в Москву, и по дороге они строили планы на будущее, он был очень эмоционален. Попытался ее трахнуть, но она не дала. В Москве они остановились у ее подруги Беллы. Мения похвасталась, что Рудик сделал ей предложение. Белла стала ее предостерегать: "Он тебя использует, чтобы свалить из СССР без скандала". Т.е. даже левые люди знали, что он мечтает свалить. Однако Белла видела, что все не так просто: он действительно ее любил при этом. (Вот и с Толчиф была похожая история: он ее обожал, но он ее использовал). Глядя на то, как Рудольф ведет себя с Менией, она бы никогда не подумала, что этот человек окажется гомосексуалистом.
- Его дуэт с Дудинской не очень нравился публике. По словам очевидца, выглядело это так: "Я, Рудольф Нуреев, весь в белом, красивый и молодой, танцую с этой старой бабкой". Тогда же он начал репетировать с Кургапкиной, которая была крута. Они сразу зауважали друг друга и надолго подружились.
- Коллеги по театру говорят, что в Кировском он выступал слабо, никто его не считал сенсацией, и т.д. Может, завидуют? - подмигивает Кавана.
- Рудольф был уверен, что в театре против него плетутся заговоры.
- На фестивале в Вене Рудик встретил Мению и ходил за ней по пятам. Он уже в открытую просил ее помочь ему уехать, но он ее тогда уже не интересовал. "Ты меня больше не любишь, - дулся он. - Почему ты выступаешь в таком открытом платье, фу-фу-фу". Просил познакомить его с Алонсо, родственником знаменитой Алисии, вместе с ней руководившим кубинским балетом. То есть активно искал пути, как просочиться на Запад.
- В Вене он впервые встретился с Роланом Пети и произвел на него впечатление.
- Муахаха. Им с Сизовой дали золотые медали, но их же дали и Васильеву с Максимовой, и еще одной паре из Кировского. Рудик так обиделся, что не пришел на церемонию награждения. "Мне не нужна эта уравниловка".
- В Болгарии его впервые встретила толпа фанов.
- Еще когда читала Солуэй, задавалась вопросом, зачем Рудольф в Киеве поперся во Владимирский собор, а он пошел вовсе не туда, а в Кирилловский, где есть фреска Врубеля, которую Дягилев когда-то поместил на обложку "Мира искусства".
- На каникулы уехал в Уфу, и все там удивлялись, как Рудик изменился за лето.
- В Ленинграде по приезду он закрутил с Тамарой Закржевской, чир-лидершей его фанатов, к лютой ревности Ксении. Ксения его уже заебала, но и обойтись без нее он не мог. Пошли скандалы. Пушкин смотрел в другую сторону.
- К тому времени отношение Пушкина к своему ученику стало переходить за некоторые рамки. На одном занятии в классе он поразил всех, собственноручно помыв Рудику ноги. "Мне не трудно, лишь бы его ноги сберечь". Пиздец. Пиздец. Пиздец.
- Но Тамара - это так, за ручки подержаться, а вскоре Рудик стал вращаться в более опасных кругах. Он познакомился с неким Сергеем Сорокиным, коллекционером, балетоманом, космополитом, у которого квартира была как музей. От него Рудик заразился страстью к коллекционированию. Сорокин, естес-но, был гей, как и его приятель Киселев. Киселев был красавчик и немедленно влюбился в Рудика. Как-то, купив армянского коньяка и икры, он пригласил Рудика к себе с целью соблазнить. Но его поразили свинские манеры Рудика за столом (спецом, наверное, старался, его же Ксения уже выдрессировала к этому времени), а на подкаты он ответил очень грубо. Потом какое-то время избегал Киселева, но вдруг подошел и извинился. Дальше они уже просто дружили.
- Сорокин, Киселев и вся их гей-компания, включавшая, кстати, хранительницу Вагановского музея Мариэтту Франдопуло, были уверены, что Рулик на самом деле гей. "Это было видно по его пластике". Ни хуя себе, товарищи, у вас гей-радары. Франдопуло даже разговаривала с ним на эту тему, стараясь убедить, что тут нечего стыдиться. Наш человек. Сорокин тоже подкатывал к Рудику, но осторожно, потому что был страшен как смертный грех. "Рудик жалел его за это и любил за доброту", - цитирует кого-то ехидная Кавана и в следующем же предложении сообщает, что Сорокин задаривал Рудика дорогими подарками. Наверное, тогда Рудольф и решил: гей я или не гей, но с этих старых пидорасов можно много поиметь. Они совершали перипатетические прогулки по Питеру, во время которых обсуждали разные философские проблемы, а один раз - смерть Чайковского. Рудольф сказал, что он уверен: Чайковский покончил с собой, чтобы спасти семью от позора, связанного с разоблачением его гомосексуальности. И хотя он уже начал задумываться на эту тему, никаких конкретных шагов не предпринимал. Позже, в Лондоне, он рассказывал другу: когда в Питере в автобусе почувствовал влечение к рядом стоящему мальчику, ему стало так стыдно, что он вышел на следующей остановке.
- Осенью 1959 он начал репетировать Баядерку с Дудинской, и тут приехал Чабукиани, который изначально исполнял эту партию. На Чабукиани Рудольф не произвел впечатления, а самому Рудольфу надоела Дудинская, и в это же время друг ему написал, что в театре хотят от него избавиться. Дудинская притворилась, что повредила ногу, чтобы не танцевать с ним в Баядерке, хотя потом говорила, что нет-нет, что вы что вы. Срочно назначили другую балерину, Ольгу Моисееву, которая его едва знала, но у них все сложилось неплохо.
- Следующий его, важнейший дебют - Жизель, и тогда-то Рудик впервые задумался о костюмах и внешнем виде вообще. Ему помогал главный художник по костюмам Кировского Симон Вирсаладзе. Следующую фразу нужно сразу цитировать: With Virsaladze among them, a small group of intelligent and artistic homosexuals now surrounded Rudolf, each eager to contribute to his development. (Галя, я хочу такой фанфик! Группа питерских артистических гомосексуалов, пуская слюни, вьется вокруг Рудика, помогая ему наводить красоту, а он такой: смотреть - смотрите, а руками не трогайте. Че там фанфик, это надо кино снимать.)
- Киселев говорит, что Рудольф очень хотел скрыть свои татарские скулы. Киселев учил его краситься и выбирать парики - поменьше, потому что с маленькой головой он будет выглядеть лучше. "Маленькая голова, большой член!" - опасно шутил Рудольф. Прямо из Парижу Сорокин привез для Рудика бандаж, который позволял надеть трико с коротким жакетом в "западном стиле", как раз вовремя к Жизели. Рудольф принес костюмерше ткань и велел ей шить в точности так, как он скажет. Она отказалась: не положено, он психанул, потом разрыдался. "Наглая молодежь пошла", - ругалась костюмерша. Но Рудик таки добился своего. Ну а как же! Артистические геи плохого не посоветуют!

Продолжение следует