Из Каваны - 10

[nakedsword]

В этом выпуске: новый ОТП автора; "Баядерка"; любовники и соперники Рудольфа; второй медовый месяц с Эриком.

- Фотографу Кейту Мани в Афинах довелось наблюдать, как Марго укрощает Рудольфа. Кейт снимал ее на открытой сцене Herold Atticus амфитеатра, когда появился Руди и сказал, что "наверное" не будет танцевать сегодня. Марго нахмурилась, но продолжала ритмично работать ногой, начав то, что Кейт назвал "прекрасной маленькой паваной причин и беспричинности".
- Ну, это тебе решать. - Тук, тук. - Думаю, я смогу исполнить еще пару соло.
Рудольф смотрел на нее, на все это. Как-то она не так реагирует!
- Но я подозреваю, что они на _это_ не согласятся, - сказала она после продолжительной паузы. - Может, лучше вернуть им деньги?
- А?
- Вернуть деньги. Если ты не танцуешь.
Тут Руди заинтересовали камни амфитеатра.
- Ясно, - сказал он довольно отстраненно и скрылся в одной из арок. Кончено, он танцевал тем вечером.
Кейт Мани начал снимать Марго еще с "Жизель" 1962 года, затем продолжил в "МиА".
- Марго, как и Рудольф, имела фобию перед камерами, она-то его и научила терроризировать фотографов, что превращало попытки его заснять в охоту на тигра. "Вы можете поймать зверя, но потом зверь может поймать вас". Но постепенно они оба начали доверять молодому обаятельному новозеландцу Кейту, и тот даже выполнял для Марго функции кавалера - сопровождал ее на приемы и т.д.
- Но после Греции, как только Эрик уехал, Рудольф и Марго стали неразлучны.
- Анетт Пейдж, балерина и член правления Королевского балета, жена Рональда Хайнда, считала, что Руди плохо влиял на Марго. "Она всегда была такой серьезной профессионалкой, но полностью менялась, когда Рудольф находился поблизости. Они вечно опаздывали, и мы все были вынуждены ждать в автобусе, когда они наконец явятся, хихикая и перешучиваясь, как два ребенка".
- Труппе тоже не очень нравилось быть подтанцовкой у Нуреева-Фонтейн. Например, они часто повторяли свои номера по требованию публики, что мешало тем, кто за ними выступал.
- Руди вообще вел себя как дива, менял репертуар по своей прихоти, и единственный человек, который мог ему противостоять - это Роберт Хелпманн (первый партнер Марго), чья харизма была тоже огого.
- Писатель Фрэнсис Кинг пересказывает такой их диалог:
Р.: Сегодня я танцую Корсара.
Х.: Нет, сегодня ЛО,
Р.: Нет, сегодня Корсар.
Х.: Танцуй что хочешь, утеночек (Ducky). Оркестр будет играть ЛО,
(По-моему, это старый оперно-балетный анекдот, но, наверное, таки отражает.)
(Рудольф и Хелпманн потом вместе снимали "Дон-Кихота" в Австралии, и получилось у них здорово.)
- Все этим летом заметили, какими тактильными стали Марго и Рудольф: "все время обнимались и целовались".
- Некто Александр Грант вечером поднимался в лифте отеля с ними, а утром спускался с ними же. (Кое-что видел и Нейл Уиллер, но тоже косвенные улики.)
- На следующий день была вечеринка на крыше отеля, и Аннетт сообщает, что все просто фантастически надрались, включая Марго (что необычно), которая валялась на матрасе с Рудольфом.
- Наутро вся труппа ждала их в автобусе, и кто-то сказал: "Я не знаю, что вселилось в Марго. Она прямо больная сегодня утром". (Как по мне, так речь идет о похмелье.)
- Когда парочка наконец появилась, Марго, в темных очках, села сзади, вся молчаливая и очень подавленная. (Ну похмелье же, блин, у непривычного человека.)
- По пути решили искупаться в море, Марго вроде полегчало, но вынырнула она вся бледная, потому что потеряла обручальное кольцо. Все принялись его искать, но не нашли. Она просто ужасно расстроилась, и все стали строить предположения, не изменила ли она Тито. (Вот гадючник.)
- С этого момента вообще все стало мрачно. Марго еще повредила ногу, танцевала с трудом и резко начала скучать по мужу, без конца ему звонить.
- Тито обещал ее сопровождать в течение тура, но потом решил, что лучше останется в Монте-Карло. Марго все надеялась, что он передумает: "Может, он приедет на следующей неделе", - и так без конца.
- Рудольф тем временем занимался своим: уходил каждый вечер после ужина, и их видели с Хелпманном competing with each other on the waterfront. (Не поняла это. Плавали наперегонки? Но контекст как бы предполагает другое. Или это намеренная двусмысленность?)
- Руди был счастлив вернуться в Израиль, где возобновил свои знакомства 1961 года и завел новое - со смуглым юношей по имени Дани, которому даже дарил подарки.
- Письмо, в котором Дани его за это благодарил, пришло из тюрьмы: "У меня тут много времени на то, чтобы подумать, и я думаю о том прекрасном времени, которое мы провели вместе и которое могли бы провести". (А Руди все эти записочки от хуйпойми кого бережно хранил всю жизнь, однако.)
- Эрик зато не получал от Руди никаких вестей несколько недель, и, будучи неспособен "заполнить время кем угодно", находил разлуку невыносимой. Глен Тетли: "Эрик был очень разборчивым и целомудренным. Но Рудольф был похотливым и жаждал экспериментов. Он хотел играть. Для него все это было большой и прекрасной игрой".
- Из Калифорнии и Гавайев, последней остановки тура, Рудольф вернулся в Лондон в октябре 1963 года, к реальности, в которой он теперь должен был жить один, без Эрика. И теперь, как отмечает Марго, было что-то трагическое в его удаляющейся фигуре, следующей по пустынной улице после шума, смеха и веселья званого ужина.
- После одного вечера, проведенного со Светланой Березовой и ее друзьями, он вернулся домой и начал письмо Эрику, вполне в духе мрачных писем Эрика к нему:
"Мой самый, самый дорогой Эрик, так грустно оттого, что этот мир - такая жестокая машина, и кажется, что единственное решение - это попытаться (нрзб) какое-то время, прежде чем он... уничтожит тебя. Мне ужасно грустно, и у меня такое чувство, которое я не могу объяснить, я нуждаюсь в тебе каждую секунду, я чувствую, что я на грани безумия и хочу кричать (Кавана делает тут примечание, что это почти дословная цитата из Эрика, но он говорил, что "хочет кричать от одиночества" своей сестре). Я хочу накрыть тебя своими руками, своим телом и не (нрзб) никому, мой самый дорогой, самый любимый. Сегодня [17 ноября 1963] я танцевал на ТВ "Диану и Актеона", и не так чтобы плохо, но после шоу пошел на ужин с друзьями Светланы (букв. "людьми Светланы"), и вдруг меня скрутило изнутри, и я почувствовал пустоту и бесполезность всего, и я так заскучал по тебе, просто невыносимо, я кричал внутри себя и разрывал себя на куски".
- Под влиянием Эрика, - сердито пишет Кавана, - Рудольф начал крепко бухать. Как-то раз английский актер Питер Эйре рано утром шел мимо стоянки такси на Бронтон-роуд и вдруг увидел молодого человека, свернувшегося клубком в багажнике пустого такси. "Это был Нуреев. Он был очень пьян и тихо хныкал". (Извините, но на этом месте я ржала минут пять.) Эйре подождал, пока вернется таксист, и, хотя квартира Руди находилась совсем рядом, возле угла Эннимор Гарденс, упросил его доставить "самого известного танцора в мире" прямо к двери.
- Когда Теннесси Уильямс встретил Руди (еще летом), он признал в нем того, кто обречен на одиночество, так же, как он сам, как его Орфей. Они с Руди обедали в Пимлико у подруги Уильямса Марии Сен-Жюст, и на этот раз надрался Уильямс. Руди отвез его в Эннисмур Гарденс, и они там долго разговаривали. "Я обнаружил, что он глубоко предан России и очень тоскует от того, что не может туда вернуться".
- 24 октября 1963 года - дебют Рудольфа в "Петрушке", в роли, подходящей его бунтарскому характеру. Но Фокин строил свой балет вокруг Нижинского, который очень отличался от Руди. Рудольф скопировал и парик, и грим, но он сам признавал, что грим ему не шел. Кроме того, Нижинский мог показать себя уродливым, неуклюжим, а Рудольф, со своей "фигурой Микеланджело" (по словам романиста Колума Маккана) - уж простите, не мог. Как один из критиков сказал, в его интерпретации "было слишком много крови и слишком мало опилок".
- И если "Петрушка" разочаровал, то следующий балет Рудольфа стал его триумфом.
- С самого начала, как только Рудольф присоединился к труппе Ковент-Гардена, де Валуа увидела, что он - нечто большее, чем просто танцор, и она предлагала ему попробовать себя в хореографии.
- Она писала Найджелу Гослингу в 1961: "Он _учит_ танцу самым совершенным образом".
- Однако Рудольф в тот момент больше хотел не делать что-то свое, а сохранить русское наследие постановками классики. Сначала он спросил, нельзя ли поставить "Баядерку" - всю, целиком, но решили, что это уж слишком амбициозно. Аштон, который сменил Валуа в сентябре 1963, постановил, что можно поставить только абстрактную "белую" сцену из 4 акта.
- Но даже это выбесило кое-кого из руководства театра: тот факт, что 25-летнему юноше поручили что-то там продюсировать.
- Майкл Сомс отказался вставлять "Баядерку" в расписание под каким-то предлогом, но Аштон настоял. Он считал, что труппа нуждается в чем-то подобном: "У нас был прекрасный кордебалет, и поэтому я боролся за это... и мы добились своего. И он (Рудольф) поставил ее великолепно" (по-моему, в Ковент-Гардене тогда был ужасный кордебалет, но кто я такая, чтобы судить).
- Это было то, к чему Рудольф готовился годами, еще с Кировского, где он внимательно наблюдал за хореографами, и все это отложилось у него в памяти.
- Ксения прислала ему подробное описание версии "Баядерки" Кировского театра, которое какой-то "юный друг" добыл из архивов труппы.
- Однажды Карсавина ужинала у Гослингов, и Руди долго расспрашивал ее по-русски об этом балете. Она ему даже кое-что показала.
- Рудольф хотел восстановить оригинальную версию Петипа, разумеется, со своими поправками. Например, в "дуэте с шарфом" Рудольф изменил мужскую роль так, чтобы танцор повторял движения балерины - его любимый прием.
- Поначалу он сомневался, давать ли Марго главную роль: "Она не то, что вы назовете крепкой балериной в советском стиле", - но он знал, что у нее лучше получается тогда, когда ей бросают вызов. И она действительно в очередной раз вышла за свои рамки.
- Мод подсказала Руди, кого взять на три важные роли Душ. "Ему нужно было об этом сказать, потому что он едва знал танцоров, правда".
- Он вообще считал всю труппу никуда не годной, исключая Марго. (Вот и у меня такое мнение сложилось по ЛО, Жизель и Щелкунчику 1963-1968 гг, и как приятно знать, что Руди тоже так думал. Может, все-таки выйдет из меня балетоман.)
- Руди занимался с каждой солисткой индивидуально. Итак, он взял:
- Мерль Парк, за скорость и подвижность;
- Монику Мейсон - за силу и прыжки, и для нее он даже замедлил вариацию по сравнению с Кировским вариантом. Он хотел, чтобы она танцевала почти по-мужски. Она с восторгом вспоминала, как Рудольф ее обучал: очень точно, подробно, с демонстрацией, с объяснением того, что она должна чувствовать.
- И третьей была Линн Сеймур, для которой он создал вариацию "без единого вау-фактора", потому что, по его словам, она могла "что-то с этим сделать". Она говорила, что у него был талант проявлять в других индивидуальность. Для нее это были элегантность и спокойствие.
- Трио Теней исполняли Антуанетта Сибли, Динн Бергсма и Джорджина Паркинсон, и они тоже с наслаждением репетировали с Рудольфом.
- Паркинсон: "Руди всегда был очень теплым с людьми, которые хотели того же, что и он. (Вот она интересно выражается. Не "делали, что он хотел", отнюдь.) Он как будто снял с нас шоры, открыл нам глаза".
- Он и кордебалет дрессировал, обучая его русской пластике. (Ну, к Щелкунчику оно как-то и правда получше стало. На Вальсе цветов они по крайней мере старались.)
- Именно с "Баядерки" началась золотая эра Королевского балета, и в то же время - настоящая интеграция Рудольфа в труппу.
- Только это не касалось мужчин. (Герой должен быть один, и мы знаем, как его зовут.) Главная мужская роль была и единственной, и понятно, кому она предназначалась.
- Рудольф сознавал, что в руководстве его считают проблемой, или, как он говорил, "кукушкой, потому что я выбрасывал всех из гнезда". И ему пришлось готовить себе замену.
- В первом составе должен был быть Дэвид Блэр, но он не владел классической техникой, поэтому ему предпочли элегантного Дональда Маклири. Но и Маклири, похожий на Майкла Сомса, не очень устраивал Руди, а вот Кристофер Гейбл - третий состав Солора - был его единственным серьезным соперником.
- Гейбл сам был "гламурным мальчиком", и однозначно это он проложил Руди путь в Ковент-Гарден. В 1961 году во время гастролей в провинции и после в Лондоне он был очень популярен у публики. Он приучил публику к "эффекту поп-звезды". Но тут вдруг из ниоткуда возник Руди, и подлая публика переключилась на него. Для Кристофера это стало трагедией.

фото

- И хотя Гейбл завидовал Руди, он также сделал его своей ролевой моделью.
- Рудольфа и самого несколько нервировала популярность Гейбла, и оба часто вели себя, как два соперничающих подростка на школьном дворе.
- Кулстори: в репетиционном зале Руди пытался привлечь внимание Гейбла, который сидел на полу с опущенной головой и не реагировал. Тогда Рудольф чуть ли не встал ему на голову и начал делать пируэты, задевая его волосы. А Кристофер все равно на него не смотрел.
- Еще одна: на сцене шла репетиция "Дафниса и Хлои" с Гейблом, но внезапно явился Руди, прошел к переднему краю сцены и начал разогреваться. Директор сцены попросил его удалиться, а Руди его ударил, и не раз, пока несколько танцоров не оттащили его за кулисы.
- 15 января 1964 года был показ с первым составом: Маклири и Березова. Но у них не было контакта, и они "фактически все испортили", по словам Пейдж. Следующим был дуэт Аннетт Пейдж и Гейбла. Эти были получше, но все равно не то. Кроме того, и Гейбл, и Маклири пропустили важный элемент - double assemblees en tournant во второй вариации, что вообще никуда не годилось.
- Рудольф очень высоко поднял планку для танцоров, и молодому поколению ничего не оставалось делать, как за ним тянуться.
- Руди требовал от танцора - в первую очередь от себя - каждый раз идти на риск, чтобы публика вся аж потела в ожидании, не облажается ли он.
- Виолетта Верди: "Он выходил на сцену, как на арену. Сожрет ли его лев или нет? Это ощущение опасности мы испытываем, когда смотрим на его выступление" (У Виолетты, как всегда, для него лучшие слова.)
- Однако, хотя Рудольф и революционизировал мужской балет, на мужчин-танцоров труппы ему было наплевать. Его волновали балерины, с ними он постоянно возился.
- Самым большим его вкладом в британский балет стала, конечно, Марго, которую он научил не только русской технике, но и всему русскому классическому репертуару. Один критик в то время написал: "Если бы Нуреев сейчас куда-нибудь бы улетел, все равно британский балет остался бы у него в неоплатном долгу".
- "Баядерка" же повлияла не только на труппу, но и на британский балет в целом. Monotones Аштона были созданы под ее прямым влиянием.
- В ноябре 1963 г. Рудольф получил письмо от Тейи, который сейчас танцевал в Staatsoper в Берлине. Он женился на Нурейни, и она ждала ребенка. Ее отец был против этого брака, и они поженились тайно. Для нее это была "история Ромео и Джульетты", но для него, по словам сестры, не более чем "проект".
- А все потому, что со своим индонезийским паспортом она могла путешествовать свободно, в отличие от него. Он собирался вернуться в Вагановское и проучиться еще два года, но затем действительно планировал приехать к Рудольфу. Он считал это вполне реальным, хотя Берлин был закрыт. Еще он хотел, чтобы Нурейни привезла Руди письма и пленки с фильмами.
- Но Рудольф больше никогда не входил с ним в контакт. Тейе на всю жизнь запретили выезжать за пределы "железного занавеса", даже на постановки его собственных балетов, его дочери не позволили учиться балету, другие родственники тоже пострадали. Впав в депрессию, постепенно спиваясь, Тейя умер в 1979 году при загадочных обстоятельствах. Его вторая жена Ютта унаследовала его архив. Она все знала о его отношениях с Руди, но в окружении Руди о Тейе не слышали даже самые близкие друзья. По словам Ютты, Тейя помнил его всегда.
- А еще в январе 1964 Рудольф получил письмо от Виктора Роны: "Я тебе уже не интересен. Не знаю почему, но это жизнь. Ты поймешь, как сильно я тебя обожаю. Однако мы больше никогда не встретимся - наверное, не знаю, - но я всегда с тобой, желаю тебе успеха, и спасибо за помощь. Крепко целую".
- Виктор был прав, только Эрик считался, но даже и он не оправдывал ожиданий Рудольфа. Как он говорил Мод: "Когда я приехал на Запад, я думал, что Эрик поведет меня за собой. Он был моим богом. Но затем я обнаружил, что я намного сильнее духом, чем он". (Вот в этих словах вся их лав стори, от начала до конца.)
- Теперь Рудольфа вдохновляла Марго, с ее помощью он добивался от себя совершенства. "Именно в Ковент-Гардене я стал танцором", - говорил он. Он даже описывал ее теми же словами, что и Эрика: "Иногда, в ЛО, она была такой холодной, что обжигала".
- Однако у нее были те качества, которых Эрику не хватало: сила и стабильность. (Короче, Кавана расшипперила Эрик/Руди, и теперь у нее ОТП Руди/Марго.)
- Как говорила Виолетта Верди, "Марго - это Дом", и с ней Руди сам становился добрее. (Это когда ее пиздой называл или старой коровой?) В отличие от Эрика. она была не склонна впадать в саморефлексию и всегда пыталась утешить Рудольфа: "Она была очень доброжелательной и заботилась обо мне, если я был угрюмым и несчастным. Она всячески старалась вытряхнуть меня из моей печали". С ней он мог быть собой.
- И чувство юмора у нее было такое же пошловатое - сказывалась ее богемная жизнь с Констаном Ламбером. Его блядство ее абсолютно не шокировало. Во время тура она говорила приятелю: "Загляни в соседний номер, проверь, чем мальчик занят. И не забудь постучать!"
- У Марго была стайка юных гомопоклонников, и Кавана толсто намекает, что она любила наблюдать за гей-эротикой. (Слэшер в душе? Поэтому она с Руди уживалась. Если бы я писала книгу о Нурееве, я бы назвала ее "Выживут только слэшеры".)
- В начале ноября 1963 года Рудольф переходил Кингс-роуд, и его сбил скутер. Он повредил ногу (не сказано, как сильно) и переехал по этому поводу в дом Марго (теперь она жила в доме своей матери на Baron's Court, т.к. Тито больше не был послом.)
- Тито отсутствовал в Лондоне 90% своего времени, и Эрик уехал на несколько месяцев к Баланчину, и вот результат.
- Колетт Кларк была одной из многих, кто верил в их роман. Как-то явившись в гримерку Марго, она с изумлением обнаружила там Тито, которого не видела около года. Он сказал: "Когда я узнал из газет, что _он_ переехал к ней на квартиру, я решил, что пора возвращаться".
- Марго в это время пудрила нос. Обычно она всегда любезничала с Тито, "но теперь она сидела мертвенно-бледная".
- И далее Колетт добавляет от себя: "Она определенно была влюблена в Рудольфа. Она прямо светилась этим и говорила о нем без остановки".
- Так же думали многие, но много было и таких, кто не верил в это, в частности Джоан Шринг, которая была рядом с Руди 24/7. "Я пыталась и пыталась в это поверить, но я не вижу, _когда_ и _где_ это могло происходить. Чаще всего мы ужинали втроем в моем доме на Earl's Court, и иногда Руди швырял в нас тарелки, потому что хотел пойти найти мальчика. Марго, как и я, относилась к нему как к ребенку".
- Аштон и Кейт Мани тоже были в команде "против". Аштон: "Вы всегда влюблены в партнера, с которым танцуете... Как я любил Карсавину, а Карсавина любила Нижинского".
- К тому же Марго знала, что Рудольф до безумия влюблен в Эрика. Хотя это был бы не первый его треугольник с женщиной постарше, и даже не второй, считая Толчиф и Ксению.
- Когда Рудольфа спрашивали прямо, он одним говорил, что нет, а другим - что да, и даже она якобы делала аборт от него. "Надо было мне на ней жениться. Но у меня было много женщин, и это было как твой водянистый салат. Бам-бам-бам... Вколачиваешься часами".
- Кавана считает, что эта ремарка является важным аргументом Против, потому что Марго славилась своими вагинальными мышцами, которыми могла довести партнера до оргазма за секунды.
- Марго на прямой вопрос всегда отвечала отрицательно: "Только этого мне не хватало" - к проблемам в браке.
- Что касается сцены в гримерке, то Кейт Мани, комментируя рассказ Колетт, сказал: Марго побледнела скорее потому, что боялась, что Колетт достанет Тито своими дурацкими вопросами. "А идея, что Тито куда-то там вернулся, просто смешна. Он никогда не задерживался на одном месте дольше, чем на 48 часов".
- Джоан Шринг согласна: "Тито никогда бы не сказал: "Пора возвращаться". Плевать он хотел. Его вообще не трогало, спят они вместе или не спят, для него это была не проблема. Ничто не было проблемой для Тито Ариаса".
- Однако ж Рудольфу таки пришлось съехать. И он закрутил с Элфи Линчем, театральным актером, таким типа "парнем из народа", говорившим на кокни.

фото

- Короче, подводит итог Кавана, они любили друг друга на сцене, а сцена и была для них обоих настоящей жизнью. (Натянула сову на глобус, подвела обоснуй под свой ОТП. Я не понимаю, зачем ей это надо. Она продвигает идею, что отцовско-материнско-партнерской фигурой для Руди вместо Эрика, не справившегося с этой ролью, стало Марго. Но мое имхо такое, что мальчик просто вырос и перестал нуждаться в подобной фигуре. Как он говорил в одном из поздних интервью, женился на самом себе.)
- Примерно такие же отношения у Эрика были с Карлой Фраччи - "любовь, которая не ранит".
- Новый 1964 год Рудольф встречал с Эриком в Копенгагене, где они брали классы у Волковой и переживали второй медовый месяц. Иветт Шовире гостила в Гентофте и, к своему облегчению, не замечала между ними никакого напряжения (она все еще была под впечатлением Штутгартской драмы).
- Она репетировала Жизель с Эриком, у которого был дебют в Парижской опере в феврале 1964.
- Чтобы не отвелекать внимание от Эрика, Рудольф прилетел не на премьеру, а на второй показ, избегал прессы и говорил Эрику, что никого не хочет видеть, кроме него.
- Они потом пошли в "Максим", но была та же история. Эрик: "Все знали, кто он такой, но никто не знал меня".
- Эрику показалось странным, что Рудольф ничего не говорит о балете, который он существенно изменил с помощью Волковой. И Рудольф сказал, что собирался включить "Жизель" в репертуар их с Марго тура в Австралию, но теперь ему кажется, что он никогда не сможет танцевать в этом балете. Эрик сказал ему: переделай. И он переделал.
- Рудольф очень хотел, чтобы у них опять установились отношения учителя и ученика, но баланс между ними сместился безвозвратно. Вспоминая сейчас, как поначалу его страстное обожание, казалось, только отталкивало Эрика, теперь он с изумлением обнаружил, что чувства Эрика к нему только усиливаются, в то время как его ослабевают.
- "В эти дни, я думаю, он не читал Пруста", - сказал Ричард Бакл (что это значит? на что намек? на Свана?).
- Теперь уже Эрик хотел звонить ему постоянно, хотел даже поехать с ним в Австралию. И тон его писем стал несколько самоуничижительным:
"Как чудесно, что ты позвонил мне после того, как работал так много, с таким напряжением и вдохновением, и все равно после этого ты нашел время и желание позвонить мне и подумать обо мне... Для меня это самое прекрасное, - несмотря ни на что и вопреки всему я занимаю место в твоей жизни, которое, надеюсь, никто не займет. (30 ноября 1963 г.) Я надеюсь, ты найдешь минутку для меня, несмотря на занятость (март 1964).
Позаимствую-ка я из треда ФТ плачущего котика , он, я чувствую, мне еще не раз пригодится, и сделаю на этом перерыв. Вообще, далее Кавана уделяет все меньше и меньше внимания Эрику, его писем больше не будет, кроме "прощального", а Руди живет совсем своей жизнью. Действительно, наверное, с этого момента и стало у них все съезжать на тормозах, но динамику этого по Каване не отследишь, а по кому отследишь - не знаю.

Продолжение следует.