Destiny's Waltz - 3 (окончание)

[nakedsword]

В 1984 году Нуреев представил в Париже совершенно новую версию Лебединого Озера, совсем не похожую на его венскую 1964 года. Дизайн делал Энцо Фриджерио, отталкиваясь от того замысла, что все действие происходит у принца в голове (и чье влияние мы тут ощущаем?). И поэтому вся сцена была белой, залитой белым светом, а декорации практически не менялись от акта к акту; все бы ничего, но на фоне этой белизны балерины в белых пачках практически терялись. Публика и критики премьеру зафукали (хотя в Париже оценили эту постановку с годами), а кое-кто не без намека писал, что все это напоминает публичные бани.
Поэтому, когда де Уоррен ставил нуреевское ЛО у себя в Ла Скала, он уговорил и Рудольфа, и дизайнера слегка изменить декорации, не касаясь самой идеи: сцена теперь была серой, с готической аркой и лестницей и т.д. Теперь зрители хотя бы могли различить, что вообще происходит. Премьера в Ла Скала имела успех. Рудольф танцевал Ротбарта, и когда он появлялся на сцене, принц (Андрей Федотов из Большого) с нее как будто исчезал, - такова была до сих пор мощь его харизмы.
Де Уоррен также берет на себя смелость истолковать эту новую концепцию ЛО, где важную роль играет демонический и очевидно гомоэротический Учитель Вольфганг/Ротбарт, который препятствует воссоединению Зигфрида с его идеальной возлюбленной. Почти во всех собственных балетах Рудольфа, по мнению де Уоррена, прослеживается та же идея: раздвоенности между действительным и идеальным, и то же происходило с ним и в жизни: He was tortured by the loves he wanted and those he aspired to. Это очень интересная формулировка, и я затрудняюсь ее толком перевести, чтобы не ускользнули нюансы. Его стремление соблазнить каждого привлекательного мужчину, попадающего в поле его зрения, постоянная смена партнеров - явные признаки невозможности осуществления его мечты. (В принципе да. Как-то уже сложилось у нас видеть в промискуитете Руди всего лишь способ сбрасывать напряжение, а ведь это был еще и поиск.)
Тем не менее, любезно напоминает нам де Уоррен, среди лучших друзей Рудольфа было много женщин, а лучшая из них - Марго, которую он полюбил с первого взгляда и до конца жизни. Друзья-мужчины также имелись в количестве, и это всегда были выдающиеся люди, многого добившиеся на своем поприще, и он мог вести с ними разговоры часами, и весьма глубокие. Он ненавидел тратить время на бессмысленную болтовню и считал большинство людей пустыми и неинтересными. (По-моему, это и есть ключ к загадке лингвистических способностей Рудольфа: наверное, он действительно преуменьшал свои знания языков, чтобы не вести эти самые ненавистные small talks; нафиг они ему не сдались, что бы там ни думал Кейт Бакстер и иже с ним.)
Как говорит де Уоррен, Рудольфа не назовешь garçon manqué (фр. девчонка-сорванец, томбой), он homme manqué. Несмотря на экстравагантную манеру одеваться, в нем не было ничего женственного. В любви он был доминантным партнером, иногда даже склонным к насилию (спасибо за обоснуй для моих быдлокинков, буду чесать их обо все подряд и дальше). После этого де Уоррен делает массу толстых намеков на некоторые ситуации, которые висели на грани уголовного кодекса, но, естественно, ничего подробно не рассказывает. (Фигня, сами придумаем.)
Руди же ему массу пикантных анекдотов о себе рассказал, смеясь над собой и другими, причем некоторые истории действительно были очень стремными, но боялся он тогда, а ржал теперь. Еще он любил рассматривать свои старые фото и с печалью говорить: "Ты знаешь, Роберт, я действительно был очень хорош собой". (Надеюсь, Роберт догадался сказать: "Ты и сейчас хорош"?)
Рудольф постоянно просил де Уоррена подыскать ему дом в Италии, возле Милана, где они могли бы жить втроем, но де Уоррен не знал, насколько серьезно нужно к этому относиться. Однако же Руди, без сомнения, нуждался в семье. Хоть он и выписал своих родственников из России, но терпеть их не мог, даже видеть не хотел. Так что де Уоррены продолжали искать для него подходящую виллу, но и тут подлый Луиджи их опередил. Это с его подачи Рудольф купил Ли Галли за три миллиона долларов. (Кстати, наткнулась на статейку с фотками интерьеров.)
После завершения сезона Рудольф отбыл отдыхать на свой новый остров, а де Уоррены нашли себе курорт поблизости, где к ним присоединялась то Карла Фраччи с мужем, то другие знакомые.
Но пока они отдыхали, в Ла Скала плелись интриги. ЛО было запланировано и на осень, и, вернувшись в Милан, де Уоррен обнаружил, что многие танцоры далеко не в форме: кто с травмой, а кто и попросту разжирел за лето. Он принялся загонять их в форму, а тем временем Union (не совсем понятно, какая организация имеется в виду, профсоюз что ли?) настучал Рудольфу, что в его хореографию внесены изменения и вообще не придерживаются стандартов. Де Уоррен незамедлительно позвонил Руди, и тот сказал: фигня вопрос. Он прилетел в Милан, посмотрел репетицию и заявил, что у него нет никаких претензий. Так интрига и сдулась.
Тем временем, однако, Рудольфа самого поперли из Парижской оперы. Де Уоррен очень расстроился и предложил ему свое место. Но Бадини уже не хотел, да и Рудольф не хотел - он постепенно стал снижать свою активность.
А Луиджи свою активность, наоборот, расширял. Поскольку он уже не мог много зарабатывать на Рудольфе, он нашел испанскую труппу фламенко, с которой стал ездить по всему миру, а именно - со спектаклем "Кармен".

оффтоп про фламенко

И вот на этом месте я аж подпрыгнула. Дело в том, что тогда, в конце 80-х, по всему миру гремел фильм "Кармен" Карлоса Сауры, в котором играли Антонио Гадес и танцоры его студии. А Антонио Гадес - это для фламенко то же, что Нуреев для балета; очень, очень рекомендую приобщиться, если кто-то еще не. Для начала стоит посмотреть эту самую "Кармен", а потом "Кровавую свадьбу" того же Сауры, именно в таком порядке.
Судя по всему, они с Рудольфом никогда не пересекались ни в личном, ни в профессиональном плане, и мне от этого немножко больно - какого "Дон-Кихота" они могли бы поставить вместе! В 1978-1981 гг Гадес возглавлял Национальный балет Испании, но, похоже, Рудольф в то время в Мадрид не заглядывал. Препятствием к их сотрудничеству могло стать то, что Гадес был правоверным коммунистом (и сторонником независимости Каталонии, бгг), часто выступал на Кубе и т.д.
На сайте Пиньотти Гадес значится в числе артистов, с которыми он работал как импрессарио, но, похоже, в 1989-1990 он все-таки возил не ту труппу и не ту "Кармен": просто воспользовался успехом фильма и модой на фламенко, которая началась после этого. Короче говоря, очень жаль, что Нуреев и Гадес не работали вместе.
Де Уоррен запомнил слова Луиджи: "Рудольф никому ничего не дает. Но он дает возможность заработать на нем, используя его имя". Чем Луиджи и занимался, используя все мыслимые способы: например, брал деньги с тех, кто желал быть представленным ему, а также комиссию за его покупки, не всегда наличными, иногда подарками. Де Уоррен наблюдал один такой случай с приобретением никуда не годной картины (св. Себастьяна, конечно же), за что Луиджи получил от владельца галереи маленький презент. (Если честно, ситуация, описанная де Уорреном, совершенно неубедительна. Я не сомневаюсь в том, что Луиджи был тот еще жук, но все же хотелось бы более веских доказательств.)
Следующим летом Рудольф пригласил де Уоррена на Ли Галли. До того они довольно долго не виделись, и теперь де Уоррен был потрясен тем, как он изменился. А еще до того Рудольф затеял грандиозную подготовку к своему 55-му юбилею (видимо, так ему не понравилось то, что сделали на его 50-летие, что следующей круглой датой он решил заняться сам). С этой целью создавался специальный фонд, а ответственным за программу Рудольф назначил де Уоррена, подписав документы, которые давали ему карт-бланш в плане ее реализации. Планировалось привлечь массу знаменитостей, например Паваротти, которого пригласили первым и он с радостью согласился.
То, как Рудольф справлялся со своей болезнью и ежедневно уменьшающимися возможностями, - это, по мнению де Уоррена, "урок для всех нас". И хотя чем дальше, тем больше возникало сомнений в том, сумеет ли Руди вообще дожить до своего 55-летия, де Уоррен продолжал приглашать артистов и заказывать помещения. Патронировать мероприятие согласилась Жаклин Онассис и кто-то из членов британской королевской семьи (принцесса Маргарет, скорее всего).
Как известно, Рудольф основал несколько фондов, куда вложил свои миллионы: в Лихтенштейне, Чикаго и т.д., но де Уоррен пишет, что осенью 1992 года Рудольф признался ему, что недоволен тем, как в них идут дела, и хочет организовать новый, куда, по истечении текущих соглашений, т.е. через 6 месяцев, перевести все средства.
И вот де Уоррен явился к нему на Ли Галли, с подарками - трикотажем от Миссони (очень часто Руди даже не распаковывал подарки и бросал их где попало, так что они с Жаклин постарались выбрать то, на что он точно обратит внимание), и выслушал обычное "Привет, босс", и изо всех сил постарался спрятать свои эмоции.
Обсуждали они подготовку к юбилею; Рудольф был твердо намерен сделать все, чтобы эти празднества состоялись - с ним или без него. Однако этой его последней его мечте не суждено было сбыться, поскольку на его денежки уже было много желающих. Присутствовали также Люба Мясникова с мужем - красили садовую мебель и приводили в порядок дом. От "личного ассистента" Рудольфа Барри (чо за Барри? может, Саймон?) толку в практическом плане было мало, но он был очаровательным блондином, знал об этом и умел поддержать интерес Рудольфа к жизни.
Пока Люба готовила обед, позвонил Валентино, который на своей яхте как раз проплывал мимо и пригласил Руди покататься с ним. Тот сначала воодушевился, собрался надеть те шмотки, которые де Уоррен ему подарил, но вернулся из спальни все в том же халате, печальный. Он понял, что у него не хватит сил даже на это. Попытались дозвониться до Валентино и не смогли, связь на острове была плохая, и Рудольф попросил де Уоррена сходить на причал и принести извинения за него.
Валентино очень расстроился и принялся расспрашивать де Уоррена о том, в каком Руди состоянии, предложил свою помощь в организации юбилея, и т.д. И в этот момент де Уоррен внезапно осознал, какого масштаба фигура на самом деле Нуреев. Он до конца не понимал этого раньше, хотя и готовил столь пышное торжество в его честь, и все, кого бы он ни приглашал, отзывались с восторгом. Им с Жаклин всегда казалось, что ИХ Рудольф - другой, свой, домашний. Таким он был со считанными людьми, может быть, еще с Шарлем Жюдом и парой других.
Вернувшись, де Уоррен продолжил работу над документами с Руди, и он всячески подчеркивает, что тот был в здравом уме и твердой памяти, когда этим занимался.
А дальше идут такие абзацы, которые я просто не смею переводить своими кривыми ручонками, поэтому просто вставлю сюда этот кусок.


А после де Уоррен без всякой жалости к себе рассказывает о том, как после прощального поцелуя вытирал рот тыльной стороной руки, хотя не очень-то и помнил, как добрался с Ли Галли обратно на тот курорт, где отдыхал с женой.
Окончание главы, где речь идет о стае стервятников, собравшейся у постели умирающего, я вновь-таки не смогла дочитать, как и Кавану до этого, может, когда-нибудь мне удастся и то, и другое. Надо же разобраться в денежном вопросе. Так что пока всё, остается только поблагодарить де Уоррена за эти прекрасные воспоминания.

P.S. Листала Солуэй в поисках хоть каких-то упоминаний о де Уоррене и подготовке к юбилею, ничего не нашла, зато наткнулась на, пожалуй, единственное свидетельство о том, как Эрик относился к блядству Руди, причем с самого начала. Гор Видал вспоминает, как Рудольф приехал к нему в гости с Ли Галли, чтобы обсосать свежую сплетню насчет Питера Мартинса (датского танцовщика, которого Руди называл "датской принцессой") и его жены. Заодно Рудольф рассказал, как когда-то намеревался соблазнить Мартинса, но Эрик ему отсоветовал: "Не делай этого, ему всего 16 лет. Тебя посадят в тюрьму". 16 лет Мартинсу было в 1962 году. Однако Рудольфа я понимаю: