Eveline Godley. THE GREAT CONDE - 9

[nakedsword]

Если прежние кампании Конде были героическими, а порой и трагическими, то эта стала чисто комедийной. Клоунов хватало, и Гастоша был даже не самым смешным из них.

- Фландрия всегда была самым популярным местом несения службы, а уж когда стало известно, что там будет К., от волонтеров не было отбоя. Те, кто служил с ним давно, ревновали к новичкам.
- Юные дворяне вились вокруг К. роем, все исполненные рвения, все доблестные, а у некоторых из них других навыков и не было. К. разрывался между удовольствием, которое получал в их обществе, и острым неприятием, скорее инстинктивным, чем сознательным, бардака, воцарившегося в войске.
- В конце концов ему пришлось найти для каждого из них хоть какое-то, пусть номинальное занятие. Это обернулось двойной или тройной нагрузкой для него, т.к. ему приходилось следить за ними и исправлять их промахи.
- Реально опереться он мог только на Грамона, единственного маршала под его командованием, и на трех самых опытных петиметров - Колиньи, Шабо и Ла Мюссе.
- У Гастоши под непосредственным командованием были три маршала: Гассьен, Рантцау и Ла Мелльере. Но Гастоша слушал не их, а аббата де Ла Ривьера.
- И всем было интересно, кто будет «контролировать неуравновешенный разум главнокомандующего», К. или Ла Ривьер.
- Объединенные силы «армии Пикардии» и «армии Шампани» составили 30 тыс. чел. У испанцев было столько же, а командовал ими в этом году Карл Лотарингский, на чьей сестре Гастоша был женат.
- На первом военном совете в Аррасе 7 июня 1646 года состоялся и первый поединок воли между К. и Ла Ривьером, и не сказать, чтобы К. выиграл.
- Автор объясняет так, что Ла Ривьер был трус и поэтому уболтал Гастошу накладывать вето на все рискованные предложения К.
- В итоге совет превратился в хаос. Не привыкший к такому сопротивлению, К. почти рыдал от ярости и засобирался в Париж.
- Чтобы его успокоить, ему предложили сформировать из его войск авангард и выступить на север.
- Первая мысль К. была, конечно же, о том, как бы спровоцировать генеральное сражение. Он подошел к Турне, обеспечил переправу через Шельду и сообщил Гастоше, что надо готовиться к атаке.
- В ответ Его Королевское Высочество изволил передать, что он изменил план кампании (которого у него, в общем-то, не было) и решил осадить Куртре.
- Следовательно, войско К. превратилось в арьергард, и в его задачи входило лишь прикрывать обозы и сторожить, не появится ли враг.
- Осада - не так интересно, как битва, но все же лучше, чем ничего. Хоть К. был разочарован и унижен, но понимал, что сейчас лучше не нарушать дисциплину, а потому немедленно выполнил все приказы. Больше всего он хотел, чтобы эта кампания была успешной, а для этого ему нужно было как-то договариваться с Гастошей.
- Куртре осадили 14 июня, но испанцы успели усилить гарнизон, в том числе одним умелым итальянским военным инженером.
- Однако ж и противник французов не отличался особой логикой в поведении. Старшая М-ль писала после первой встречи с Карлом Лотарингским: «Если бы я не знала, что он очень умный человек, я бы решила, что он чокнутый». Мария Гонзага называла его «сумасшедшим с бессвязными речами». И на поле боя он вел себя не менее странно, чем при дворе, а когда кто-то возражал против этого, он просто забирал свою армию и шел наниматься к кому-то еще.
(Я не помню, кто именно, может, Годли потом в этой же книге, говорил, что такое поведение Карла объяснялось тем, что он очень берег свои войска, в первую очередь своих лотарингцев, т.к. их сдача в аренду была его единственным средством пропитания. Поэтому он вступал в битву только тогда, когда был уверен, что сможет выиграть без больших потерь.)
- Он не делал никаких попыток снять осаду с Куртре, и все, что случалось, - это мелкие стычки, которым никто не придавал значения, кроме аббата Ла Ривьера, над которым потешалась вся армия. Он якобы даже умолял Гастошу немедленно снять осаду, чтобы спасти его драгоценную (Гастошину) жизнь.
- Гассьен, чьи отряды стояли ближе всего к врагу, развлекался тем, что поднимал среди ночи тревогу, только для того, чтобы напугать Ла Ривьера.
- Проблема заключалась в том, что от этих «гасконад» страдали в первую очередь люди К. (который уже вернулся и присоединился к осаде), и тот мстил тем, что ядовито издевался над «бездельниками Гассьена», и так между ними пролегла первая трещина.
- Зная, как велики силы испанцев, гарнизон города надеялся на скорое освобождение, но это они еще не знали о военных методах Карла Лотарингского. Поскольку ничего не происходило, начальник гарнизона начал переговоры об условиях сдачи.
- Он послал запрос к К., которого считал реальным лидером, но он был вынужден перенаправить его к Гастоше, а тот так затянул переговоры, что Карл Лотарингский воспользовался этим и увел свои войска подальше от Куртре, чем подтвердил мнение Старшей М-ль о его глубоком уме.
- 29 июня гарнизон сдался, а французские офицеры кусали локти, слыша весть о том, что испанская армия растворилась в тумане: «Вот если бы послушали господина герцога!»
- К. тем временем подбивал клинья к Гастоше, нащупывая его слабые места. Главным было нежелание нести ответственность хоть за что-либо и стремление переложить ее на чужие плечи, и вот тут-то К. мог бы ему помочь.
- 16 июля армия двинулась на север, и этот марш все запомнили надолго, потому что было очень жарко. Питьевая вода быстро закончилась, солдаты пили из каналов и страдали поносом.
- Шуппе пишет, что однажды они разбивали лагерь на большой безлесной равнине, а обоз задерживался, и обоим принцам крови негде было расположиться, кроме как в карете, под палящим солнцем. Прослышав, что у Шуппе есть палатка, они немедленно ее отобрали, предоставив ему устраиваться как хочет.
- Французская армия маршировала не просто так, а в надежде соединиться со своим новым союзником Фредериком Оранским (дедом Вильгельма). Лучшие годы его были позади. Его разрывали на части жена, симпатизировавшая немцам, и сын, склонявшийся к альянсу с французами.
- Грамон говорил, что «принцесса Оранская лишает мужа последних остатков разума».
- Армии у голландцев не было, зато был флот, чья поддержка была не лишней.
- К. чувствовал, что его влияние растет, и пытался таки затеять генеральное сражение, но даже его сил не хватало на то, чтобы заставить Гастошу и Карла Лотарингского столкнуться, когда они оба этого не хотели.
- В какой-то момент показалось, что ему повезло: аббат Ла Ривьер заболел и остался в Куртре, а армию Карла Лотарингского заметили возле Брюгге. К., бывший во главе авангарда, послал Гастоше сообщение, что нужно немедленно поднимать всю остальную армию и двигаться туда.
- Послание доставил Шаваньяк. Гастоша обедал. Он сказал: «Передайте моему кузену, что он может нападать в любой момент, мы вот-вот к нему присоединимся». Но Шаваньяк был умный и хорошо знал Гастошу; послонявшись по лагерю, он не заметил никакого движения, о чем и сообщил К.
- Тот ждал и ждал (с одним авангардом он напасть не решился), а Карл Лотарингский тем временем опять растворился в тумане.
- Чтобы как-то унять свою злость, К., что было неслыханно для его ранга, ночью пошел в разведку с небольшим отрядом. Они взяли в плен испанского офицера, который не узнал К.
- Офицер сказал, что Карл таки собирался дать бой, но затем выяснил, что во главе авангарда находится К., и передумал.
- После многих таких бесплодных маневров французская армия вернулась к Куртре с новым планом - захватить прибрежные города, которые откроют дорогу к «девственному» Дюнкреку.
- Взятие Дюнкерка уж точно утешило бы К.
- Сначала захватили Берже, всего за два дня, потом осадили Мардик, а Карлу Лотарингскому надоело воевать, и он передал командование Беку. Но тот тоже считал нужным скорее укреплять города, чем давать сражения в поле.
- Испанцы передавали в Мардик снабжение по морю (голландский флот еще не пришел на помощь французам), и этот город сдаваться не собирался. К тому же испанцы ловким маневром отрезали французов от Куртре.
- И без того эта осада превратилась бы в испытание. Особых укреплений у Мардика не было, зато его окружали сплошные дюны: никаких укрытий, и не так-то легко рыть траншеи и возводить укрепления в песке.
- Тут наконец пригодились волонтеры, которые принялись демонстрировать свой энтузиазм и рисковать жизнью с явным наслаждением, выделываясь перед К.
- 13 августа Бюсси-Рабутен, который был лейтенантом на участке осады К., давал обед для своих приятелей. К. одолжил ему своих скрипачей.
- После первой же перемены блюд поднялась тревога: враг предпринял вылазку. Бюсси немедленно помчался со своими солдатами в траншеи, а с ним и его гости.
- В траншеях оказалось, что швейцарскую охрану снесли, и триста человек вражеских солдат энергично уничтожают все, что с таким трудом возвели накануне французы. Их прикрывала испанская пехота.
- Половину своих людей Бюсси послал к этой пехоте, а со второй половиной набросился на вредителей.
- И на них же напал К. со своими людьми. Таким образом Бюсси впервые увидел его близко в битве - «зрелище, которое нелегко забыть».
- Бюсси пишет: «Я никогда не мог вспомнить тот вид, в котором застал принца, не думая одновременно о картине, на которой художник изо всех сил постарался изобразить сражающегося Марса».
- К. дрался без доспехов, и его правый рукав был весь в крови; им овладела лютая ярость при виде того, что дорогие его сердцу земельные работы были уничтожены.
- Бюсси крикнул ему: «Вы не ранены?», и он ответил: «Нет, это кровь этих мерзавцев!»
- Коварное нападение было отбито, и не без потерь. Когда Бюсси вылез из траншеи, он наткнулся на компанию волонтеров - юношей из благороднейших семей, чьи, имена, как пишет автор, «звучат сладкой симфонией»: Шарль-Амадей Савойский, Немур, Марсийяк (будущий автор «Максим»), Гастон де Фуа и прочие. Очень расстроенные тем, что не успели к раздаче, они стали подбивать Бюсси повести их в атаку на испанцев, отступивших за свои частоколы.
- Бюсси был не трус, но колебался, т.к. испанцы отступили в боевом порядке, а со стен их прикрывали огнем. Но одним из тех, кто просил, был принц (Немур), а если принц просит, то дворянин не может отказать.
- И вот эта горстка всадников с потрепанным отрядом Бюсси-Рабутена под его командованием атаковала батальон испанской пехоты под жесточайшим огнем. Под Бюсси убили лошадь, Гастон де Фуа и еще двое были убиты, Марсийяк и Немур ранены.
- При всем своем уважении к принцам, Бюсси-Рабутен пишет, что Немур в данном случае свалял дурака.
- В принципе, он был готов к продолжению атаки, но К. послал к нему гонца с приказом отступить и такими комплиментами, что он почувствовал себя на седьмом небе от счастья, как будто только что взял Мардик.
- Потом еще К. вызвал его к Гастоше и расхвалил перед ним.
- Собственно, вся роль Гастоши к этому и сводилась, и он чувствовал, как унижается его достоинство. Пожаловаться ему было не на что - К. четко выполнял его приказы, жертвуя своими планами; но сама сила личности К. принижала его. Что бы он ни сказал, вся армия будет слушать К.
- Ла Ривьер тем временем боялся за свою жизнь больше, чем раньше, и не из-за испанцев, а из-за своих соотечественников. Все солдаты его ненавидели и поклялись убить его, если погибнет К.
- По иронии судьбы, через два дня К. пострадал по неосторожности собственного солдата, который уронил фонарь в порох. К. находился так близко, что ему сильно обожгло лицо, и он едва не потерял зрение.
- В конце августа на горизонте наконец-то показался голландский флот, и Мардик сдался.
- Гастоша теперь мог вернуться ко двору и пожинать лавры. Хотя если он уедет, то командующим останется К. и пожнет самый сочный плод - Дюнкерк.
- Но Мазарини уговаривал Гастошу вернуться, т.к. видел, что он попадает под влияние К., а дом Конде, с точки зрения кардинала, и без того стал слишком могущественным.
- Конде-старший тем временем обнаглел как никогда. 14 июня того же года в Средиземном море погиб брат Клер-Клеманс, и Конде-старший заявил, что ее и К. сын должен унаследовать не только состояние юного герцога де Брезе, но и его должность главного адмирала Франции. А Мазарини не хотел еще и так усиливать дом Конде.
- В то же время дать кому-то еще этот пост он боялся и в итоге посоветовал королеве оставить его за собой (королева-адмирал! Круто.)
- К. воспринял эту новость спокойно, со словами: «Тем с большей милостью она сможет потом передать этот пост мне».
- Характерно, что сам покойный де Брезе ему нравился, и в письмах К. видна искренняя скорбь по нему.
- К. было не с руки сейчас ссориться с Мазарини, потому что перед осадой Дюнкерка его армия нуждалась в подкреплениях. В числе прочего ему прислали де Ла Ферте, английских наемников, а три тысячи человек прислала польская королева. (Якобы среди них был Богдан Хмельницкий, и совсем уж легенды гласят, что и Иван Сирко, знаменитый казак-характерник, тоже, вот это было бы любопытно узнать.)
- Главным над поляками поставили Сиро. Те изумляли весь лагерь своими варварскими привычками, например тем, что жили не в палатках, а в землянках, «как кролики в норах». (Потому что к другому климату привыкли, поняли, лягушатники гламурные?)
- Как только Гастоша с Ла Ривьером усвистали в Париж, К. созвал военный совет и сказал, что собирается осадить Дюнкерк. И опять его не поддержали даже ближайшие сторонники (Колиньи и Ла Мюссе были против), и опять он настоял на своем.
- 19 сентября началась осада Дюнкерка. Он был заново укреплен испанцами, гарнизоном командовал опытный в осадах Гийом де Лед, фламандец. Да еще кругом пески и вода, и погода испортилась: дождь не прекращался. Офицеры послали за зимней одеждой, а солдаты массово дезертировали.
- Но К. с обычной энергией надзирал за осадными работами, параллельно отбивая попытки испанцев снять осаду извне.
- Потери у французов были хуже, чем под Мардиком, погибли и два «дамуазо» из ближнего круга: Ги де Лаваль, сын мадам де Сабле, «один из красивейших мужчин Франции», и Луи-Альфонс де Шабо.
- Тем временем траншеи дорыли уже до контрэскарпа и приготовились закладывать мины. Де Лед, видя, что все попытки Бека прийти на помощь напрасны, послал к К. парламентера договариваться о сдаче.
- К. предложил самые почетные условия при немедленной сдаче, а если нет, то всех зарежут. Кроме того, он знал, что сам парламентер, испанский дворянин, когда-то был во французском плену и сбежал, нарушив данное слово. К. поручил Паллюо доставить его обратно в город, а по дороге всячески запугивать тем, что будет с ним лично, если он опять попадет в плен. Это или что-то другое помогло - утром 12 октября Дюнкерк сдался,
- К. ждал за воротами и вежливо приветствовал уходящего испанского губернатора. Вместе они стояли и смотрели, как испанцы маршируют из города, а французы - в город. И некоторые заметили, что де Лед смотрел вовсе не на солдат, а на молодого человека, стоящего рядом с ним, причем с явным восхищением. (Шипнуто!)
- Рядом с ними еще были Рантцау и Гассьен. Рантцау - очень довольный обещанным губернаторством города, а у Гассьена настроение было похуже.
- Их отношения с К. постепенно портились. К. был высокомерен, как Бурбон, а Гассьен забывал, что рядом с ним уже не тот неоперившийся юнец, каким К. был перед Рокруа, и часто нарушал дисциплину и этикет.
- По условиям сдачи всех испанских пленных надо было отпустить, и К. спросил де Леда, выполнено ли это. Де Лед сказал, что шестерых еще удерживают. И кто? Гассьен.
- К. потребовал объяснений. Гассьен не очень вежливо ответил, что поступил так, как считал нужным. К. взъярился и сказал: «Вы должны мне подчиняться, господин маршал, точно так же, как самый последний и негодный солдат в этой армии».
- Это была уже серьезная ссора. Остаток кампании Гассьен провел, изощренно нарушая субординацию, а К. громко высказывался о «гасконском капрале, возомнившем себя невесть кем». Может, они еще и помирились бы, но через год Гассьен погиб - разумеется, в бою.
- И как только Дюнкерк пал, на К. обрушились обычные потоки славословий. Корнель написал одно из них в посвящении к «Родогуне».
- К. еще месяц пришлось провести в армии, а потом он поспешил в Шантильи.
- Папа его уже помирал, но до последнего жестко рулил домом. На смертном ложе он дал сыну и дочери совет, который оказался пророческим: никогда не идти против короля, потому что на этом пути вы ничего не обретете, а только потеряете все, что имели, став рабами своих последователей.
- Он еще успел порадоваться перед самой смертью, когда узнал, что Гастошина жена родила дочь. Это значило, что К. унаследует титул Первого принца крови.
- Мало кто сожалел о Конде-старшем лично, но некоторые жалели, во-первых, потому, что он всегда был предан короне, хотя и небезвозмездно, а во-вторых, он был единственной силой на земле, способной сдерживать К.