Арест и новый пейринг.
читать дальше- И уже до конца года произошли три инцидента: 1) история с Жарзе, которая оскорбила королеву; 2) «война табуретов», которая оскорбила знать; 3) брак юного герцога Ришелье (внучатого племянника покойного кардинала), который оскорбил всех.
- Маркиз де Жарзе отличился при Фрайбурге (так правильно называется этот город), а потом еще в драке в ресторане Жарден Ренар (пока К. был в Бургундии). Там молодые роялисты - Жарзе, Кандаль, Бутвиль - зацепились с Бофором и другими фрондерами. Слово за слово, опрокинутые столы, шпаги из ножен и т.д.
- К. сделал его своим шпионом при дворе, где он вовсю притворялся роялистом. Ему также показалось, что королева уделяет ему особое внимание. А так как К. вслед за всеми считал Мазарини любовником Анны, то он решил, что заменить его на Жарзе - это хорошая идея.
- И Жарзе принялся соблазнять королеву, причем еще и в весьма забавной манере. Королева сначала только посмеивалась, но потом он ей надоел, и она его послала публично.
- Неизвестно, насколько К. одобрял и вдохновлял ухаживания Жарзе, но затем он решительно за него вступился как за своего человека. Удалив его от двора, нанесли оскорбление лично К. Если королеве не нравилось его поведение, то она должна была сказать об этом К., и он, если бы счел нужным, сам его убрал, но тихо, без скандала. Более того, он потребовал, чтобы она вернула его обратно ко двору. Ясно, что после этого королева и днем и ночью думала, как бы наказать К. за такую дерзость.
- В то же самое время началась «война табуретов». Внезапно дома Альбре и Ларошфуко решили, что они происходят от иностранных принцев, а раз так, то им нужны их права, в частности право для их жен сидеть в присутствии королевы на табурете. Ларошфуко шепнул Лонгвильше, а та убедила К., что он должен показать свое влияние, настояв на удовлетворении этих требований.
- Мазарини, предвидя последствия, коварно посоветовал королеве с этим согласиться.
- Ну и поднялся крик: герцоги и маршалы Франции, не имевшие такого права, стали доказывать, что у них родословные не хуже. Либо им тоже надо дать эту привилегию, либо тогда уж никому.
- К. тут оказался в одиночестве, все объединились против него. Гастоша сначала его поддерживал, но, увидев, какой поднялся шторм, быстро поменял свое мнение. И королева отозвала «право табурета» у Альбре и Ларошфуко, несмотря на все усилия К.
- Герцогу Ришелье было 20 лет, он был богат и находился под строгим надзором мадам д’Эгийон. Мадам де Понс, вдова за 30, была старшей сестрой Марты дю Вижан, и денег у не водилось вообще. Сначала Эгийон поощряла ее дружбу с племянником, надеясь, что она научит его светским манерам. Но у Понс были другие планы, и юноша влюбился по уши. Он даже не пытался уговорить тетку, а обратился сразу к К., известному покровителю влюбленных. (Купидон, которого мы заслужили.) А тетка хотела женить его либо на м-ль де Шеврез, либо на одной из племянниц Мазарини.
- К. решил помочь юному герцогу не только из сентиментальных соображений, но и потому, что Ришелье должен был стать губернатором Гавра – тоже ключевого города в Нормандии.
- Он сам проводил пару в Три, присутствовал на свадьбе как посаженный отец и жениха, и невесты, подписал брачный контракт как свидетель. При дворе никто ничего не знал до последнего.
- А узнав, многие возмутились, а когда королева сказала, что аннулирует брак из-за того, что жениху нет 25, К. заявил, что нельзя аннулировать брак, который он одобрил и засвидетельствовал.
- Мазарини начал продвигать идею ареста К. Однако сначала надо было поссорить его с фрондерами. И Мазарини сказал К., что на него готовится покушение на Новом мосту. К. послал туда свою пустую карету, и по ней действительно выстрелили. Назавтра весь город заговорил о том, как Рец и Бофор покушались на К.
- И тот поверил, как дитя. Саму эту попытку он воспринял не как опасность, а как оскорбление. Он подал формальную жалобу, но не предпринял никаких мер предосторожности. (Рец тоже купился на это, как ребенок, и с упоением защищался от обвинений в парламенте, вместо того чтобы подумать, а кому все это выгодно.)
- И Мазарини тут же начал секретные переговоры с фрондерами, убеждая их в необходимости ареста К., который теперь был всеобщим врагом. В дело были посвящены всего 17 человек, среди них Эгийон, Шеврез, Бофор, Нуамуртье, которого подкупили обещанием герцогского патента, и др.
- Теперь оставалось только убедить Гастошу, т.к. без его письменного согласия нельзя было обойтись. А перед тем нейтрализовать Ла Ривьера, который, желая стать кардиналом, помешал бы ему выступить против К.
- За дело взялась Шеврез. Она внушила Гастоше, что Ла Ривьер вмешивается в его любовные интрижки, а еще заключил тайный альянс с К. и т.д.
- Гастоша вообще-то совсем недавно поклялся при свидетелях, что будет сообщать К., если что вдруг против него готовится, но это же Гастоша. Никогда свое слово не держал, так незачем и начинать.
- И он санкционировал арест не только К., но и Конти с Лонгвилем. А еще мадам де Лонгвиль и тех, на кого она могла опасно повлиять: Ларошфуко, Тюренна и Буйона. И последним в этом списке был Ла Мюссе (автор пишет – «потому что он был известен своей преданностью К.». Гито сочли недостойным внимания.)
- Арест был назначен на 18 января 1650 года, когда все три принца должны были явиться на королевский совет.
- Характерно, что Лонгвиль давно уже чуял неладное и на эти советы не ходил, но тут его заманили обещанием какой-то милости.
- К. всегда посещал советы, хотя тоже постоянно испытывал тревогу. По свидетельству камердинера, он тогда не спал ночами, ходил из угла в угол или писал письма.
- Два раза он чуть было не узнал правду. Один раз до него дошел слух, будто Рец, переодетый в светское платье, часто шастает в Пале-Рояль. И К. спросил Мазарини, правда ли это. Но кардинал очень удачно отшутился, что если такое случится, то он обязательно позовет К., чтобы тот посмотрел на кривые ноги коадьютора.
- Второй раз случился уже утром 18-го, когда он неожиданно зашел в кабинет к Мазарини, когда тот с секретарем готовил бумаги для ареста. Мазарини метнулся из-за стола ему навстречу, а секретарь тем временем припрятал бумаги. Более того, они даже заставили К. подписать приказ о выделении солдат для собственного эскорта в тюрьму, сказав, что это для другого узника.
- К. обедал с матерью, а та тоже кое-что слышала и посоветовала сыновьям не ходить в Пале-Рояль, но К. сказал, что лучше знает: это, мол, Ла Ривьер распускает слухи, чтобы переманить Гастошу к Фронде.
- Чем ближе к совету, тем хуже чувствовала себя королева. Хоть К. ее порядком достал, но она помнила, сколько он сделал для Франции и для нее за последние 7 лет. Она бы, конечно, не передумала, но людям в глаза смотреть было стыдно, и она улеглась в постель якобы с головной болью.
- Вдовствующая принцесса пришла ее проведать, а тут и К. явился – поскольку так требовал этикет. Он оставался с ними несколько минут, и тогда мать в последний раз видела сына.
- Когда они ушли, королева, собравшись с силами, отдала приказ «старому Гито», позвала короля в молельню и объяснила ему, что происходит. Там они оставались, молясь, пока дело не было сделано.
- В галерее меж тем собирались на совет люди. Мазарини в последний момент струсил и сказал Ла Ривьеру: «Давайте вернемся в мой кабинет, я должен сказать вам нечто важное». А тот был и рад: К. перед тем на него за что-то наорал. Гастоша, конечно, вообще не явился под предлогом болезни.
- Наконец двери открылись, но вместо королевы зашел Гито-старший и двинулся к К. Тот, думая, что он чего-то попросит для себя или младшего родственника, выступил вперед и спросил, чего он хочет.
- Гито, понизив голос, сказал, что должен арестовать его, Конти и Лонгвиля. «Арестовать меня! – воскликнул К. с недоверием. Потом сказал: - Ради бога, подите сейчас к королеве и попросите ее поговорить со мной». Гито ответил, что это бесполезно, но пошел. Дворец уже был окружен.
- К. повернулся к остальным, которые ничего не слышали, и сказал: «Господа, королева приказала арестовать меня. И вас. – Он указал на Конти. – И вас. – На Лонгвиля. – Должен признаться, что это сюрприз для меня, я всегда верно служил королю и был уверен в дружбе кардинала».
- Вернулся Гито и передал отказ королевы увидеться с ним. К. знал, что после таких арестов можно всю жизнь провести в тюрьме, но гордость и происхождение диктовали его поведение.
- Он спокойно сказал Гито: «Ну что же, тогда идем. Куда вы меня отведете? Надеюсь, в теплое место». Гито сказал, что в Венсенн. Потом К. попросил остальных не забывать его и то, что он был верным слугой короля. Лонгвиль и Конти молчали.
- Вошел Комменж, племянник Гито и его лейтенант с охраной, и они повели принцев по потайной лестнице, узкой и темной. К. шел первым, и у него возникло некое подозрение. Он обратился к Комменжу: «Вы человек чести; скажите, чего мне опасаться?» И напомнил Гито и Комменжу, что всегда считал их друзьями, покровительствовал им и их родственникам (кхм-кхм). Комменж сказал: «У меня нет других приказов, кроме как доставить вас в Венсенн».
- Внизу их ждало кавалерийский эскорт под командованием Миоссана и карета. Этими кавалеристами когда-то командовал Шатийон, и К. сказал им: «Это не Ланс!» Они ничего не ответили, возможно, не узнали его в темноте.
- За Парижем дорога была такая неровная, что на каком-то ухабе карета перевернулась набок и узники оказались на свободе. Первым делом Миоссан схватил К., т.к. знал, что он бегает так быстро, что в темноте и на пересеченной местности его никто не догонит. К. сказал: «Что вы делаете, я не собираюсь бежать!» Но Миоссан уверял Моттвиль, что К. таки сделал движение, чтобы удрать, прежде чем он наложил на него лапы.
- Карету поставили на колеса и поехали дальше. Комменж торопил кучера, а К. со смехом сказал ему: «Не бойтесь, за нами никто не гонится. Я не принял никаких мер предосторожности».
- По пути К. спросил Гито и Комменжа, почему, по их мнению, королева так поступила. Комменж ответил, что единственное его преступление – такое же, как у Германика перед Тиберием: он слишком велик.
- К их приезду в Венсенне никак не подготовились по причинам секретности, не было ни кроватей, ни еды. Сообразили какую-то яичницу, но вина не оказалось. «Оно должно быть, - сказал К., - раз Рантцау здесь». Рантцау арестовали чуть раньше за переговоры с испанцами и держали в другой части замка. И вино у него таки нашлось.
- Но кроватей так и не отыскали, и большую часть ночи узникам пришлось сидеть на стульях. Конти и Лонгвиль были подавлены, а К. над ними смеялся и заставлял их играть с собой в карты.
- Еще у него был долгий спор с Комменжем по поводу астрологии. Тот, как и все прочие, поражался его искусству вести беседу. Когда К. хотел, он мог быть настолько же очаровательным, насколько большую часть времени бывал отвратительным.
- Комменж вернулся из Венсенна через неделю и честно сказал при дворе, что никогда в жизни он не проводил время так хорошо. (Шипнуто!) Еще он сказал, что мечтал бы охранять К. все время его заключения, если бы не боялся, что не сможет присматривать за ним с должной строгостью. И нашлись свидетели, которые видели, что они расставались со слезами на глазах, хотя оба не отличались особой чувствительностью. (ГАЛЯ!..) (А это все рассказала нам м-м де Моттвиль, которой Комменж плакал в жилетку.)
- Немало людей покоробил тот факт, что иностранец посадил в тюрьму Бурбона, принесшего столько славы родине. Но большинство радовалось, и горожане жгли костры на улицах в честь того, что этот Дьявол, который хотел заморить их голодом, получил то, что заслуживал.