Сегодня в нашем сериале: самые драматические моменты Фронды.
читать дальше- 27 марта 1652 года К. выехал из Ажена в компании 9 человек: Ларошфуко, Шаваньяка, Гито (а как же), 15-летнего принца Марсийяка, двух офицеров Ларошфуко, еще одного гасконского дворянина, де Леви, слуги К. по имени Рошфор и Гурвиля.
- Они выехали из Ажена якобы в Бордо, а на дороге их встретил слуга, который привез 4 мушкета в бочке. К., Ларошфуко, его офицер и Гурвиль взяли по мушкету. К. потом отдал свой Рошфору (тяжело же!).
- У этого маркиза де Леви был паспорт, выписанный Аркуром, на проезд его со слугами в Овернь, который пригодился бы им везде.
- Они двигались на север почти по прямой, к Орлеану, возле которого Немур и Бофор собирали свои силы. Долина Луары теперь стала главным местом боевых действий, поскольку туда перебрался двор, под защиту Тюренна. Победив его, фрондеры могли бы захватить королеву, короля и Мазарини и двигаться на Париж. Но пока Бофор и Немур ругались между собой и получали сотни противоречивых приказов от К. и Гастоши, роялистам нечего было бояться.
- Все путешественники взяли себе имена из паспорта; К. назвался «Ла Мотвиль». Но ни к какой маскировке он не прибегал, т.к. это было бесполезно, его узнали бы уже по тому, как он держал голову, и единственный выход заключался в том, чтобы избегать дорог и скоплений людей.
- На следующий день утром, пока все прятались в хлеву, Гурвиль пошел в соседний городок за провизией. Его там узнали, но ему удалось избежать подозрений и накупить еды. Опять ехали весь день, а поздно вечером остановились в маленькой придорожной таверне. У хозяйки ничего не было, кроме яиц, и она стала готовить омлет. К. наблюдал за процессом и пришел в восторг, а потом настоял, что следующую порцию приготовит сам. Все шло хорошо, пока не пришло время его переворачивать - К. выронил его прямо в огонь, к разочарованию голодных зрителей.
- Как всегда в минуты душевного подъема, К. не выказывал ни малейшей усталости. На четвертый день они проезжали через деревню, и какой-то крестьянин приветствовал его по имени. К. засмеялся, и все остальные начали подшучивать над его сходством с принцем, так что крестьянин решил, что обманулся.
- К вечеру того же дня стало ясно, что нужно срочно найти свежих лошадей. А также, что некоторые в их компании не смогут двигаться дальше без полноценного отдыха. Особенно страдал юный Марсийяк. У Лаоршфуко случился приступ подагры, и он не мог надеть ботинок. Гурвильс с гордостью пишет, что соорудил ему удобную обмотку из тряпок. Остановившись в маленьком доме у арендатора маркиза Леви, впервые за все путешествие спали на кроватях.
- Шаваньяка отрядили за лошадьми, и он взял их у своего друга, который даже отдал их бесплатно, узнав, что они для К. Однако ж Ларошфуко с удивлением узнал в одной из них свою собственную, которую у него перед тем украли.
- Их хозяин, деревенский помещик, никогда не видел К. и не узнал его, а за столом рассказывал анекдоты о доме Конде и особенно о Лонгвильше. К. бледнел, краснел, потом начал ерзать, и его спутники боялись, что он сейчас сорвется. Титаническими усилиями им удалось сменить тему разговора.
- На следующий день Марсийяк чуть не утонул в реке вместе с лошадью. А еще на следующий вся компания оказалась на берегу Луары. До Немура оставалось еще два дня пути, но между ними теперь пролегла вся армия Тюренна.
- Двор был в Блуа, когда узнал, что Орлеан, главный город на Луаре, перешел на сторону принцев - благодаря Старшей М-ль. Все уговаривали Гастошу туда поехать, но он не хотел покидать Париж и, наполовину в шутку, предложил поехать ей. А она и захватила город с двумя своими фрейлинами. Причем комендант ее не пустил, а жители втащили ее внутрь через стену и доставили в ратушу на руках.
- Эта весть пришла 28 марта, и в тот же день Тюренн как бы в утешение нанес поражение одному из отрядов Бофора, которым командовал Сиро - ветеран Рокруа и прочих битв. Сам Сиро был смертельно ранен.
- 4 апреля двор потрясла другая новость: К. больше не в Гиени, он на пути сюда! Отрядили разведчиков на его поиски.
- 29 марта К. со спутниками переправился через Луару, а ночью они двинулись к городу Ла Шарите, намереваясь пройти по его окраине, однако их проводник ошибся и подвел их к самым воротам.
- Губернатором Ла Шарите был не кто иной, как Бюсси-Рабутен, который не простил К. продвижения Гито взамен собственного и перешел на сторону короля. К счастью, его тогда не было в городе, но путешественники этого не знали. К. сделал вид, что хочет поговорить с ним, и попросил стражу передать ему, что к нему приехал Ла Мотвиль. Вся компания прикинулась офицерами, спешащими ко двору, и спутники стали убеждать К., мол, у нас нет времени, нас ждет король. К. передал привет Бюсси-Рабутену и ускакал с ними.
- Отсюда Гурвиль поехал в Париж с депешами для Гастоши.
- К. тем временем начал наконец уставать, а когда он уставал, он становился упрямым и капризным. Ему советовали не ехать через следующий город, но он настоял. И, как следовало ожидать, навстречу им попались два королевских офицера. Вся компания окружила К., заслоняя его от взглядов, но Шаваньяк, ехавший сзади, понял, что их с Гито узнали.
- Он сказал: «Нужно убить этих людей». Гито запротестовал, и остальные с ним согласились, в основном чтобы времени не терять.
- Но эти офицеры таки были разведчиками двора, а потом они еще и поймали Рошфора, который перед тем проспал время отъезда и теперь догонял компанию. Ему приставили пистолет к голове, и он сознался, что с Шаваньяком и Гито едет и сам принц. Разведчики поспешили к начальству поднимать тревогу, а Рошфор воспользовался этим и сбежал. Он тут же примчался к К. и предупредил его об опасности.
- К. обрушил свой гнев на Гито; пока тот держал ему стремя, он пнул его и сказал, что хотел бы видеть его голову на эшафоте. Те, кто прислуживал К., привыкли к такому обращению, верность Гито не поколебалась, а через час К. на него уже не злился.
- Они решили укрыться в замке Шатийон, расположенном поблизости, хотя ее там не было в этот момент.
- 1 апреля Гито и Шаваньяк отправились за провизией и последними свежими лошадьми, а прочие ждали их в придорожных кустах. Но на дороге и в окрестностях было так много королевских солдат, что они встретились только в замке Шатийон.
- Первым прибыл Шаваньяк и пошел искать К. В виноградниках он на него наткнулся, и К. его чуть не убил, приняв за врага.
- Пока они там сидели, к замку подъехал королевский офицер с 30 солдатами, но ему не открыли ворота.
- В замке К. узнал, что Немур - возле Лорри, всего в 20 милях. Если бы он пошел туда по прямой, то попал бы в засаду, но к счастью, они заблудились в темноте и всю ночь рыскали по полям, а засада напрасно ждала их на дороге.
- Наконец уже к утру, измученные, они почти добрались до Лорри, как вдруг из-за поворота им навстречу выехал конный отряд. Бежать было уже невозможно. «Кто вы такие?» - крикнул К. И ему с восторгом ответили: «Мы ваши, монсеньор!» - т.к. это был патруль его собственного полка «Конде», теперь служившего Немуру.
- В лагере его встретили с не меньшим восторгом, в том числе ему рады были Немур с Бофором, вполне готовые переложить на его плечи командование вместе с ответственностью.
- До Старшей М-ль, скучавшей в Орлеане, дошли слухи о прибытии К., и она подумала сперва, что они не могут быть правдой, потому что слишком совпадают с ее желаниями. Но тут Гито доставил ей письмо от К. с комплиментами насчет ее подвига, и она с гордостью приводит это письмо целиком в своих мемуарах.
- К. дал себе и другим отдохнуть только сутки, а потом выступил на Монтаржи, чтобы взять его и превратить в свою базу. Когда подъехали к воротам, К. вызвал губернатора, достал часы, посмотрел на них и сказал, что если город не сдастся через час, то его захватят силой, и тогда пусть все там пеняют на себя. Губернатор сразу капитулировал. И после этого стали говорить, что К. взял Монтаржи своими часами.
- 6 апреля К. двинулся к Шато-Ренар, укрепленному городу поблизости. Всего теперь в его армии было 15 тыс. чел., а у Тюренна 12-13, кроме того, его армия была разделена рекой на две части (второй командовал маршал Окенкур). Их позиции были очень растянуты, т.к. трудно было в эту пору найти фураж.
- До 7 апреля ни Тюренн, ни Окенкур не подозревали о том, что К. уже возглавил враждебную им армию. Окенкур, думая, что придется иметь дело лишь с такими горе-генералами, как Бофор и Немур, оставил лагерь не укрепленным, надеясь на одну лишь естественную защиту в виде рек, которые замыкали лагерь в треугольник. 7 апреля Тюренн велел ему собрать свои отряды и присоединиться к нему, но Окенкур не успел этого сделать.
- 7 апреля ночью К. ворвался в этот незащищенный лагерь, как волк в овчарню. Солдаты Окенкура просто разбежались в разные стороны, бросив обозы. Люди К. так увлеклись грабежом, что оставили его с двумя полками и со свитой, состоявшей из Немура, Бофора, Ларошфуко, Марсийяка, Таванна и Гито.
- К. узнал, что на другом берегу реки Окенкур собирает эскадроны, и двинулся туда. Окенкур в темноте не мог понять, кто и с какими силами к нему идет, но тут кто-то поджег хату на берегу, и в свете ее пламени он с изумлением узрел К., а еще то, что людей у него раз в восемь меньше, чем у самого маршала (остальные либо грабили, либо еще не подошли).
- Но К., скорее услышав, чем увидев врага, сам повел своих в атаку. Сначала их отбросили назад, однако ж К. собрал их и повел в атаку снова. Тут подошел его свежий эскадрон (30 человек), и с ним он зашел с фланга «со своей обычной яростью», в то время как Бофор опять атаковал с фронта. И роялисты опять разбежались.
- Тем временем Тюренн спешил Окенкуру на помощь, все еще думая, что фрондерами командует Немур. Но, увидев зарево над лагерем Окенкура, услышав шум жаркой схватки, он со своим обычным немногословием указал на пылающее небо и сказал: «Господин принц здесь!»
- Но Тюренну изменила его обычная сдержанность, когда он потом рассказывал об этом моменте. Проще говоря, не мог скрыть, что люто пересрал в этот момент. От него зависел двор, король, Мазарини, а у него было мало войска, он не знал местность, да еще и Окенкура явно разбили. «Столько ужасных картин пронеслось у меня в голове…»
- К. к тому времени уже собрал все свои войска. Тюренн понимал, что и речи быть не может о генеральном сражении, вопрос стоял в том, чтобы убежать от К., не потеряв армию. Но на то он и Тюренн, он смог.
- И Тюренн нашел узкий проход среди лесов и болот, поставил там свою артиллерию; а у К. артиллерии не было. И как только К. со своими эскадронами сунулся в этот проход, их начали расстреливать, и им пришлось отступить. И так Тюренн увел свою армию, а если бы он этого не сделал, то К. его точно бы разбил, и на этом гражданская война была бы закончена.
- В арьергарде у Тюренна шел Окенкур, К. помахал ему шляпой и предложил поболтать. «Как жаль, что такие благородные люди, как мы с вами, должны драться из-за этого негодяя Мазарини!» А Окенкур, получивший перед тем люлей от Тюренна, жаловался К. на то, как с ним плохо обходятся при дворе. Не удивительно, что Окенкур вскоре перешел на сторону Фронды.
- В общем, К. вроде как победил, но победой воспользоваться не смог, и при дворе славили Тюренна. К. пока не мог его преследовать, т.к. войско было утомлено 36-часовым действием, а потом уже сам К. не захотел, потому что собрался в Париж.
- Тем более что подоспел Гурвиль с новой порцией писем из Парижа, в которых К. убеждали срочно вернуться. И К. отправился в Париж, т.е. сделал то, за что его потом ругали и современники, и историки. Мол, это была его крупнейшая ошибка. (Если кого-то интересует мое мнение, то он просто не решился пойти до конца. Ну, если бы он тогда с марша разбил Тюренна и взял в плен короля, то да, - как бы само собой получилось; но он не мог поставить себе такую цель и преследовать ее. А Шавиньи с Роганом обещали ему мирные переговоры, и вот этого он как раз хотел. Не войны, но мира. Другое дело, что Мазарини его обманул, но он вообще всех обманул.)
- Раненый Немур возлежал в замке Шатийон, куда приехала его несчастная жена с ордой докторов. Бофора с Ларошфуко К. взял с собой в Париж, а во главе армии оставил Кленшана и Таванна, которые были хороши как офицеры, но не как главнокомандующие, а с Тюренном вообще равняться не могли.
- В Париже его встречала восторженная толпа, в которую он, измученный мятежник, швырял золотые монеты.
- Царил тут действительно Рец, который уже стал кардиналом, а Гастоша был лишь его послушным инструментом. Так что приезду К. Рец совершенно не обрадовался и тут же начал кампанию по его дискредитации.
- В Париже тогда царила анархия, а с приездом К. она только усилилась, участились грабежи и прочие беспорядки, причем бандиты называли себя сторонниками принцев. К. и Гастоша отрицали свою связь с этими людьми, но им не верили. Вполне возможно, что это была работа Реца (или аббата Фуке, агента Мазарини).
- И уж точно перу Реца принадлежала половина всех памфлетов против К., которых тоже стало очень много. Рец признавал это сам, как и тот факт, что К. читал эти памфлеты с большим удовольствием.
- 12 и 23 апреля К. стоял в парламенте и молча, со стыдом слушал, как два советника клеймили его за то, что он брал деньги у испанцев, выступил против короля, за то, что он явился сюда, хотя «у него на руках кровь подданных короля». Его сторонники заявили протест, но он молчал.
- В конце апреля Роган и Шавиньи уехали ко двору, чтобы начать мирные переговоры. Двор в это время вернулся в Сен-Жермен. Тюренн стоял в Арпажоне, защищая двор от Таванна, который расположился в Этампе.
- Некоторые друзья К. уверяли, что он вступил в эти переговоры с чистым сердцем, с искренним желанием мира; может, и да, но его требования для себя и своих сторонников были запредельными. Так что эти переговоры провалились, а в следующие отправилась Шатийонша.
- Шатийон всегда была за мир, тогда как Лонгвильша - за войну, и они были соперницами не только в этом, но и за Немура. Сперва побеждала Лонгвиль - К. развязал войну, Немур упал в ее объятия. Но теперь она застряла в Бордо, К. начал переговоры о мире, а Немур, вернувшись в Париж, снова вернулся к Шатийон. (Вы спросите, а как же роман К. и Шатийон? В комментариях к мемуарам Реца вообще сказано, что его организовал Ларошфуко, чтобы через Шатийон влиять на К. Короче говоря, мое мнение такое, что не было никакого романа, а была только одна политическая видимость. Хотя бы тот факт, что взбалмошный Немур не ревновал ни секунды и всегда был в прекрасных отношениях с К., о многом говорит. Как писал Ларошфуко, «я ему объяснил то, что от него было скрыто».)
- Его отношения с Шатийон ни для кого не были секретом, и никого не удивляло, что он приглашал ее на свои советы, которые к тому же проводил в ее доме. Но то, что она отправилась ко двору как его представитель, фактически с карт-бланш от него на любые соглашения, всех шокировало.
- Как ядовито пишет Рец, «ее приняли при дворе так, будто она была Минервой во плоти», но никаких договоров с ней Мазарини заключать не собирался, он тянул время и ждал, когда подойдет Ла Ферте от границы со свежими силами.
- Тем временем, 4 мая 1652 года Старшая М-ль проезжала через Этамп на пути из Орлеана в Париж, и Таванн решил перед ней выпендриться, проведя парад. Тюренн воспользовался этим, чтобы напасть на него, и часть его сил разгромил, а с другой частью Таванн заперся в Этампе. Теперь он был со всех сторон окружен и отрезан от К. в Париже, и от испанских подкреплений тоже, которых ждали с севера.
- И в итоге К. оказался вообще без единого солдата в своем распоряжении. Ему пришлось командовать отрядами городской милиции, над которой он ранее так издевался.
- А тут вдруг прошел слух, что королевская армия движется на Сен-Клу. Бофор воскликнул: «Кто меня любит, пусть следует за мной!» К. смотрел на своих рекрутов более скептически, он сказал: « «Кто хочет - идите со мной, кто не хочет - оставайтесь. Но я возьму только холостяков, потому что если убьют женатых, от их жен будет слишком много шума».
- Все-таки несколько тысяч парижан за ним пошли, и К. в их главе, охраняемый гвардией практически из всех аристократов, бывших на тот момент в Париже. Когда они достигли Сен-Клу, оказалось, что королевских войск там нет.
- Однако К. не захотел тратить зря такой энтузиазм и решил отбить Сен-Дени у швейцарской гвардии короля.
- Но стоило швейцарцам один раз выстрелить из пушки, как войско горожан впало в такую панику, какой К., по его словам, не видел никогда и нигде. Их как ветром сдуло, а с ними, увы, и большую часть аристократов из гвардии К. С ним остались только Ларошфуко, Марсийяк, Гито и еще несколько человек.
- К. собрал тех, кто убежал не слишком далеко, и с ними перешел ров вокруг аббатства, а гарнизону особо нечем было в него стрелять. Видя это, и другие остановили бег и присоединились к нему, в том числе его благородные гвардейцы, каждый с собственным оправданием. (Ларошфуко очень веселился по этому поводу в мемуарах.)
- Швейцарцам ничего не оставалось, кроме как отступить в сам монастырь, к негодованию монахов. Приор вызвался поговорить с К., вышел за ворота, и плохо бы ему пришлось, если бы его не узнали Гито и другой молодой офицер, граф де Фонвиль. Они, буквально прикрывая приора собой, повели его туда, где К. на белом коне отдавал приказы, но все равно толпа воинов-буржуа вдоволь поиздевалась над священником.
- К. ничем не мог утешить приора; он знал, что чем беспощаднее он будет, тем сильнее монахи станут давить на швейцарцев, чтобы они сдались. «Отец мой, - сказал К., - очень жаль, что они заняли ваш монастырь, потому что теперь его разграбят и сожгут, а меня назовут монстром».
- Тогда приор начал жаловаться на то, как с ним обращались по пути сюда. К. сказал: «Покажите мне хоть одного, кто вас ударил, и он умрет».
- Приор не стал требовать мести, он только попросил подождать, пока придет приказ от короля гарнизону сдаться. Но и эту просьбу до К. донести было трудно, потому что его лошадь все время вставала на дыбы и била копытами в воздухе, так что никто не мог к нему подойти.
- К. сам был в таком же нетерпении и кричал, что если через четверть часа швейцарцы не сдадутся, он все тут подожжет, и приказал принести факелы. Люди забегали с ними туда-сюда, еще больше пугая монахов, высунувшихся из окон, и побуждая их просить гарнизон сдаться.
- Те в конце концов так и сделали, и приор пригласил К. внутрь, чтобы он мог передохнуть. К. только сейчас понял, что не ел и не отдыхал сутки, и когда он слез с лошади, то не мог стоять. Так что приор, который его так боялся, внес его в аббатство на себе.
- У монахов пища была самая скромная, но К. с удовольствием съел для начала кусок хлеба. А когда принесли два вареных яйца, он одно отдал Ларошфуко. Им еще приготовили омлет, но не донесли его до главного стола, т.к. голодные офицеры К. раздеребанили его по дороге. Поев, К. мило попрощался с приором и пообещал больше не нападать на аббатство.
- Стратегически эта битва никакого значения не имела, и через 12 часов роялисты забрали Сен-Дени назад, но зато она временно объединила К. с парижанами, которые теперь хвастались, что «воевали с господином принцем».
- Естественно, К. немедленно уничтожил эту популярность; он не любил народ, низшие классы, потому что они для него воплощали два самых ненавистных качества - трусость и глупость.
- Как-то раз он вынужден был прийти в парламент, где обсуждался вопрос о мире со двором, а собравшаяся вокруг толпа, увидев его, начала скандировать: «Мир! Мир!» К. вдруг схватил одного из кричащих, встряхнул его и спросил: «Какого мира вы хотите? На каких условиях?» Тот от страха не мог говорить. «Отвечай, - требовал К. - Чтобы Мазарини ушел или остался?» - «Мир, и долой Мазарини!» - наконец нашелся тот. «Так над этим мы и работаем, - сказал К. - Зачем столько шума?»
- За 5 месяцев до этого герцог Карл Лотарингский под давлением своей сестры, Гастошиной жены, подписал с фрондерами соглашение о помощи, но пока что не спешил ее оказывать. Вместо этого он вступил в тайные переговоры с Мазарини, надеясь взять с него денег за то, чтобы ничего не делать. (Герцог Карл - мой герой.)
- 22 мая 1652 года Тюренн осадил Этамп, и принцы потребовали срочной помощи от испанцев. Те были слишком заняты, отбирая у ослабленной гражданской войной страны города во Фландрии, и потому заплатили Карлу, чтобы он снял осаду с Этампа.
- Оставив свою армию на довольно большом расстоянии, он явился в Париж, вроде как на переговоры с принцами, но только и делал, что шокировал всех своими выходками. А сам думал, как бы все-таки взять денег у Мазарини.
- К. подозревал его в двойной игре, но прямо ничего сказать не мог, чтобы не оттолкнуть Карла в сторону двора, и это его бесило безмерно.
- Карл же от души наслаждался ситуацией, заставляя гордого К. принимать себя как короля. Ему явно доставляло удовольствие доводить и принцев, и двор до последних пределов терпения. Все прожженные интриганы были перед ним бессильны.
- Наконец к Парижу доползла его армия (7 июля), тут уже Карл принял у себя принцев со всем гостеприимством. И торжественно пообещал завтра же атаковать Тюренна.
- А тот на следующий день снял осаду с Этампа, и у Карла немедленно отпало всякое желание его атаковать. (Именно в этом месте Годли говорит, что его судьба и состояние зависели исключительно от его войска, и он его берег.)
- Еще неделю Карл сидел в своем лагере, в прекрасной стратегической позиции, и наблюдал за маневрами как Тюренна, так и Таванна, а гонцы только и носились из лагеря в Париж, ко двору и обратно.
- Наконец прямота Тюренна победила там, где не справились дипломаты. Подождав, пока двор переберется поближе к нему, он внезапно выдвинулся к лагерю Карла и отверг все его попытки опять затеять длинные и нудные переговоры. Он сказал: или Карл уберется отсюда нафиг, или будет с ним сражаться, причем немедленно. Карл взял у Мазарини деньги и увел свою конницу.
- В Отеле Люксембург эту новость восприняли бурно. Гастоша ругался, его жена рыдала целый день, а Старшая М-ль ее безжалостно третировала, обвиняя - причем несправедливо - в предательстве ее брата.
- Вся эта история очень уронила принцев в глазах парижан. Приглашение чужих войск - это крайняя мера, которая могла бы оправдаться только победой, но что в итоге? Окрестности разграблены лотарингцами, Мазарини никуда не делся, и мир не заключен.
- А когда Таванн перевел свое войско в Сен-Клу, и горожане, и парламентарии стали еще враждебнее к принцам. Они ругали и Гастошу, и К., и даже Бофора! Потому что войска разоряли их загородные дома.
- На одном из заседаний выведенный из себя К. кричал какому-то советнику: «Я устал давать объяснения своих действий таким незначительным людям, как вы. Когда я развязываю войну, вы обвиняете меня в намерении лишить короля трона. Когда я пытаюсь заключить мир, вы называете меня мазаринистом».
- Принцы не доверяли друг другу, парламент не доверял принцам, народ не доверял им всем. А Мазарини вызвал с границы Ла Ферте с 3 тыс. чел., и в итоге армия Тюренна уже насчитывала 11-12 тыс. чел., тогда как армия принцев, после всех потерь и дезертирства, едва составляла 7 тыс. чел.
- И если бы сейчас Тюренн напал на К., это бы означало поражение, и армия принцев могла бы только отступить в Париж, а если горожане закроют ворота, то она была бы уничтожена.
- К. тогда страдал от перемежающейся лихорадки, но возглавлял армию в Сен-Клу. А Тюренн уже двигался к Сен-Дени, и за ним следовал двор.
- К. остановился между Сен-Клу и Парижем, на участке земли, с трех сторон окруженном водой, и мост соединял его с пригородом Парижа.
- Тюренн велел Ла Ферте взять 300-400 человек и не спеша строить мост через Сену, отвлекая К., тогда как он пройдет по берегу ниже и с основными силами атакует в другом месте.
- Но К. разгадал его замысел и решил отступить к Шарантону, чтобы там дождаться подкреплений от испанцев. Быстрее и безопаснее всего было бы пройти в Шарантон через Париж - войти в ворота Конферанс и выйти через Сен-Антуанские, но К. сомневался, что армию пропустят, и на всякий случай придумал обходной путь.
- Сначала он хотел пройти через Сен-Жерменское предместье, но Гастоша в самых резких выражениях, на какие он только был способен, это запретил, потому что тогда опасности подвергся бы его Отель Люксембург, а что он при этом армию Тюренну подставляет, это его вообще не беспокоило.
- В итоге К. выбрал третий путь. Он с войсками перешел мост Сен-Клу, остановился на Кур-ла-Рен, чтобы обнаружить, что ворота Конферанс таки закрыты. И дальше он собрался идти по восточным предместьям - Сент-Оноре, Монмартр, Сен-Дени, Сен-Мартен, Сент-Антуан и наконец Шарантон.
- Нужно было спешить, пока Тюренн не обнаружил маневр, и всю ночь с 1 по 2 июля армия шла по предместьям. А Старшая М-ль стояла у окна в Тюильри, слушала звук их труб и барабанов, и, хорошо представляя, на что способен ее отец, с тоской думала о том, что может произойти.
- Пока войска шли, К. сбегал к Гастоше, и, конечно, тот ничего хорошего ему не сказал. По его словам, король прислал в Ратушу приказ не пускать в город войска мятежников, а Гастоша не хотел спорить - не столько с королем, сколько с Ратушей и горожанами.
- К. вернулся к армии, а когда рассвело, увидел, что позицию в Шарантоне не удастся занять. Тюренн, в свою очередь, разгадал его маневр и тоже маршировал всю ночь: сейчас он уже был почти на месте, там, где К. хотел встать.
- К. мгновенно принял решение и повернул армию назад, а также послал гонца к Гастоше, с настоятельной просьбой сделать все возможное, чтобы армия все-таки вошла в Париж. И еще он послал за подкреплениями, любыми, какие только можно найти. Этим занялся Бофор.
- Гонцу в Отель Люксембург было велено, если Гастоша опять ничего хорошего не скажет, обратиться к его дочери. Вообще-то М-ль была сердита на К. из-за переговоров со двором через Шатийоншу, и не зря в конце послания к ней К. умолял ее «не оставлять его».
- Но уже походило на то, что любая помощь придет слишком поздно. Арьергард армии К. зацепил противник и уничтожил два эскадрона, пока К. не явился лично, чтобы отбросить врага.
- В шесть часов 2 июля 1652 года, жарким солнечным утром К. добрался до Сент-Антуанского предместья, где Таванн уже готовился к защите.
- Ситуация была отчаянная. Армия К. сократилась до 6 тысяч, тогда как у Тюренна было 8, и скоро должен был подойти Ла Ферте еще с тремя. Перед К. было пустое пространство, без укрытий, к нему со всех сторон приближались враги, а сзади были запертые ворота города.
- Париж разбудила новость, что К. загнали в ловушку и через несколько часов он будет или убит, или в плену. Скоро все городские стены над предместьем были усеяны зрителями, как на гладиаторских боях.
- У К. были два варианта: или сдаться, или стоять до последнего, чтобы продать свою жизнь и свободу как можно дороже. Но на самом деле для него существовал только второй вариант, как и для всех его офицеров.
- Сент-Антуанское предместье называют «вороньей лапой», т.к. от ворот практически симметрично расходятся три улицы: Главная в центре, Шарантонская справа и Шароннская слева. Эти три улицы соединялись сетью мелких, перемежающихся плетнями и садами. За несколько недель до этого горожане понаставили тут баррикад, чтобы защититься от лотарингцев, и даже приволокли несколько пушек.
- К. расставил своих офицеров на трех главных улицах, а себе не определил конкретного места, намеренный появляться там, где в нем возникнет нужда, в сопровождении горстки волонтеров.
- Где-то с час ничего не происходило, т.к. Тюренн ждал Ла Ферте, но король с Мазарини начали его понукать (чем в итоге, скорее всего, спасли К.).
- И Тюренн приказал атаковать по трем направлениям: Навай - по Шарантонской улице, сам Тюренн по Главной, а по Шароннской - Сен-Мегрен, личный враг К., когда-то влюбленный в Марту дю Вижан. Он не мог вызвать К. на дуэль из-за разницы в ранге, но собирался своей рукой убить К. в этой битве.
- Но был убит сам чьим-то выстрелом. Вообще, потери с обеих сторон были очень большими; это была «ужасная бойня». И рядом с Сен-Мегреном был смертельно ранен Паоло Манчини.
- Четыре часа подряд роялисты бросались на баррикады, подводя свежие силы, и не раз прорывались к центру предместья, но каждый раз их отбрасывали назад.
- К. сражался, как одержимый; роялисты говорили, что это был не человек, а дьявол. Только дьявол мог так драться и присутствовать одновременно в каждой точке атаки, как им казалось. Когда Тюренна потом спросили, видел ли он господина принца во время битвы, он ответил: «Я видел дюжину их, если не больше…»
- Армия К. удерживала позиции везде, кроме Шарантонской улицы, где Наваю удалось продвинуться вперед. К. уже хотел повести туда последний пехотный резерв, как из ворот вышел Бофор с теми немногими, кого он сумел собрать в городе. Это были Немур, Ларошфуко, Марсийяк и прочие.
- Бофор рвался в бой, чтобы отбить захваченные баррикады, но из домов на его маленький отряд посыпались пули, и через несколько минут половина из них лежали мертвые или раненые.
- Немур был ранен дважды, Ларошфуко - в лицо, так что временно ослеп. Всех выживших взяли бы в плен, если бы не подоспел К. и не прикрыл их отступление под жестоким огнем. Баррикада была очищена, но сил ее удерживать не было, и К. отступил на рыночную площадь.
- Трудно точно отследить все события этого дня, записей-то много, но все они крайне эмоциональные и противоречат друг другу. Ясно одно: именно после этой стычки, когда иссякли последние резервы К., когда множество его друзей погибло на его глазах, Старшая М-ль совершила чудо.
- Гонец от К. разбудил ее в 6 утра, и с этого момента она посвятила весь день его спасению. Гастоша, понятно, сказал, что ничего делать не будет, потому что он заболел.
- М-ль прибежала в Отель Люксембург и обнаружила его стоящим на лестнице. Она стала со слезами на глазах умолять его помочь К., ну или хотя бы лечь в постель, раз он «болен». Гастоша не сделал ни того, ни другого, и все, чего она добилась от него за час уговоров, после того как к ней присоединились Роган и Шавиньи, - это разрешение пойти в Ратушу и от его имени спросить, что можно сделать.
- Она немедленно туда направилась и стала трясти маршала л'Опиталя, губернатора Парижа, и всех, кто там был, чтобы открыли ворота для армии К. и закрыли для короля.
- Не позволяя себе обижаться или втягиваться в пререкания, она говорила о том, какой это будет позор для всех, если К. сейчас убьют под стенами Парижа.
- И они сломались под этим напором, согласившись на ее требования. Вне себя от счастья, М-ль послала гонца к К., а сама поспешила к Сент-Антуанским воротам, чтобы проверить, как исполняется приказание.
- То, что она увидела, потрясло ее до глубины души. К тому времени симпатии парижан стали склоняться на сторону К., при виде такой яростной борьбы, и хотя ворота они (до получения приказа из Ратуши) не открыли, но открыли маленькую калитку, чтобы пропустить раненых.
- М-ль как раз успела увидеть эту жуткую процессию: Ларошфуко с окровавленным лицом, слепой, ведомый сыном, раненый Гито и др. «На каждом шагу я видела раненых и умирающих». (Надо сказать, что Ларошфуко не растерялся и, поняв, какое впечатление его раскуроченная морда производит на окружающих, пошел по улицам Парижа агитировать за К.)
- Власти пригласили ее в Бастилию, рядом с воротами, и там она встретилась с К., около полудня. После схватки на Шарантонской улице в битве возникла пауза, и К. пришел ее поблагодарить.
- М-ль пишет, что он явился прямо из гущи битвы, странная и пугающая фигура; взлохмаченный, истощенный, покрытый кровью и пылью; в руках у него был меч без ножен - их он потерял.
- Он дрался несколько часов без перерыва со сверхчеловеческой гениальностью и напряжением сил. Но в этот момент он сунул кому-то меч, упал на ближайший стул и разрыдался. «Я потерял всех своих друзей!»
- Старшая М-ль его утешила: Ларошфуко, Гито и Немур не только живы, но еще и далеко не в отчаянии. Она умоляла его уйти с поля боя, скрыться в Париже, но он ответил, что не сделает этого «белым днем, на виду у мазаринистов».
- Но отступить все равно в итоге пришлось, особенно после того, как подошел Ла Ферте с артиллерией. Офицеров у К. почти не осталось, солдаты маршировали всю ночь и весь день сражались на жаре.
- Жарко было так, что в момент передышки К. велел снять с себя кирасу и то, что было под ней, а потом упал на траву и валялся в ней, «как лошадь».
- Когда К. уже собрался отходить, к воротам явился Гастоша и возжелал увидеться с ним. Старшая М-ль уговорила К. не кидаться пока на Гастошу и встретить его любезно. Но когда туда явилась и Шатийон (которая все еще пыталась вести какие-то там мирные переговоры со двором), К. испепелил ее взглядом, и она в смущении удалилась.
- Гастоша выразил свое формальное согласие на вступление армии в Париж, К. вернулся к войскам, а Старшая М-ль, возможно, по его подсказке, пошла изучать артиллерию Бастилии.
- Тем временем роялисты изображали отступление, чтобы окружить силы К. под самыми стенами города. К. опять проник в замысел Тюренна, но все, что он мог сделать, - это велеть своим поторопиться.
- Старшая М-ль с вершины Бастилии тоже поняла, что хочет сделать Тюренн. Тогда-то она вырвала у отца бумагу, что ей должны подчиняться, как ему, и приказала стрелять по королевским войскам из пушек. Если бы она этого не сделала, то Тюренн окружил бы и разбил отступающую армию К.