Месть Тюренну. Тяжелая болезнь. Дюнкерк. Возвращение во Францию.
читать дальше- Весной 1656 года случилось чудо - К. услышали в Мадриде и заменили командование, но не раньше, чем К. засобирался туда сам, чтобы лично поговорить с Филиппом IV. Его там так не мечтали видеть, что немедленно отослали Фуэнсалданью в Италию и заменили его на маркиза Карасену. Леопольд же подал в отставку с поста вице-короля, и его заменил дон Хуан Австрийский, узаконенный бастард короля Испании.
- В свои 27 лет он успел много повоевать и на суше, и на море, но этот новый пост привел его в особое воодушевление. А та помпа, с которой его встречали в Брюсселе, совсем вскружила ему голову.
- Как раз в это время в Брюссель приехал Карл Стюарт, которого выставили из Франции из-за договора с Кромвелем. И дон Хуан очень скверно с ним обращался. Тогда К. решил преподать юному хаму урок.
- Урок подробно изложен у Сен-Симона. Напомню вкратце: К. пригласил к себе на обед и Карла Стюарта, и дона Хуана, и всю брюссельскую знать. Но почетное место за столом было одно, и К. усадил на него Карла, после чего стал прислуживать ему, как лакей, с каменным лицом. Карл, не раз бухавший с К. в Париже, умолял его сесть, и К. в конце концов согласился, чтобы принесли стулья для него и дона Хуана. Но это были лишь табуреты, в отличие от кресла Карла. Один из них поставили справа, другой слева от кресла, и К. быстренько уселся в правое, более почетное. А дону Хуану ничего не оставалось, кроме как сесть на левый табурет. С тех пор он обращался с Карлом Стюартом строго по этикету.
- Прибытие новых командиров не заставило испанцев торопиться, и французы опять начали военные действия первыми. 15 июня 1656 года Тюренн осадил Валансьенн.
- Это была одна из главных крепостей на границе. Осаждающая армия насчитывала 25 тыс. чел., вместе с Тюренном ею командовал снова Ла Ферте, и с ними теперь были лотарингцы.
- Сектор Ла Ферте был к западу от города, сектор Тюренна - на севере и востоке, лотарингский, самый маленький - на юге. Западный сектор был отделен от других рекой Шельдой, которая текла с севера на юг под стенами города. Они, конечно, сразу же начали возводить укрепления, чтобы защититься от армии, идущей на защиту города.
- Тюренн и раньше знал, что шлюзы под контролем города, но он понятия не имел, что это может означать. Век живи - век учись: все осадные работы тут же заливались водой, а коммуникация между западным и прочими секторами практически отсутствовала. Тюренн сказал, что если бы знал, как высоко поднимется вода при открытии шлюзов, он бы никогда не осадил Валансьенн.
- К. быстро понял, что от новых испанских командиров толку будет столько же, сколько от старых. Карасена, правда, был не такой враждебный, как Фуэнсалданья, но дон Хуан был точно так же помешан на формальностях, как Леопольд, и точно так же уважал сиесту, как Фуэнсалданья.
- Но зато он не спорил с К. по серьезным вопросам, и пока он спал, К. разведывал местность. Лагерь испанцев стоял в четырех милях южнее города.
- Тюренн сосредоточился на защите своих позиций, но он страдал от своего компаньона Ла Ферте не меньше, чем К. от своих. Ла Ферте завидовал Тюренну и оспаривал все его советы (они были на равных, я так понимаю). И потому он отказался возводить двойной частокол вокруг своего лагеря, сказав, что и одного хватит. И скоро он поплатился за это. (Годли очень любит такие моралитэ.)
- 12 дней обе армии занимались укреплением своих лагерей и мелкими стычками. Гарнизон меж тем честно сопротивлялся, но силы у них уже заканчивались, тем более что Тюренн догадался отвести часть воды из лагеря в город.
- Вечером 14 июля армия испанцев выстроилась в боевой порядок, явно лишь дожидаясь темноты, чтобы напасть. Тюренн велел своим солдатам спать с оружием и послал предупреждение Ла Ферте, которое тот пропустил мимо ушей.
- Но на самом деле коварный К. собрался атаковать в ночь на 16 июля, перед тем послав гонца в Валансьенн, чтобы там подняли шлюзы и затопили французский лагерь.
- В два часа ночи Ла Ферте разбудил его заместитель Пюисегюр (которого Ла Ферте слушал так же мало, как и Тюренна) и сообщил ему, что их позиции атакованы, а пехота рассеяна. Кавалерия же ничего не делает, ожидая приказов.
- Ла Ферте никогда не был трусом; он вскочил и во главе ближайших эскадронов помчался прямо на врага. Однако паника во французских рядах к тому времени распространилась так широко, что он не мог ее остановить. Проскакав 20 ярдов, его кавалеристы услышали французское «Бей-убивай» - т.е. поняли, что перед ними К., - и, развернувшись, умчались прочь, оставив Ла Ферте в одиночестве.
- А помчались они к тому хлипкому мосту из фашин, который ранее соединял западный сектор с остальными. И в этот момент подняли шлюзы (опять идеальный расчет времени со стороны К.), и людей смыло вместе с мостом.
- Ла Ферте чуть не убили, но его узнал кто-то из свиты Конде и взял в плен. То же случилось и с Пюисегюром, м многими другими офицерами, которых доставили в Валансьенн.
- Марсен в это время атаковал Тюренна с такими небольшими силами, что маршал сразу догадался, что это отвлекающий маневр. Он тут же послал 6 эскадронов на помощь Ла Ферте, но толку от этого не было из-за поднявшейся воды.
- На рассвете вся 20-тысячная испанская армия вошла в Валансьенн. Все, что Тюренн мог сделать, - это увести свою армию из-под непосредственной угрозы. И это было весьма поспешное отступление. (То есть им реально пришлось бежать и плыть. Месть свершилась!)
- Первой мыслью К. было догнать и разбить Тюренна, пока рассеянные войска Ла Ферте не собрались снова. Но испанцы принялись грабить брошенные обозы, и пока они это делали, Тюренн уже ушел далеко.
- Тогда К. занялся пленниками, и в первую очередь велел найти Пюисегюра. «А, мой добрый друг!» - приветствовал его К. И отпустил под честное слово, а вместе с ним тех, за кого он попросил.
- Но сперва К. пожелал видеть Ла Ферте. Пюисегюр сказал: «Я пойду предупрежу его». Дело в том, что Ла Ферте, пока доставили в город, существенно помяли, и он был, мягко говоря, не в том душевном и физическом состоянии, чтобы принимать столь высокие визиты.
- Но К. не дал ему прийти в себя и зашел в тот дом, где его держали, практически сразу за Пюисегюром. И принялся расточать Ла Ферте несколько двусмысленные комплименты: «Лучше бы я взял в плен Тюренна вместо вас. Я бы научил его писать правду. (Боже, он бы и Тюренна поколотил!) Не то чтобы я боялся сразиться с ним в поле; я больше должен бояться вас».
- Ла Ферте он, однако, и не собирался выпускать под честное слово, а вознамерился взять за него солидный выкуп. Зато разрешил супруге маршала присоединиться к нему в плену.
- 6 месяцев Ла Ферте провел у испанцев, пока за него не заплатили требуемый выкуп, из которого К. не перепало ни копейки.
- Тюренн поначалу собрался отступать до самой границы. Но все же решил рискнуть и разбить лагерь возле Ле Кенуа. Его даже нельзя было толком укрепить, потому что весь инструмент бросили под Валансьенном.
- Когда от города стала выдвигаться испанская армия, Тюренн поднял пистолет и сказал, что выстрелит в каждого, кто попытается бежать. А поскольку он такими угрозами не разбрасывался, то ему как-то все сразу поверили.
- Подойдя на огневую дистанцию, испанцы остановились. Даже К. не спешил атаковать, ожидая подвоха. Так они стояли два дня, и с каждым днем армия Тюренна усиливалась: собирались разбежавшиеся войска и очень вовремя подошли подкрепления из Франции.
- В итоге на третий день испанцы ушли (как бы ни говорил К., что не боится встретиться с Тюренном в поле: боялся он. Тюренн его тоже, но он честно признавался в этом). К. утешил себя тем, что забрал обратно город Конде.
- Следующие три месяца ни одна из армий не предприняла ничего существенного, а Тюренн все так же оставался под Ле Кенуа. И это давало ему стратегическое преимущество, особенно с расчетом на следующую кампанию. (Тут я как-то недопоняла почему. Наполеон наоборот ругал Тюренна за это стояние, а Годли говорит, что он все правильно сделал, но как-то я не въехала в ее аргументацию.)
- Испанская же армия, состоявшая в основном из плохо оплачиваемых наемников, только слабела с течением времени.
- К. страдал от того, что его надежды на триумфальное возвращение во Францию так же слабеют с каждой кампанией. А испанцы ничем не могли возместить ему эту честь - быть французским принцем крови. Будущее его было темным и туманным, а финансовая ситуация становилась катастрофической.
- Тем не менее темперамент заставлял его искать себе занятия, и зиму 1656/57 года он опять провел в развлечениях и на балах.
- В этой связи наконец-то снова всплывает имя Гито. Цитируется одно из писем К. к нему, из которого видно, что на этих балах они отжигали вместе. Тон письма теплый, свойский: «Расскажите мне обо всех ваших развлечениях. Супруга мэра по-прежнему так же прекрасна и жестока?» Также К. передает ей «тысячу приветов».
- Бутвиль там тоже блистал и даже затмевал К.
- Клер-Клеманс в этом участия не принимала. Жила себе уединенно в Малине, изредка навещаемая мужем. В декабре 1656 года она родила дочь.
- К. все так же уделял много внимания сыну, который продолжал прилежно учиться, о чем писал подробные отчеты отцу.
- В столь нежном возрасте он уже ненавидит Мазарини и жалеет, что не может помочь отцу справиться с ним.
- Изредка Энгиена навещали офицеры отцовской армии, наносили положенные этикетом визиты официальные лица, а порой являлся и сам отец. И видно, что этим встречам радовались оба.
- К. интересовался, нельзя ли перенести экзамен, чтобы он мог присутствовать. В другом письме К. распорядился, чтобы Энгиен на один день прибыл в Малине для встречи с ним. «Кровать брать с собой не надо, он будет спать в моей, пары слуг для сопровождения будет достаточно», - чтобы долго не собираться и быстрее приехать.
- Анри-Луи сдал свой экзамен хорошо, получил награды. После этого он поехал в Антверпен - учиться дальше. У К. были свои совершенно конкретные взгляды на его образование, из-за которых он сразу же поцапался с иезуитами Антверпена.
- Суть в том, что К. хотел, чтобы его сын обучался с лучшими учениками, а многие из них были низкого происхождения. Но в данном случае К. было как раз наплевать на ранги. Он требовал, чтобы для его сына сформировали отдельный класс с такими учениками, и наконец это было сделано, для чего потребовалась санкция самого папы римского, не считая всех нижестоящих в церковно-образовательной иерархии.
- Потом еще оказалось, что учитель танцев Энгиена просто ужасен. И К. обратился за помощью к мадам де Лонгвиль, к другим людям, которым писал, что надо срочно найти такого, чтобы имел репутацию при французскоом дворе (где только и разбираются в танцах), причем за любые деньги. А при этом все фамильные драгоценности Конде были заложены, и К. уволил духовника Клер-Клеманс, чтобы ему не платить. (Правильно, танцы важнее.)
- Меж тем кампания 1657 года началась в марте успешной осадой Сен-Гилена. Однако тут же испанцы узнали, что Кромвель пообещал французам прислать войска, чтобы с ними захватить один из портов - Мардик, Гравлин, Дюнкерк, - а потом передать его англичанам. И испанцы бросились укреплять эти порты, забыв про все остальное.
- В конце мая 6 тысяч англичан высадились в Кале и, воспользовавшись тем, что внутренние крепости не охранялись, прошли до самого Камбре.
- К. как раз набрал в Сен-Гилене кавалерию и выдвинулся на соединение с доном Хуаном во Фландрии, когда узнал, что Камбре осажден. К. был даже рад этой атаке, т.к. ее внезапность позволяла забить на все испанские формальности и действовать по собственной инициативе.
- Так что он пошел к Камбре с 3-4 тысячами кавалерии. Под Валансьенном он ненадолго остановился для короткого военного совета, на котором сказал своим офицерам: «Нельзя терять ни минуты. Идите вперед, до самого контрэскарпа, и сносите всех, кого встретите на пути». (Типичный К. «Кратчайшим расстоянием от точки до точки является прямая…»)
- Когда до Камбре оставалось 10 миль, остановились снова, чтобы найти проводника, и выбор пал на местного приходского священника, который, как уверяли, прекрасно знал местность.
- Но то ли он тайно симпатизировал французам, то ли и правда заблудился, но всадники К. потеряли дорогу и всю ночь бродили по лесам.
- На рассвете они наконец вышли в чистое поле и дальше двигались эшелоном. Бутвиль вел первую линию, Конде вторую, Марсен третью.
- И, как уже однажды случалось, ошибка проводника позволила им скрыть свое передвижение. Тюренн, прослышав, что к Камбре движется армия, решил, что вряд ли К. поедет по главной дороге, и оставил ее под слабой защитой из пяти эскадронов, тогда как основные силы поставил с другой стороны. А блуждания вывели К. как раз на главную дорогу, и сходить с нее он не стал.
- В полумиле от города Бутвиль встретился с врагом, произошла короткая стычка, в которую ввязался и К. Он едва не погиб в ней, два его офицера и паж были взяты в плен. Но со второй попытки французов отбросили, и войско К. дошло до самых ворот Камбре.
- Когда губернатора города разбудили на рассвете и сказали, что большой кавалерийский отряд требует открыть ворота именем К., он сначала не поверил, решив, что это ловушка. Зная медлительность испанцев, он и не надеялся на помощь. И только узнав К. в лицо, он открыл ворота, после чего упал перед ним на колени в порыве благодарности.
- Когда Тюренну об этом доложили, он приказал своим войскам немедленно отступить от Камбре к Ле Кателе, и снова они уходили в большой спешке и сильном беспорядке. Впрочем, К. за ними не погнался - у него для этого было слишком мало сил.
- Тюренну теперь пришлось менять план всей кампании, и он выдвинулся в Люксембург, защищая Ла Ферте, который начал осаду Монмеди.
- В честь спасения Камбре испанцы даже отчеканили медаль со слоганом Condeo Liberante.
- Однако дальше у испанцев все пошло по-старому, т.е. плохо, все возможности были упущены из-за тех же проблем: споров командования, бесконечных проволочек и лени дона Хуана.
- Например, французский обоз как-то раз спокойно проехал чуть ли не через испанский лагерь, потому что у дона Хуана была сиеста, а никаких приказов он перед тем не отдал.
- Все это, кстати, описывал герцог Йоркский. Предыдущую кампанию он провел с Тюренном, но из-за договора с Кромвелем теперь оказался на стороне испанцев как волонтер.
- Герцог Йоркский, сам очень ответственный офицер, был так изумлен поведением дона Хуана, что весьма резко высказался о нем при К. На что К. ему сказал: «Если бы вы повоевали с испанцами с мое, вы бы не удивлялись никаким их ошибкам».
- У К. уже не было сил бороться со своими «союзниками». Монмеди и Сен-Венан французы захватили практически беспрепятственно. А потом еще Тюренн, как и обещал Кромвелю, взял Мардик после всего лишь трехдневной осады.
- В октябре испанцы встали лагерем на побережье, и вопрос о том, куда девать войска на зимние квартиры и когда же им заплатят, стоял еще острее, чем раньше.
- У К. уже совсем закончились деньги; он понял, что ничего не добьется с испанцами, хоть вылезет из кожи вон, а к тому же его здоровье становилось все хуже.
- Его жене и сыну уже не хватало денег на еду и дрова, а самого К. донимали в лагере беспрестанные дожди, от которых жизнь там стала невыносимой. Пол-армии слегло с лихорадкой.
- Заболел и К., но не слег, а продолжал героически выполнять свои обязанности, к восхищению герцога Йоркского. К. знал, что если о не позаботится о солдатах, то дон Хуан не шевельнет и пальцем, поэтому не покладая рук добывал им пропитание и крышу над головой.
- А его перемежающаяся лихорадка в этот раз была особенно тяжелой. Он ожидал, как раньше, 4-5 атак, но шестая была еще сильнее прочих. По мере того как таяли его силы, все больше он тревожился о том, что солдаты так и остаются без зимних квартир. Наконец он уже умолял Лене, который в этот раз вел переговоры, прийти хоть к какому-нибудь решению. Он просил и за конкретных офицеров: «Пожалуйста, займите такому-то денег, клянусь, он вам отдаст».
- К тому времени как войска наконец расселили, лихорадка К. приняла самую тяжелую форму, когда атаки случаются каждый день. Его перевезли в Гент, в монастырь Св. Петра, и оттуда он писал Лене: «Мое здоровье лучше не стало. Проверьте количество пехотных полков и сообщите мне результат, если вы честный человек».
- Вскоре К. уже не мог ни писать, ни даже читать писем. Все были уверены, что он умрет. Вызвали Клер-Клеманс с сыном, папа римский прислал специальное благословение.
- Пора было уже сообщить и К. о скором конце. Эту миссию доверили Гито, «поскольку он был известен как самый отчаянно храбрый из петиметров». И тут К. всех удивил, послав за священником и пройдя затем все положенные обряды.
- Однако 7 декабря К. стало намного лучше.
- Двор очень переживал и волновался. Симпатии были скорее на стороне К.: за 5 лет многие из его проступков забылись, а Мазарини-то был на глазах. Как выразился один анонимный острослов: «Жаль, что господин принц все-таки не умрет от горя: тогда бы кардинал умер от радости».
- Кардинал, впрочем, старался этой радости не выказывать; король с королевой притворялись озабоченными. Когда из Гента поступила просьба отправить к К. одного из придворных врачей, того отпустили сразу же.
- В семье К. эмоции были более искренними. Даже принц Конти, наслаждавшийся псевдославой, обрушившейся на него в отсутствие брата, всерьез расстроился. А уж Лонгвильша, которая все это время не переставала переписываться с К. и мечтать о его возвращении, просто сходила с ума от тревоги. (Цитируется ее письмо К., очень трогательное.)
- Выздоравливал К. медленно, долго не мог встать с постели из-за слабости. Однако, как только смог писать, снова начал выяснять и разбираться, как там его солдаты.
- В начале 1658 года он уже смог переехать в Брюссель, и появилась надежда, что он примет участие в следующей кампании.
__________________
- В начале этой главы Годли нам любезно сообщает, что вся корреспонденция К. с Гито бережно сохранена потомками последнего и хранится в архивах замка Epoisses. Можно ехать читать, если они все еще там.
- В марте 1658 года К. пишет Гито послание с обычными распоряжениями по войскам, а в конце, словно спохватившись, добавляет: «Я видел мадам де Барбансон, и она просила вам передать, что она к вашим услугам».
- Фраза совершенно невинная, в письмах К. к друзьям полно таких приветов, но на полях Гито потом сделал пометку: несколькими днями ранее Лонгвильша прислала из Парижа Отейля, бывшего гувернера Энгиена, который привез от Мазарини предложение о мире между К. и Францией.
- Причем когда в течение 2-3 лет перед тем Мазарини пытался договориться с испанцами о мире, К. был основной проблемой. Испанцы требовали, чтобы его рассматривали как союзника их короля, а Мазарини настаивал на том, что он всего лишь бунтовщик. По крайней мере в этом испанцы упорно не предавали К.
- Никакого мира не будет, говорили они, пока К. не восстановят во всех правах. Мазарини тогда решил, что будет проще договориться с К. отдельно, в чем его горячо поддержали Лонгвиль и Шатийон.
- С января 1657 года К. позволил себе поддаться на их уговоры, видя, что его изгнание ни к чему не ведет, но пока что толку от этого не было.
- После болезни К. переговоры возобновились с новой силой. Из всех офицеров К. о них знали только Буттвиль и Гито.
- Им было приказано так: если К. до начала кампании договорится с Мазарини, то они должны будут повести войска в Шарлевиль, во Францию. Если нет - то на соединение с испанцами.
- «У нас был шифр, - пишет Гито. - Привет от мадам де Барбансон означал провал переговоров, а от мадам д'Острад - успех». Судя по всему, К. опять попросил слишком много.
- Итак, в мае 1658 года К. в последний раз собрал войска, чтобы воевать с Францией. Состояние их оставалось скверным, разоренная страна не могла их прокормить. А само имя К. в Нидерландах стало таким же проклятием, каким было на родине во время осады Парижа.
- Сам он выглядел соответственно: за время болезни исхудал до состояния тени, но все так же гордо нес голову (как на известном бюсте Куазево), с тем же выражением лица - наполовину злобным, наполовину насмешливым.
- Еще перед началом кампании Кромвель надавил на французов, чтобы обязательно брали Дюнкерк. Только на этих условиях он давал английские войска Тюренну и английские суда для блокады портов.
- 29 мая Дюнкерк был осажден 22-тысячной армией. Мазарини делал все, чтобы снабжать эту армию по высшему разряду, поскольку всем было ясно: от этой осады зависит исход всей войны.
- Сначала хотели, чтобы Людовик при ней присутствовал, и он провел несколько недель в Мардике до того, как армия выдвинулась оттуда к Дюнкерку. Но потом решили, что это слишком опасно, и он вернулся оттуда в Кале.
- Во французской армии было как никогда много волонтеров из знатных фамилий (только из одной не было, интересно все-таки, почему). На стороне испанцев зато воевали три королевских сына - дон Хуан, герцог Йоркский и Глостер, а еще был принц крови К.
- На стороне французов было 6 тыс. англичан под командованием Локхарта (который был к тому же послом в Париже) и генерала Моргана, ветерана не только парламентской армии, но и Тридцатилетней войны.
- При осаде англичане показали себя хуже, чем потом во время битвы, потому что (оправдывает их Годли) у них не было опыта таких мероприятий. Лагерь свой они не захотели укреплять. При этом они не подчинялись никому, кроме своих офицеров.
- В этом убедился сам король еще в Мардике. Он ехал через их лагерь, как вдруг увидел, что 2-3 англичанина обижают француза. Не представляя, что его могут не узнать, он просто подошел к ним и молча попытался выдернуть француза из их лап за воротник. Но англичане видели лишь наглого разодетого юнца - «амалекитянина», на языке пуритан, - который лез не в свое дело.
- Людовик запретил своей свите доставать мечи, но его благородство не произвело должного эффекта. Подошли еще англичане, и еще чуть-чуть, и королю банально набили бы морду.
- Годли патриотично издевается: «К изумлению его верноподданных, молния не обрушилась с небес, чтобы покарать англичан», а только прибежал их офицер, узнал короля и разогнал солдат по казармам. И как раз вскоре после этого, язвит Годли, король и уехал в Кале.
- Зато англичане обожали Кастельно, чей осадный сектор был рядом, за его профессионализм.
- Новость об осаде Дюнкерка застала К. и дона Хуана в Брюсселе, где оба страдали лихорадкой. Испанский король приказал армии выступить, но дон Хуан решил, что он для этого слишком болен. К., конечно же, нет.
- Тем временем случились два неприятных для французов инцидента.
1) «Архипредатель» Окенкур сдал испанцам Эден.
2) Маршала Омона заманили в Остенде под предлогом сдачи и самого взяли в плен.
- Вряд ли это давало испанцам большие преимущества, но дон Хуан отчего-то решил, что победа теперь у него в кармане.
- 11 июля в Берге состоялся военный совет, на который изволил прибыть дон Хуан. Там были К., Карасена, Окенкур и принц де Линь.
- Обсуждали два варианта: или отрезать французскую армию от обозов, или подойти как можно ближе к осаждающим с тем. чтобы их атаковать.
- К., хорошо знавший местность и тот факт, что у французов армия в куда лучшем состоянии, советовал первое, но дона Хуана обуяла внезапная страсть к активной деятельности. Он захотел подойти как можно ближе к французам, даже не дожидаясь артиллерии.
- К. возражал: «Тогда они нас атакуют, а эту позицию не удержать без хорошей пехоты; их пехота лучше нашей». Но дон Хуан настоял на своем.
- 12 июня авангард с К., Окенкуром и герцогом Йоркским выдвинулся на эту позицию среди дюн, и там Окенкура убили, когда он по собственной инициативе полез в бессмысленную стычку.
- Первое, что сделал К., - спешился и обыскал его тело на предмет секретных бумаг, которые не должны были попасть в руки врага. Причем и он, и Йорк рисковали попасть в плен. Но все обошлось.
- 13 июня вся испанская армия встала лагерем в дюнах к северу от Дюнкерка, в боевом порядке: К. слева, возле канала, Карасена в центре, дон Хуан справа, недалеко от морского берега, где высокие дюны прикрывали его от огня английских кораблей.
- Дон Хуан так стремился в бой, что даже не пожелал укреплять лагерь и рассылал фуражиров, как будто вокруг не было никаких врагов, а меж тем французов и испанцев разделяли всего три мили песчаных холмов.
- К. и герцог Йоркский, которые оба хорошо знали Тюренна, были уверены, что он атакует в ближашие сутки, и судьба города и всей войны будет решена.
- И таки да, Тюренн, как узнал о появлении испанцев, велел своим войскам готовиться к бою. Примерно треть от 22-тысячной армии он оставил сторожить лагерь и траншеи, так что у Тюренна было не намного больше войска, чем у испанцев. Однако у него было полно талантливых маршалов и генералов: Кастельно, Креки, Юмьер, Шомбер, Белефон и др.
- Интересно он в этот раз поставил артиллерию: в центр каждого крыла.
- Англичанам определили место в центре, и они немного поскандалили, желая занять другое, где исторически всегда стоял «старый» пикардийский полк. Тюренн сумел убедить пикардийцев подвинуться.
- Локхарт был так этим доволен, что когда гонец от Тюренна стал объяснять ему, почему надо дать битву, он не стал его слушать и сказал: «Я полностью доверяю господину Тюренну. А остальное он объяснит после битвы».
- Еще до полуночи 13 июня случился эпизод, который очень помог французам. Накануне испанцы захватили в плен несколько человек и среди них пажа, как пишет Бюсси-Рабутен, «маленького, но сообразительного мальчика». Он был так юн, что испанцы вообще не обращали на него внимания, и он сумел сбежать. А затем доложил Тюренну, что испанская артиллерия и большая часть пехоты еще не подошли. Тюренн, выслушав это, понял, что действительно надо бить сейчас.
- 14 июня в 5 утра в испанском лагере узнали, что французы сдвинулись с места. Войскам приказали готовиться к бою, а К., Йорк и Глостер отправились на разведку.
- Вернувшись, К. стал убеждать дона Хуана отступить, пока еще есть время. Дон Хуан воскликнул: «Отступление! Нет, я уверен, это будет один из величайших дней для испанской армии». «Это будет великий день, если вы согласитесь отступить», - сказал К. Дон Хуан отказывался, и тогда К., насупившись, внезапно повернулся к Глостеру и спросил: «Вы когда-нибудь были в бою?» Ошарашенный юноша еле выдавил: «Нет». «Ну, - произнес К. своим самым язвительным тоном, - через полчаса вы увидите, как мы проиграем этот». И, не сказав больше ни слова, он ушел на свой пост к войскам. (По мемуарам герцога Йоркского).
- Линия испанцев была растянута на три мили от канала до моря. Из-за особенностей почвы построение было необычным: вся первая линия - пехота, кроме эскадронов К. слева, возле канала.
- Справа, на высоком выступающем холме, стояли три батальона испанской пехоты, за ними - кавалерия в четыре длинные линии.
- У К. всего было 22 эскадрона; Бутвиль, Гито, Персан, Колиньи-Салиньи, «его головорезы» (bravoes), как назвал их современный писатель, занимали при нем основные посты.
- Основная проблема заключалась в том, что у испанцев было 6 тыс. пехоты, и очень скверной, а у французов - 9, и хорошей. А в этих песках как раз пехота решала.
- Французы наступали медленно, из-за зыбкости почвы, пока их пехота слева от центра не заметила врага перед собой.
- Это была английская пехота, которой командовал генерал Морган, и Годли приводит смешную цитату из его мемуаров, очень по-пуритански пафосную и безграмотную.
- Морган послал своих людей в атаку на тот выступающий холм, сказав перед тем, что «честь Англии зависит от них сегодня». Годли пишет, что честь Англии еще никогда не была в столь надежных руках (издевается опять). Атака их была бравой и яростной, под сильным мушкетным огнем они взбежали по холму (что само по себе нелегкое дело) и смяли испанскую пехоту, несмотря на ее традиционно упорное сопротивление.
- Кастельно меж тем с кавалерией шел по берегу, чтобы зайти с фланга. Дон Хуан рассчитывал, что прилив этому помешает, но вода ушла раньше, чем он надеялся.
- Совместными усилиями англичане и Кастельно согнали испанскую пехоту с холма, а кавалерия, застигнутая врасплох, удрала вслед за ней еще до того, как Кастельно до нее добрался.
- Три испанских батальона были уничтожены, остальные, видя, что их окружают, бежали, как ни пытался дон Хуан их остановить.
- И только слева К. оказывал сопротивление. Его противниками были Креки и Юмьер, а также Бюсси-Рабутен, которому было приказано повести первую атаку.
- Еще до того, как он это сделал, отряды К. сильно пострадали от артиллерии. Так что Бюсси легко отбросил первые три линии кавалерии назад ярдов на 400. Французские всадники смешали ряды, преследуя врага. «Но, - писал Бюсси, - я подозревал, что это еще не все, поскольку мы имели дело с господином принцем, который в таких случаях имел ресурсов больше обычных человеческих».
- И действительно, К. собрал бегущие эскадроны, а Бутвиль и Салиньи подвели третью и четвертую линии. К. возглавил эти эскадроны, ударил по преследующим их французам и, в свою очередь, отбросил их назад, уничтожив все их завоеванное преимущество.
- Три раза французская кавалерия ходила на него в атаку со свежими подкреплениями, и все три раза он контратаковал с такой силой, что Бюсси уже ждал, что он вот-вот войдет в Дюнкерк. И тогда осаду можно будет снимать.
- Но Тюренн послал туда войска из центра, почти не затронутого боем, и с их помощью силы К. окружили с трех сторон, тогда как слева сеть широких и глубоких канав перекрывала путь к отступлению.
- Еще Тюренн поставил на вершину холма мушкетеров из королевских гврадейцев, которые просто расстреляли кавалерию К. ураганным огнем (если бы Гиш не был ранен, он, возможно, был бы среди них), И сразу после этого Бюсси по ним ударил со своими эскадронами, довершая разгром.
- К. окинул взглядом эту печальную картину. Его отряды или были уничтожены, или бежали, он был истощен до предела, его лошадь ранена. И он повернул ее к канаве слева и заставил перепрыгнуть.
- Она это сделала в последнем усилии и пала мертвой. К. был не ранен, но так ослабел, что не мог подняться. Бутвиль бросился к нему и предложил свою лошадь. К. отказался, но взял ту, которую ему предложил граф де Груссоль, который служил в его доме.
- Вдвоем они взгромоздили К. в седло, а французы уже пересекли канаву, тогда как другие заходили с другой стороны, чтобы перерезать ему дорогу. К. галопом проскакал между этими двумя группами всадников и вскоре оказался за пределами их досягаемости, на дороге в Верне.
- Бутвиль и Груссоль попали в плен, как и Салиньи (и Гито, о котором злая Годли не пишет).
- Тюренн не очень активно преследовал разбегающиеся испанские войска, т.к. не боялся, что они снова соберутся и будут представлять для него опасность. Ему важно было взять Дюнкерк.
- Однако, хотя победа Тюренна над испанцами была безусловной, репутация К. не пострадала. Как и при Аррасе, и в Сент-Антуанском предместье, его честь не пострадала даже после поражения.
- Бюсси никогда не восхищался им больше, чем в тот день, когда он дрался до конца, зная, что испанского центра и правого фланга уже не существует.
- Вечером в Верне К. встретился с доном Хуаном и Карасеной. Их потери, а главное, полная деморализация войск не позволили им в дальнейшем что-либо противопоставить Тюренну. Борьба была кончена.
- Тем более достойной выглядит верность К. союзу с Испанией в последующие месяцы, несмотря на все уговоры семьи и друзей заключить сепаратный мир с Францией. Впрочем, испанцы платили ему тем же.
- Все, что испанцы могли сделать в эту кампанию, это прикрыть ключевые города. Дюнкерк капитулировал 23 июня, после упорнейшего сопротивления. 19 июня был смертельно ранен Кастельно.
- Затем Тюренн взял еще несколько городов. В августе к нему присоединился Ла Ферте, и они взяли Гравлин. Победы следовали за победами, и одно время казалось, что так они дойдут и до Брюсселя.
- Но К. из Остенде направился на границу, и Тюренн, испугавшись, что тот отрежет его от обозов, решил сосредоточиться на более скромных завоеваниях.
- К. с небольшими силами стоял в Турне и при малейшей возможности устраивал стычки с французами, хотя толку от этого было мало.
- В декабре Тюренн триумфально вернулся в Париж, а К. в Брюссель. Ясно было, что теперь Испании придется начать переговоры о мире, и К. написал Лене в Мадрид, чтобы бдил его интересы.
- Сначала Лене поехал во Франкфурт, где проходили выборы наследника Фердинанда III. Там он встретился с Грамоном и Лионном, чтобы обсудить с ними перспективы К.
- Новый император Леопольд I пообещал не воевать с Францией и не помогать в этом Испании.
- Лене вернулся в Мадрид, где сражался за интересы К. натурально как лев.
- К счастью, Франция не меньше Испании хотела заключить мир. К тому же ее мощный союзник Кромвель умер в сентябре.
- На переговорах, закончившихся Пиренейским миром, дела К. снова и снова становились камнем преткновения.
- Предлагали ему такой вариант: испанцы делают его вице-королем Нидерландов и еще дают суверенную территорию в этих краях. А взамен он должен отказаться от всех привилегий французского принца крови для себя и потомков. К. не захотел это даже обсуждать.
- У него самого было такое предложение, которое он высказывал тоном, не очень подходящим для нищего побежденного изгнанника. Он становится сувереном графства Бургундского. За это он отдает губернаторство Гиени и крепости во Франции. (то есть отказывается от претензий на них). Сыну переходят его владения во Франции и его придворные должности. И амнистия для друзей. (У меня такое чувство, что Мазарини заболел и умер не из-за переговоров с испанцами как таковых, а конкретно из-за пунктов о К.)
- От статуса принца крови он был готов отказаться только в пользу сына. Так что он видел три альтернативы: 1) его восстанавливают во всех правах во Франции; 2) права переходят сыну, а ему - графство Бургундское; 3) все остается как есть. С прочими предложениями Мазарини мог идти куда подальше.
- Затем Годли подробно рассказывает о женитьбе короля, заодно упоминая, что очень важно было женить его как можно скорее, потому что его брат «стремительно» развивал такой характер, который совершенно не годился для царствования.
- Успех переговоров в части, касающейся инфанты, позволил Мазарини проявить твердость в части, касающейся К. Черновик договора, подписанный 4 июня 1659 года, содержал мало хорошего для него и друзей.
- Но то был только черновик, а впереди еще была личная встреча кардинала с доном Луисом де Гаро.
- Шатийонша и Лонгвильша умоляли К. смягчиться (сестра писала ему: «Как вы можете молчать сейчас, когда немой заговорил бы?»), пойти на какие-то уступки. Но К. был тверд как скала, а тут еще узнал, что в черновике есть пункт о конфискации Шантильи в наказание за восстание. Его хотели сделать королевской резиденцией. (Кстати, когда Конде-старший сидел в тюрьме, Шантильи таки был резиденцией Людовика XIII, а Ришелье тогда жил в Ройомоне.) К. пришел в бешенство и счел это личным оскорблением.
- В августе-ноябре 1659 года на Фазаньем острове дон Луис де Гаро твердо отстаивал интересы К. В окончательном варианте договора Испания отказывалась от трех важных городов на границе, которые передавались лично К. А тот отдавал их королю Франции в обмен на губернаторство Бургундии. Конфискация Шантильи отменялась. Все наследственные титулы и земли ему возвращались (за некоторыми мелкими исключениями). Но К. терял право на те должности, которые не были наследственными. В будущем же он мог получить любую, при согласии короля.
- К. запрещалось иметь крепости и нанимать войска. Те, что были, следовало распустить. Его друзьям и сторонникам гарантировалась полная амнистия и возвращение прежних должностей.
- Все долгие месяцы переговоров К. провел в Брюсселе, весь на нервах, которые иногда сдавали, и он говорил друзьям, что кардинал - хозяин положения, а он только хочет, чтобы все это поскорее закончилось. Но такое бывало редко.
- 7 ноября 1659 года Пиренейский мир был подписан, и еще до конца месяца Гито выехал к королю Франции в Прованс с письмом, в котором К. формально подчинялся Людовику и приносил свои извинения в выражениях, далеко не унизительных.
- Письмо Мазарини наверняка потребовало от него куда больше борьбы над собой. В нем К. просил кардинала о дружбе и заступничестве перед королем.
- Последние недели изгнания К. провел, отчаянно пытаясь заплатить свои долги за 7 лет. Кредиторы, прослышавшие о мире и его возвращении во Францию, не давали ему прохода. То же было и с его офицерами. К счастью, из Испании внезапно пришли сто лет назад обещанные деньги, и К. рассчитался со всеми.
- 29 декабря 1659 года К. выехал из Брюсселя, провожаемый всегда доброжелательными к нему местными жителями. С ним ехали также жена, Бутвиль, Салиньи и Гито, который вернулся из Франции с паспортами для этой поездки.
- К. писал тогда: «Похоже, я скоро увижу порт после долгого шторма».
- Первое, что он должен был сделать во Франции - принести извинения лично королю. Для этого ему надо было проехать несколько сотен миль до Прованса.
- По пути его приветствовали многие, например Пюисегюр, которого он в последний раз видел пленником в Валансьенне. Затем - сестра с мужем (и эскортом в сотню человек). К. оставил Клер-Клеманс с сыном у них в замке Три, а дальше поехал без них. Годли намекает, мол, это потому, что следующая его остановка была в замке у Шатийон. А может, потому, что сразу после Шатийон был Грамон, который выехал навстречу ему из Прованса, бгг. И наконец, с Конти.
- К. неизбежно занервничал из-за вопросов первенства при встрече с Мазарини. А хуже всего было то, что именно кардинал должен был подвести его к королю. Унизительность этого момента сглаживалась тем, что при этом свидании никто больше не должен был присутствовать.
- 17 января 1660 года К. прибыл в Экс и сразу отправился к Мазарини, а оттуда они поехали на встречу с королем и королевой-матерью. Старшая М-ль очень хотела там появиться тоже, но королева ее вежливо выставила.
- При дворе, однако, ходило много рассказов, самых противоречивых, о том, как прошла эта встреча. Несомненно одно: К. на коленях просил у короля прощения, и тот его простил. Насколько все это было искренне и вежливо со стороны короля, никто не знает.
- Для К. начиналась новая эра. Раньше он сражался с иностранцами, кардиналом и королевой-матерью, но король больше не был ребенком. Он становился прямо-таки идеальным Бурбоном, которому было не стыдно подчиняться.