=Reinette= приводила хорошую статью Глаголевой про Сирано де Бержерака, в которой, в частности, говорится о его любовном треугольник с поэтами-либертинами Шапелем и д'Ассуси.
Шапель сейчас совершенно забыт, а Пушкин, например, хорошо его знал и называл Вяземского "Шапель Андреевич" (интересно почему). В книжке Жана Бордонова "Мольер" нашла еще кое-что про него и д'Ассуси.
большие цитаты__________________
Гримаре рассказывает:
«С двумя известными в наше время людьми, господином Шапелем и господином Бернье, он свел знакомство еще в коллеже.
Шапель был сыном господина Люилье, не будучи его законным наследником; но отец завещал бы ему все свое, весьма значительное, состояние, если бы Шапель не оказался неспособен им распоряжаться. Поэтому отец ограничился тем, что оставил ему только восемь тысяч ливров ренты, которая регулярно выплачивалась через третьих лиц. Господин Люилье ничего не жалел, чтобы дать Шапелю наилучшее воспитание, и в наставники ему выбрал знаменитого господина де Гассенди, которому Мольер так полюбился своим благонравием и познаниями в философии, что он пожелал и его обучать этой науке, вместе с господами Шапелем и Бернье.
Сирано де Бержерак, предоставленный самому себе в Париже, — отец послал его в столицу заканчивать образование, так дурно начатое в Гаскони, — проник в кружок учеников Гассенди, расчислив, какие немалые выгоды он сможет из того извлечь. Он был принят там с большой неохотой: беспокойный нрав Сирано делал его неподходящим товарищем для юношей, отличавшихся уже таким благоразумием, какое свойственно обычно лишь зрелым летам. Но укажите мне средство избавиться от такого хитрого, такого предприимчивого, такого гасконского гасконца, как Сирано! Итак, он получил доступ к занятиям и беседам, которые вел Гассенди с названными мною молодыми людьми. А так как Сирано был жаден до ученья и обладал счастливой памятью, все шло ему на пользу; он набрался основательных знаний, которые затем ему очень пригодились. Мольер же, со своей стороны, без угрызений совести помещал в своих сочинениях многие мысли, уже высказанные ранее у Сирано. «Мне позволено, — говорил Мольер, — брать мое добро там, где я его нахожу».»
Мольер действительно был соучеником Шапеля, но у них четыре года разницы в возрасте, и друзьями они, очевидно, стали лишь впоследствии — но друзьями на всю жизнь.
Отец Шапеля, мэтр Франсуа Люилье, принадлежит к старинной купеческой семье, выбившейся в судейское сословие. У него большое состояние. Он на редкость хорошо образован и своей почти универсальной любознательностью предвосхищает энциклопедистов. При всем том это «либертин» и убежденный, откровенный распутник. Он живет весело, разгульно, на широкую ногу; научные изыскания и философские раздумья прерываются у него двусмысленными проказами и изрядно подсоленными речами. Не он ли написал трактат «Писсография», где даются советы, как мочиться на улицах Парижа в любое время дня и так, чтобы этого никто не заметил? Правда, у него что-то не в порядке с мочевым пузырем; вот это называется с юмором относиться к своему несчастью! Он общается с лучшими умами своего времени, и те высоко его ценят; но он остается глух к уговорам записывать то, что рассказывает с таким остроумием и блеском; ему вполне достаточно переписки. Когда ему надоедают выхолощенные разговоры и возвышенные разглагольствования о человеческом уделе, он созывает таких же развратников, как он сам, и предается пороку. Его сестры, зная его слабое место, каждый год присылают к нему двух хорошеньких служанок, которые под предлогом варки варенья для бедного холостяка живут у него по два месяца. Его первые движения всегда добры и великодушны; принимая у себя Мари Шаню (жену Гектора Мюрнье, интенданта финансов Оверни, и сестру Пьера Шаню, будущего французского посла в Швеции и Голландии), он простирает свою любезность так далеко, что делает ей ребенка. Мари Шаню немногим больше пятнадцати лет. Ребенок рождается в 1626 году в деревушке Шапель под Парижем. Отсюда и его фамилия; имя ему дают — Клод-Эмманюэль. Советник Люилье, без сомнения, прекраснейший человек в мире. Он любит этого ребенка. Он берет его к себе и воспитывает на свой манер — пожалуй, не совсем обычный. Юный Шапель с ранних лет участвует и в застольях либертинов, и в философских диспутах, которые устраивает его отец. Ведь советник Люилье — друг Дю Пюи, Геза де Бальзака, Гассенди, Шаплена… Неудивительно поэтому, что Шапель очень скоро перенял отцовские пристрастия — не только к наукам, словесности и философии, но и к оргиям и попойкам.
____________________
Книжка 1983 года, и автор стыдливо не указывает, что оргии Шапеля были вовсе не таковы, как у его отца. По одной из версий, в 1646 году тетки со стороны отца (те самые, которые присылали служанок) заперли его в Сен-Лазар ненадолго, но это не точно.
Д'Ассуси был не столько поэт, сколько музыкант. Жизнь он вел самую беспорядочную и, видимо, по своему характеру не мог нигде задержаться надолго. С Мольером он встретился в Лангедоке.
____________________
В Лионе Мольер встречает вечного прихлебателя, известного под прозвищем «Императора бурлеска»: Шарля Купо д'Ассуси (1605–1677), ярмарочного поэта, который охотится на служанок в тавернах под звуки рога и таскает за собой «двух малолетних музыкантов», чье назначение не слишком понятно. Он сопровождает Мольера в Авиньон, потом следует за ним в Пезенас. Весельчак д'Ассуси рассказывает об этом приятном совместном времяпрепровождении в своих «Мемуарах».
«…Поскольку человек не может быть беден, пока у него есть друзья, то я, пользовавшийся расположением Мольера и дружбой семейства Бежар, вопреки всем козням дьявола оказался богаче и счастливее, чем когда бы то ни было; ибо эти великодушные люди не довольствовались тем, чтобы помогать мне, как другу, но обходились со мной, как с родным. Отправляясь на ассамблею Штатов, они взяли меня с собой в Пезенас, и мне не счесть благодеяний, коими осыпал меня там весь дом. Говорят, что лучшему из братьев через месяц прискучит кормить брата; но эти люди были щедрее всех братьев на свете, и им не прискучило видеть меня за своим столом целую зиму, так что я могу сказать:
Ни ласк, ни денег не жалея,
Меня пригрели чародеи.
Роскошный я съедал обед
Вдали от всех забот и бед.
И нищего, чтоб ел сытнее,
Чем я, и не было, и нет.
Хоть уверяет целый свет,
Что депутаты — богатеи
И что у них полно монет
И всё забавы да затеи,
Но я, за ужином потея
Над грудой дичи и котлет,
Куда вольней и веселее
Вкушал тончайших вин букет.
Я и вправду был у них как у себя дома. Никогда я не встречал такой доброты, такой искренности и такого благородства, как у этих людей, вполне достойных быть и в действительной жизни темп царственными особами, которых они каждый день представляют на театре. Проведя так шесть восхитительных месяцев в этом Эльдорадо и получив богатые подарки от господина принца де Конти, от де Гийерага и многих других лиц при дворе… я последовал за Мольером в Нарбонну».
Д'Ассуси, надо думать, соглашается спеть, не заставляя себя долго упрашивать. Двое смазливых мальчуганов аккомпанируют ему на теорбе. Для одной песенки Мольер сам сочинил слова:
«Все горести отныне
Гоню, гоню прочь с глаз!
Души моей богиня,
Я снова вижу вас…»
______________________
Д'Ассуси везде таскал за собой смазливых мальчиков, и с одним из них в Мантуе случилась жуткая кулстори.
"В 1657 г. в сопровождении тринадцатилетнего пажа Пьера Валентена (фр. Pierre Valentin, или итал. Pietro Valentino) по прозвищу Пьеротен приезжает в Мантую, где местный герцог, очарованный голосом мальчика, похищает его и отдаёт на кастрацию. В течение года д’Ассуси, по следам Пьеротена, посещает Венецию, Модену, Флоренцию и Рим, где он оседает на шесть лет. В Риме он сочиняет посвящения и получает за это хорошее вознаграждение. За эти годы он встречается с такими людьми, как королева Кристина и Марк Антуан Шарпантье, которому даёт «хлеб и кров»." (Вики)
Мальчика, я так понимаю, так и не вернул себе.
Д'Ассуси несколько раз сажали в тюрьму за гомосексуализм, последний раз - в 1673 году, "откуда освобождён благодаря вмешательству Людовика XIV, назначившего ему придворную должность и пенсию". В общем, Людовик такой гомофоб, ну такой гомофоб, как обычно.
Но вообще я полезла в книжку про Мольера совсем не за этим! А потому что перечитывала "Смешных жеманниц" и наткнулась на такую реплику Жодле:
"Я сам охотно сочинил бы стишок, да поэтическая жилка у меня немножко не в порядке по причине многочисленных кровопусканий, которым я за последнее время подвергался".
И сразу вспомнилось, как Лизелотта писала про Конде: мол, он оправдывал свое влечение к мужчинам тем, что с женщинами ничего не мог из-за частых кровопусканий.
Совпадение это или нет? Не уверена. Лизелотта явно повторяла расхожую байку, которая могла быть известна и в 1659 г., когда ставились "Жеманницы". Кроме того, Жодле изображает бывалого военного. Маскариль говорит: "Известно ли вам, сударыни, что виконт - один из славнейших мужей нашего времени? Вы видите перед собой лихого рубаку". И позже Жодле говорит: "Война - вещь хорошая, но, по правде сказать, в наше время двор мало ценит таких служак, как мы с вами". В 1658 с поражением под Дюнкерком Конде вместе с Испанией проиграл свою войну против Франции, то есть это была уже самая последняя и жирная точка на Фронде принцев. А Фронду принцев ведь затевали вот такие прециозницы и дамуазо, это был их стиль жизни и речи. Связи семейства Конде с отелем Рамбуйе хорошо известны.
С другой стороны, я не припомню, чтобы о чем-то подобном упоминалось в критике, тогда как про Дон-Жуана часто пишут, что это намек на Гиша, хотя сходство там только с лупой искать. Может быть, "я не могу сделать то-то, потому что мне пустили кровь", - это было нечто вроде фигурального выражения, означавшего гнилую отмазку? А немка-Лизелотта поняла его буквально.