В общем, как можно догадаться, внезапно нашла себе новую, крайне забористую траву, но нет чтобы, как порядочный слэшер, читать фичочки и пускать пузыри. Нет, я же зануда, потому принялась рыться в инете в поисках исторических источников. Серьезные работы так сразу не находятся, или их вообще в инете может не быть (ужасно хотелось бы прочесть мемуары принцессы Пфальцкой, это явно был наш человек, и аббата Шуази, но где их взять? хотя бы на английском, других языков не знаю). А находятся там всякие Ги Бретоны, или Филиппы Эрланже, или отечественная продукция, сделанная методом copy-paste из тех же Бретонов, и как-то все это меня опечалило, и вот почему.
Потому что все это такое беспардонное копание в чужом грязном белье, с сытым уханьем и причмокиванием, что порой подташнивает. Ясно, что Месье достается по полной программе - "принц извращенцев", но господи, Людовик! На минуточку, один из величайших королей истории; наверное, нужно обладать каким-то душевными качествами, какой-то широтой натуры, чтобы этого добиться, а не быть просто похотливой свиньей, у которой нет чувств, а только одна эрекция. "Ты пишешь обо мне книгу - но делаешь это без уважения..."
Пришлось утешаться старым добрым Дюма, и он не подвел. Может быть, сериал так хорошо зашел, при всей своей неказистости, что очень резонирует с Дюма, без которого не обходилось ни одно советское и постсоветское детство.
Вот, в "Виконте де Бражелон" нашла чудесную сцену, которую вполне можно целиком вставлять в сериал:

читать дальшеШевалье де Лоррен, видя, что де Гиш угрожает занять его место у принца, прибегнул к решительному средству. Он просто-напросто сбежал, оставив принца в крайнем недоумении.
В первый день принц почти не заметил его отсутствия, потому что де Гиш был рядом и те часы дня и ночи, когда он не разговаривал с принцессой, самоотверженно посвящал принцу.
Но на другой день принц, не находя никого под рукой, спросил, куда девался шевалье. Ему ответили, что об этом никому не известно.
Де Гиш, проведя все утро с принцессой за выбором шитья и бахромы, пришел утешать принца. Но после обеда надо было заняться оценкой тюльпанов и аметистов, и де Гиш снова ушел в кабинет принцессы.
Принц остался одни; был час его туалета; он чувствовал себя самым несчастным человеком в мире и опять спросил, не знает ли кто-нибудь, где шевалье.
– Никто ничего о нем не знает, – был все тот же ответ.
Тогда принц, не зная, куда деваться от скуки, отправился, как был, в халате и папильотках, к жене. Там он нашел целое сборище молодежи, которая смеялась и перешептывалась по углам: тут группа женщин, обступивших мужчину, и едва сдерживаемый смех, а там – Маникан и Маликорн, осаждаемые Монтале, мадемуазель де Тонне-Шарант и другими хохотушками.
Поодаль от этих групп сидела принцесса; стоя перед ней на коленях, де Гиш держал на ладони рассыпанные жемчуга и драгоценные камни, которые она перебирала своими тонкими белыми пальчиками.
В другом углу устроился гитарист и наигрывал испанские сегидильи, от которых принцесса была без ума с тех пор, как молодая королева стала их петь – с каким-то особенно грустным оттенком; разница была только в том, что фразы, которые испанка произносила с дрожащими на ресницах слезами, англичанка напевала с улыбкою, позволявшей видеть ее перламутровые зубки.
Этот кабинет, битком набитый молодежью, представлял самое веселое зрелище.
При входе принц был поражен видом стольких людей, веселившихся без него. Его взяла такая зависть, что он невольно воскликнул, как ребенок:
– Что же это такое! Вы здесь забавляетесь, а я там скучаю один!
Все сразу притихли, как от удара грома смолкает чириканье птиц.
Де Гиш моментально вскочил на ноги. Маликорн спрятался за юбки Монтале. Маникан выпрямился и стал в церемонную позу. Гитарист сунул гитару под стол и прикрыл ее ковром.
Одна принцесса не тронулась с места и, улыбаясь, ответила супругу:
– Ведь вы занимаетесь туалетом в этот час.
– И вы нарочно его выбрали, чтоб веселиться, – проворчал принц.
Эта фраза послужила сигналом к общему бегству: женщины разлетелись, как стая спугнутых птиц; гитарист растаял как тень; Маликорн, не переставая прятаться за юбки Монтале, успел юркнуть за драпировку. Что касается Маникана, то он пришел на помощь де Гишу, который, разумеется, все время стоял около принцессы, и оба они храбро выдержали натиск. Граф был слишком счастлив, чтобы сердиться на принца; но принц был очень зол на свою супругу.
Ему нужен был повод к ссоре, и таким поводом ему послужило исчезновение этой толпы, веселившейся до его прихода и смущенной его появлением.
– Почему же все разбежались, как только я вошел? – обиженно и надменно проговорил он.
На это принцесса холодно ответила, что, когда является глава дома, домочадцы из почтения стараются держаться поодаль.
Говоря это, она состроила такую забавную мину, что де Гиш и Маникан не могли удержаться от смеха; принцесса захохотала следом за ними; общее веселье заразительно подействовало на самого принца, так что ему пришлось сесть; когда он смеялся, его фигура теряла свою важность и достоинство.
Перестав хохотать, он рассердился еще больше. Его злило, собственно, то, что он сам не мог сохранить серьезность.
Он смотрел злыми глазами на Маникана, не решаясь излить свой гнев на графа де Гиша.
По его знаку оба они вышли из комнаты. А принцесса, оставшись одна, стала грустно перебирать жемчуг, не смеялась больше и молчала.
– Как это мило, – надулся принц, – у вас меня встречают как чужого.
И он ушел в крайнем раздражении.

У Дюма еще жива Анна Австрийская, и Месье вечно бегает ей жаловаться на то, что его все обижают. "Меня все обижают"- это его девиз, а шевалье подробно рассказывал - кто, как, зачем. В сериале его в основном обижает старший брат, все остальные просто не влезли, но в принципе есть где размахнуться.