"Самая обсуждаемая книга года" - после таких заголовков как-то начинаешь сомневаться, что нужно вставить свои пять копеек. Я ее прочла давно и не раз, бгг, но молчала, потому что на всех она производит разное впечатление, а на меня вот такое - молчание. Но ничего не бывает надолго, как сказано в романе, икс всегда равен иксу, и ничто не в силах нас изменить, а тем более книжка. Увы.
По крайней мере, я не буду прикидываться, что пишу не дай бог рецензию или даже просто структурированный отзыв. Просто вывалю под катом свои сумбурные впечатления и соображения.
очень много буквВо-первых, книга действительно ни на что другое не похожа, и я думаю, все дело в том, что это произведение не литературное, а скорее мифопоэтическое. Хотя кое-какие ассоциации у меня возникли. В первую очередь, это скандальная "Сара" Дж. Т. Лероя (по которой Азия Ардженто еще сняла фильм), даже не столько из-за тематики насилия над детьми, сколько именно из-за особой стилистики повествования, особенно во второй части "Сары": искаженное, искалеченное восприятие ребенка, а затем подростка в поисках защиты уходит глубоко в коллективное бессознательное и преломляет ужас, окружающий его, в мифологических образах. И во-вторых, возможно, это "Дом, в котором...", но не уверена, потому что читала не весь.
Собственно, почему я так думаю. Все, и защитники, и противники "Маленькой жизни" согласны, что в книге всего ту мач. Например, насилия и страданий, автора часто обвиняют в том, что она всячески старается выдавить из читателя слезу. Да, старается, да, она действительно щедро разбрасывает по тексту триггеры, чтобы обязательно вас зацепить, не тем, так этим. Личный травмирующий опытВот для меня таким триггером стали открывающиеся раны на ногах Джуда. Потому что самый жуткий страх в моей жизни - это трофические язвы, которых у моей бабушки было несколько перед смертью, и она очень от них страдала. Горячо любимая бабушка, выдающаяся, всеми уважаемая женщина, с несгибаемым характером, человек-скала - и эти язвы ее согнули, и у нее была очень хуевая смерть после такой жизни, что меня в свое время сильно потрясло. Читателя должно обязательно затянуть в текст, но вовсе не для того, чтобы он поплакал, точнее, плакать тоже будет, но это скорее побочный эффект. Зачем - скажу позже.
Второе "ту мач" - это, наоборот, блестящие карьеры, деньги, успех, слава, а также любовь и забота, которыми герои щедро делятся друг с другом. Совершенно верно говорят, что это все какие-то условные декорации, как условны тут и пространство со временем - какая-то гипотетическая Америка, схематически обозначенный Нью-Йорк. Но все это опять же делается с определенной целью.
Потому что вся эта условность, все это "ту мач" служит для того, чтобы с беспощадным реализмом, с математической точностью доказать некое уравнение, или повторить аксиому: икс равен иксу, и это никогда не изменится. Это уравнение настолько противоречит всем канонам и традициям литературы, что вызывает у людей очень разные чувства, у кого какие, кто как реагирует, когда ломаются его ожидания.
Дело в том, что почти каждый классический (в смысле, стандартный, традиционный) роман - это фактически "фикс-ит", даже если там все умирают, даже если там нет хэппи-энда, что в наше время случается все реже. Это попытка внести порядок в случающийся с нами хаос, объяснить читателю мир и успокоить его. Если кто-то умер или страдал, то это произошло по таким-то и таким-то причинам. Но вообще можно и не страдать, вот вам рецептик. Короче, литература - это "Девушка пела в церковном хоре о всех усталых в чужом краю... И всем казалось, что радость будет, и в тихой гавани все корабли". А "Маленькая жизнь" - это "причастный тайнам, плакал ребенок о том, что никто не придет назад".
Нет никаких фикситов, нельзя починить поломанное, нельзя вернуть утраченное, и даже если с травмированным человеком случится невообразимое, действительно нереальное, если он, блин, во-первых, хотя бы выживет после всего этого, что уже под вопросом, если он встретит настоящих друзей, новых родителей, сделает карьеру, разбогатеет, встретит истинную любовь - это вообще ничего не изменит. Икс останется иксом. (Это касается не только Джуда, но и Джей Би, и Малколма, и Виллема - они все четко определены своим детством, никак не могут его изменить.) Шутка в том, что мы все это прекрасно знаем, только постоянно пытаемся забыть, при помощи литературы в том числе.
И мне кажется, что вообще тема насилия над детьми, даже тема травмы, в свою очередь, является символом чего-то более абстрактного, затрагивающего всех, а не только тех, кто сам такую травму пережил. А чего именно - мне трудно выразить словами. "У того, что случается, нет никакой причины и никакой цели", как-то так.
(Еще отзывались, что в книге практически нет значимых женских персонажей. Я думаю, там вообще нет женщин и мужчин, там просто люди, пол и ориентация тут такая же условность, как и все остальное. Просто до сих пор женщина в литературе не самостоятельна, это какой-то придаток к человеку (быть женщиной - уже травма, бгг).)
И вот контраст между этой условностью и внезапно встающей из нее правдой настолько жесток, что после этой книги долго невозможно читать другие, они прямо режут своей фальшью. Например, я прочла недавно "Когда бог был кроликом" Сары Уинман, и раньше мне бы этот роман точно понравился, а теперь это очередной лживый фикс-ит. Там есть один момент, где автор почти дотягивает до правды, когда спойлерпотерявший память брат смотрит на своих родных даже без всякого интереса, он вообще не хочет их вспоминать,, но, конечно, потом все корабли пришли в гавань.
И в связи со всем вышеизложенным меня очень заинтересовали мифологические аллюзии, тоже щедро разбросанные по "Маленькой жизни". Там есть и прямые отсылки на Чехова, но это скучно; чуть более завуалированные - на "Одиссею" Гомера, и это почему-то работает, несмотря на затертость образа. Виллем - значит, Одиссей, он все время путешествует по съемкам и чужим постелям, а Джуд - Пенелопа, и в отсутствие Виллема в его дом ломятся наглые женихи (Калеб), но потом Виллем возвращается на Итаку.
Тоже весьма прямая отсылка - к святому Иуде, покровителю безнадежных, но не так там все прямо, здесь опять за символом травмы проступает что-то еще. Надежды нет не только для Джуда, ее вообще нет.
А фамилия у Джуда - Сент-Фрэнсис, то бишь Франциск Ассизский. Который имел стигматы на ладонях, ступнях и под ребром, призывал к аскетизму, целомудрию и послушанию, к отречению от мира (песня, которую пел Джуд - "Я отошел от этого мира"). Ну и конечно главное - это призыв к состраданию. Сострадаем мы Джуду так, что Франциск только порадовался бы. Эпизоды биографии святого имеют прямые параллели с жизнью Джуда и проливают свет на некоторые ее моменты, например на то, как он, сбежав из приюта, сидел в лесу. Мерзковатый выверт темы - бедность, отказ от собственности, который проповедовал Франциск, и то, чем это оборачивается для Джуда в монастыре.
Но все вышеперечисленное - это сознательные авторские намеки, а мне четко видится еще одно соответствие, и мне ужасно интересно, входило ли оно в авторские планы.
То есть я вижу, что образ Джуда - это рефлекс мифа об умирающем и воскресающем боге, самый знаменитый вариант которого - это христианство, но далеко не единственный. Миф этот земледельческий, и неспроста, наверное, Джуд не только вырос в монастыре, но и занимался земледелием (теплица эта чертова), неоднократно подчеркивается, что он разбирался в нем, и его чуть не усыновили фермеры. То, что Джуд сумел выжить после случившегося с ним, честно говоря, совершенно невероятно, и тоже больше соответствует мифу, чем реальности. Вариантами этого мифа является Дионис-Вакх (туда же Джон Ячменное Зерно), и все реминисценции про вино и виноград, популярные в католичестве, см. например "Сицилийский виноград" Калугина : "И плясали, и давили Плоть янтарную мою, Растерзали, умертвили Плоть прекрасную мою!" И дальше: "Годы в каменном подвале Под стеной монастыря Превращалась в лед и пламень Кровь янтарная моя". Подвал в книге есть, и именно после него Джуд фактически умирает и возрождается заново. И возле его кровати оказывается, пожалуй, единственная значимая женщина - Ана, что опять же похоже на отсылки к разным вариантам этого мифа. И, кстати, он во многих вариантах почему-то имеет отчетливую гееватую окраску, например в случае со святым Себастьяном.
В общем, стоит нам проникнуться этим светлым духом мифа, как автор - бац! - да не было же никакого возрождения, вы что. Что закопали, то и выкопали, икс равен иксу.
И все равно катарсис есть. Катарсис в самой истине, пусть и такой жестокой, в том, как это ни парадоксально, что надежды нет. Неохота щас лезть в текст за цитатами, но это было в одном из монологов Гарольда - мол, когда твой ребенок умирает, ты вместе с горем испытываешь и тень облегчения, потому что это наконец случилось, то, что ты всегда знал. Короче, попытки закончить не на мрачной ноте провалились Ладно, может быть так: жизнь у нас очень маленькая и жалкая, так тем более надо ценить те микроскопические осколки счастья, которые в ней есть и не надеяться на журавля в небе. Не будет никакого журавля.