Bichen went where? Bichen went THERE.
Название: Спасти этот день
Фандом: Великий Конде
Персонажи: Конде (еще пока герцог Энгиенский), виконт де Тюренн
Жанр: почти джен (фоном пейринг Конде/Шабо)
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл, около 1000 слов
Примечания: 1. Английское выражение save the day означает "спасти положение"; волеизъявлением автора оно вводится и во французскую речь. 2. Я решила всех "петиметров" скопом записать в любовники Конде, чтобы не мучиться, с кем было, а с кем не было; в том числе и Шабо. 3. Речь в тексте идет о битве при Нердлинге 1645 года, которую немцы зовут битвой при Аллерхайме.
читать дальше3 августа 1645 года. Деревня Аллерхайм на границе с Баварией
Герцог Энгиенский покачивался в седле, пронзая взглядом пыльный и дымный воздух. Его окружали окровавленные, кое-как перевязанные, изможденные пехотинцы, чьи лица были черными от пороховой гари и близости смерти, которой им каким-то чудом временно удалось избежать. Они сидели на бревнах, камнях, опираясь друг на друга, а по земле к ним стелился дым от пылающей неподалеку деревни.
Герцог и сам выглядел не лучше. Шляпу он потерял, перепачканные сажей волосы стояли торчком, словно дьявольский ореол в лучах заходящего солнца. Одежда на нем была разодрана, кожа под ней местами стесана до мяса: еще днем смертельно раненная лошадь протащила его за собой по ухабам. Повязка на левом предплечье пропиталась кровью, но, похоже, он совершенно забыл об этой ране, когда вздернул руку, чтобы прогнать от лица зеленых мух, и зашипел от боли.
Взор его был прикован к месиву из лошадиных и человеческих тел, медленно накрываемому тенью замка Аллерхайм в полумиле отсюда. Он наблюдал за тем, как там дрожит, качается, затем клонится и падает штандарт маршала Грамона. Герцогу казалось, что он слышит, как из этой гущи плоти доносится знакомая брань: «Дерьмо! Ах вы ублюдки траханые! Вот же, мать его, дерьмо!..»
Энгиен чуть повернул голову и проследил за конниками резерва, врассыпную удирающими от австрийцев. Взгляд его скользнул по траве, усеянной людскими и конскими трупами. В памяти всплыло, как ярко блеснули зеленые глаза Луи-Альфонса, когда сегодня утром, над остатками брошенного завтрака, герцог отдал поспешный приказ: «Шабо, вам поручаю резерв сразу за позицией маршала». Тот в ответ только тряхнул своими черными кудрями и усмехнулся — торжествующе и чуть лукаво. О, эти его кудри, такие тугие, если их потянуть — отпустить, потянуть — отпустить…
Может быть, сейчас они потускнели от крови, может, они втоптаны в грязь копытами обезумевших лошадей, а зеленые глаза, став пустыми и серыми, смотрят в небо — и не видят его.
Впрочем, герцог об этом вовсе и не думал. Вздохнув, он развернул лошадь и потрусил в обратном направлении, к холму, возле которого веймарские наемники Тюренна стойко сдерживали атаки императорских кирасиров.
Господин виконт обнаружился под одиноко стоящим деревом, всего с двумя ординарцами и полуживым офицером, который сидел на земле, прислонившись к стволу, и, кажется, слушал уже не столько шум битвы, сколько ангельские хоралы. Тюренн же имел такой отстраненный и задумчивый вид, словно он был случайным путником, проезжавшим мимо и остановившимся поглазеть на то, как люди убивают друг друга.
Энгиена он приветствовал коротким кивком и медленным взмахом длинных девичьих ресниц, так не шедших ко всей его основательной и солидной внешности. В его влажных карих глазах читалось: «Что, довоевались, господин герцог?»
— Значит так! — бодро начал Энгиен. — Правого фланга у нас больше нет.
— Угу, — сказал Тюренн, безмятежно глядя на него.
— Правого резерва тоже.
Тюренн промолчал, только еще раз опустил и поднял ресницы с неизбывным терпением.
— Маршал Грамон в плену. В лучшем случае.
На это Тюренн вздернул брови.
— Да, и деревню-то мы не взяли, — добавил герцог и почесал шею над галстуком, давно (возможно, что еще вчера) превратившимся в грязную тряпку. На этот раз хотя бы правой рукой.
— Хм-м… — протянул Тюренн, чье внимание отвлекло какое-то движение в рядах веймарцев.
Он весь подался в ту сторону, но, обнаружив, что это всего лишь выносят раненых, вновь повернулся к Энгиену.
— Господин герцог, — начал он, четко и протяжно произнося каждое слово, — не соблаговолите ли вы…
— Да, сейчас, это займет буквально четверть часа, — перебил его Энгиен. — Как там их графа-то брюхатого зовут? Все время забываю. Гонзо? Гиндзо?
— Гейзо, господин герцог, — медленно кивнул Тюренн. — Что ж, в таком случае…
— Да, да, начинайте. Вот же черт! — Он яростно почесал теперь под мышкой. — Земли за шиворот набилось, пока эта кляча меня волокла.
И, пришпорив лошадь, он унесся в тыл французской армии, точнее, того, что от нее осталось. Машинально оглянувшись ему вслед, как будто его внимание унесло этим вихрем, Тюренн затем поманил к себе ординарцев.
— Итак, юные господа, — все с той же терпеливой печалью произнес он, — пора спасать этот день.
И вот уже «юные господа» мчатся к рядам веймарских конников, спешившись, протискиваются между ними в поисках офицеров. «Господин виконт приказал строиться для атаки! Господин виконт…» — разносилось вдоль шеренг.
Тем временем герцог Энгиенский подъезжал к другой группе конных отрядов, стоявшей на невысоком пригорке. «Гильзо? Ганза? Грымзо? — бормотал он себе под нос. — Тьфу на него совсем».
— Господин граф! — выкрикнул он вместо этого, и полный молодой человек, весь бледный, с круглыми от переживаний глазами, устремился ему навстречу.
Это был граф Гейзо, командующий гессенской кавалерией, весь день простоявшей в резерве у Тюренна, а как известно, наблюдать всегда страшнее, чем участвовать.
Гессенцы с изумлением, граничившим с благоговейной оторопью, смотрели на оборванного и ободранного, крайне тощего юношу, который, тем не менее, так энергично размахивал руками, беседуя о чем-то с их командиром, что это завораживало, как магические пассы.
Они едва не попятились, когда Энгиен направился к ним, а следом ехал граф Гейзо, теперь со счастливой, хотя и несколько глуповатой улыбкой.
Осклабившись так, что его ястребиное лицо стало еще более хищным, Энгиен обвел гессенцев взглядом, как будто собирался их проглотить. И они тут же ощутили странный трепет, прогнавший все мысли у них из головы, даже совсем недавние, о том, не убраться ли отсюда подобру-поздорову, пока не поздно.
— Вы как, ребята? Заскучали? — спросил он с веселым бешенством. — Но вам наконец-таки повезло. Сейчас мы с вами присоединимся к господину Тюренну и его бравым парням, чтобы взять и размазать кирасиров по этой равнине, утопить их в реке, в любой, какая понравится, а их тут целых три; мы их затопчем, раскатаем, снесем вместе с холмом, на котором они стоят. После чего двинемся на правый фланг и растерзаем конницу де Вирта на их захеканных лошадях, а потом выбьем пехоту из деревни, и будем гнать ее, и будем сечь, и будем убивать, убивать, убивать. Кто за мной?
И он вскинул меч, весь в пятнах засохшей крови, казавшийся почти черным до тех пор, пока луч заката не окрасил его в алый. И всю эту хрупкую фигурку на усталой лошади вдруг залило багряно-золотым сиянием на фоне лилового неба.
С пригорка покатилась вниз неудержимая лавина.
Фандом: Великий Конде
Персонажи: Конде (еще пока герцог Энгиенский), виконт де Тюренн
Жанр: почти джен (фоном пейринг Конде/Шабо)
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл, около 1000 слов
Примечания: 1. Английское выражение save the day означает "спасти положение"; волеизъявлением автора оно вводится и во французскую речь. 2. Я решила всех "петиметров" скопом записать в любовники Конде, чтобы не мучиться, с кем было, а с кем не было; в том числе и Шабо. 3. Речь в тексте идет о битве при Нердлинге 1645 года, которую немцы зовут битвой при Аллерхайме.
читать дальше3 августа 1645 года. Деревня Аллерхайм на границе с Баварией
Герцог Энгиенский покачивался в седле, пронзая взглядом пыльный и дымный воздух. Его окружали окровавленные, кое-как перевязанные, изможденные пехотинцы, чьи лица были черными от пороховой гари и близости смерти, которой им каким-то чудом временно удалось избежать. Они сидели на бревнах, камнях, опираясь друг на друга, а по земле к ним стелился дым от пылающей неподалеку деревни.
Герцог и сам выглядел не лучше. Шляпу он потерял, перепачканные сажей волосы стояли торчком, словно дьявольский ореол в лучах заходящего солнца. Одежда на нем была разодрана, кожа под ней местами стесана до мяса: еще днем смертельно раненная лошадь протащила его за собой по ухабам. Повязка на левом предплечье пропиталась кровью, но, похоже, он совершенно забыл об этой ране, когда вздернул руку, чтобы прогнать от лица зеленых мух, и зашипел от боли.
Взор его был прикован к месиву из лошадиных и человеческих тел, медленно накрываемому тенью замка Аллерхайм в полумиле отсюда. Он наблюдал за тем, как там дрожит, качается, затем клонится и падает штандарт маршала Грамона. Герцогу казалось, что он слышит, как из этой гущи плоти доносится знакомая брань: «Дерьмо! Ах вы ублюдки траханые! Вот же, мать его, дерьмо!..»
Энгиен чуть повернул голову и проследил за конниками резерва, врассыпную удирающими от австрийцев. Взгляд его скользнул по траве, усеянной людскими и конскими трупами. В памяти всплыло, как ярко блеснули зеленые глаза Луи-Альфонса, когда сегодня утром, над остатками брошенного завтрака, герцог отдал поспешный приказ: «Шабо, вам поручаю резерв сразу за позицией маршала». Тот в ответ только тряхнул своими черными кудрями и усмехнулся — торжествующе и чуть лукаво. О, эти его кудри, такие тугие, если их потянуть — отпустить, потянуть — отпустить…
Может быть, сейчас они потускнели от крови, может, они втоптаны в грязь копытами обезумевших лошадей, а зеленые глаза, став пустыми и серыми, смотрят в небо — и не видят его.
Впрочем, герцог об этом вовсе и не думал. Вздохнув, он развернул лошадь и потрусил в обратном направлении, к холму, возле которого веймарские наемники Тюренна стойко сдерживали атаки императорских кирасиров.
Господин виконт обнаружился под одиноко стоящим деревом, всего с двумя ординарцами и полуживым офицером, который сидел на земле, прислонившись к стволу, и, кажется, слушал уже не столько шум битвы, сколько ангельские хоралы. Тюренн же имел такой отстраненный и задумчивый вид, словно он был случайным путником, проезжавшим мимо и остановившимся поглазеть на то, как люди убивают друг друга.
Энгиена он приветствовал коротким кивком и медленным взмахом длинных девичьих ресниц, так не шедших ко всей его основательной и солидной внешности. В его влажных карих глазах читалось: «Что, довоевались, господин герцог?»
— Значит так! — бодро начал Энгиен. — Правого фланга у нас больше нет.
— Угу, — сказал Тюренн, безмятежно глядя на него.
— Правого резерва тоже.
Тюренн промолчал, только еще раз опустил и поднял ресницы с неизбывным терпением.
— Маршал Грамон в плену. В лучшем случае.
На это Тюренн вздернул брови.
— Да, и деревню-то мы не взяли, — добавил герцог и почесал шею над галстуком, давно (возможно, что еще вчера) превратившимся в грязную тряпку. На этот раз хотя бы правой рукой.
— Хм-м… — протянул Тюренн, чье внимание отвлекло какое-то движение в рядах веймарцев.
Он весь подался в ту сторону, но, обнаружив, что это всего лишь выносят раненых, вновь повернулся к Энгиену.
— Господин герцог, — начал он, четко и протяжно произнося каждое слово, — не соблаговолите ли вы…
— Да, сейчас, это займет буквально четверть часа, — перебил его Энгиен. — Как там их графа-то брюхатого зовут? Все время забываю. Гонзо? Гиндзо?
— Гейзо, господин герцог, — медленно кивнул Тюренн. — Что ж, в таком случае…
— Да, да, начинайте. Вот же черт! — Он яростно почесал теперь под мышкой. — Земли за шиворот набилось, пока эта кляча меня волокла.
И, пришпорив лошадь, он унесся в тыл французской армии, точнее, того, что от нее осталось. Машинально оглянувшись ему вслед, как будто его внимание унесло этим вихрем, Тюренн затем поманил к себе ординарцев.
— Итак, юные господа, — все с той же терпеливой печалью произнес он, — пора спасать этот день.
И вот уже «юные господа» мчатся к рядам веймарских конников, спешившись, протискиваются между ними в поисках офицеров. «Господин виконт приказал строиться для атаки! Господин виконт…» — разносилось вдоль шеренг.
Тем временем герцог Энгиенский подъезжал к другой группе конных отрядов, стоявшей на невысоком пригорке. «Гильзо? Ганза? Грымзо? — бормотал он себе под нос. — Тьфу на него совсем».
— Господин граф! — выкрикнул он вместо этого, и полный молодой человек, весь бледный, с круглыми от переживаний глазами, устремился ему навстречу.
Это был граф Гейзо, командующий гессенской кавалерией, весь день простоявшей в резерве у Тюренна, а как известно, наблюдать всегда страшнее, чем участвовать.
Гессенцы с изумлением, граничившим с благоговейной оторопью, смотрели на оборванного и ободранного, крайне тощего юношу, который, тем не менее, так энергично размахивал руками, беседуя о чем-то с их командиром, что это завораживало, как магические пассы.
Они едва не попятились, когда Энгиен направился к ним, а следом ехал граф Гейзо, теперь со счастливой, хотя и несколько глуповатой улыбкой.
Осклабившись так, что его ястребиное лицо стало еще более хищным, Энгиен обвел гессенцев взглядом, как будто собирался их проглотить. И они тут же ощутили странный трепет, прогнавший все мысли у них из головы, даже совсем недавние, о том, не убраться ли отсюда подобру-поздорову, пока не поздно.
— Вы как, ребята? Заскучали? — спросил он с веселым бешенством. — Но вам наконец-таки повезло. Сейчас мы с вами присоединимся к господину Тюренну и его бравым парням, чтобы взять и размазать кирасиров по этой равнине, утопить их в реке, в любой, какая понравится, а их тут целых три; мы их затопчем, раскатаем, снесем вместе с холмом, на котором они стоят. После чего двинемся на правый фланг и растерзаем конницу де Вирта на их захеканных лошадях, а потом выбьем пехоту из деревни, и будем гнать ее, и будем сечь, и будем убивать, убивать, убивать. Кто за мной?
И он вскинул меч, весь в пятнах засохшей крови, казавшийся почти черным до тех пор, пока луч заката не окрасил его в алый. И всю эту хрупкую фигурку на усталой лошади вдруг залило багряно-золотым сиянием на фоне лилового неба.
С пригорка покатилась вниз неудержимая лавина.
@темы: история, мои тексты, Grand Conde, Франция
Hedonistic, возможная гомосексуальная подоплека этого убийства годится разве что для фанфика))
Марии нужен был сильный мужчина, поддержка и опора, а Дарнлей был неумный и бесхарактерный. К тому же претендовал на королевскую власть, титул консорта его не устраивал.
Яков мозгами пошёл не в папу, это точно. А мамины политические ошибки научили его быть более гибким при всех претензиях на абсолютную власть. Жаль, не научили его сына, Карла. Вообще, если сравнивать 4-х Стюартов, Яков 1-й и Карл 2-й все-таки прагматичные правители, несмотря на образ жизни и не очень чистоплотную политику, а Карл 1-й и Яков 2-й как люди лучше, чем как короли.
О даааа )))
В общем, грустная история, я как лет в 12 Цвейга прочла, так больше в нее старалась не углубляться.
Ещё про наследственность из Ивониной - София Ганноверская, любимая тётка Лизелотты, о Генриетте Французской: "Младшая дочь "зимней королевы" София была разочарована видом тетки - красавица на официальных портретах, Генриетта-Мария оказалась "очень маленькой особой, с тощими ручками, одним плечом выше другого". Тем не менее её глаза, нос и цвет лица понравились маленькой принцессе." Выходит Генриетта передала младшей дочери полный набор - малый рост, худобу и кривобокость.
На этом портрете на Бервике тот же доспех, что на вашем портрете Якова:
читать дальше
Папашино наследство)) Но оно и уместно как-то - у Якова определённые военные способности были, даже Тюренн его хвалил. Бервик в этом плане тоже себя показал весьма хорошо.
читать дальше
Ивонина не так сильна в военном плане как Годли))
Ух ты, это же тот самый Локхарт, с которым бухал де Гиш ))) Вспомнить бы еще, где я об этом читала, на русском, но у какого-то хорошего автора. Короче говоря, перед битвой при Дюнах де Гишу поручили наладить дипломатический контакт с Локхартом, а почему именно де Гишу - потому что Локхарт ему симпатизировал. И де Гиш воспользовался этим, чтобы устраивать с ним шокирующие всех попойки. Миссию, правда, не выполнил, зато погулял хорошо.
Ивонина не так сильна в военном плане как Годли))
Да, бестолково излагает. А Годли так разжевывает, что даже такому ламеру как я все понятно.
А в вашем фике не только бухал, насколько помню х)
Приятно, когда точки пересечения находятся.
Де Гиш и попойки - это здорово. Вот не зря Локхарт сбежал на континент от сурового папаши))
Да, бестолково излагает.
Кузенов-консультантов на неё нет))
читать дальше
Ну а про секас - это я виньетку добавила, как маршал Грамон )
Правильно сделали))
но не поддался он.За этот брак обеими руками была его матушка, королева Богемии и пфальцская курфюрстина в изгнании, и английский дядюшка Карл 1-й. То есть действительно очень выгодная партия была, принцы и короли не брезговали.Но Шабо же был первым красавцем на парижской деревне, фактически его имя стало нарицательным. Например, у Куртиля де Сандра одна из героинь сравнивает понравившегося ей мужчину именно с Шабо:
"...если бы ей предстояло еще выйти замуж, и она была бы сама себе хозяйкой, то она увидела там одного мужчину, хотя и совершенного иностранца, кто был бы способен занять большое место в ее сердце; самого Шабо с его великолепным танцем и впечатляющей внешностью нельзя было бы и близко с ним поставить; счастье Шабо, что этот человек не явился в Париж до того, как он женился на Герцогине Роан, потому что, если бы Герцогиня его увидела, она наверняка отдала бы предпочтение ему в ущерб первому."
А я нашла чудесную историю про Тюренна и Реца в мемуарах последнего, спешу поделиться, если не читали: 17v-euro-lit.niv.ru/17v-euro-lit/memuary-kardin...
Сам он это отрицал, но кто знает. Жил с ней, да, как с женой, никого не стеснялся. Руперт и сам артистичная натура, для него это норм.