Осада Парижа. Рыдания у смертного ложа Шатийона.читать дальше- Идея отрезать поставки хлеба в Париж принадлежала Мазарини; это потребовало бы не так много насильственных действий. Но К. представил королеве другой план. Он советовал ей с королем переехать в укрепленный Арсенал, вызвать с границы подкрепления вдобавок к тем войскам, что уже стояли под Парижем, и с этой позиции потребовать, чтобы парламент покинул Париж. Если он откажется, а парижане устроят второй День баррикад, то войска войдут в город, а с баррикадами будет разбираться артиллерия. После этого парламентариев скопом арестуют, и король снова станет хозяином в столице.
- Но ни Мазарини, ни королева не могли с этим согласиться, т.к. не желали кровопролития на улицах Парижа.
- Самые умеренные считали, что достаточно будет королю и двору уехать из Парижа, чтобы мир восстановился. И в итоге пришли к компромиссу: двор ночью перебирается в Сен-Жермен, войска будут усилены, как предлагал К., но не будут делать ничего, только не пропускать обозы с хлебом.
- Слухи об этих планах дошли и до парламента, и на одном из декабрьских заседаний советник Кулон воскликнул: «Зачем мы тратим время в этих бесплодных спорах, когда армия уже движется к Парижу?»
- Но у него было слишком мало информации, и К. его легко запинал. Он немедленно потребовал назвать имя командующего этой армией. Кулон, застигнутый врасплох, промямлил, что это «какой-то полковник Давид». - «Я служу в армии много лет, - сказал К., 27-летний ветеран, - и никогда не слышал о полковнике с таким именем». И затем он еще долго издевался над Кулоном, так что ему никто не поверил.
- Самое удивительное в бегстве двора в Сен-Жермен - это то, что оно действительно состоялось (в ночь с 5 на 6 января 1649), хотя к тому моменту этот секрет уже знали все. Однако точную дату все-таки удалось сохранить в тайне, и благодаря хитрости и умелой игре королевы получилось ввести бдительных парижан в заблуждение.
- Даже в этой суматохе Старшая М-ль не упустила случая поцапаться за право первенства с вдовствующей принцессой Конде. Королева решила не в пользу М-ль, и та согласилась, «потому что молодые должны уступать старшим».
- Лонгвильша осталась под предлогом беременности, но принца Конти его старший брат просто запихнул в карету к королеве, и затем с него не спускали глаз.
- Каждую минуту в холодный и неуютный Сен-Жермен прибывали люди. Самое романтическое путешествие совершила герцогиня де Ледигьер - в телеге, переодетая крестьянкой. Мадам де Моттвиль с сестрой при первой попытке вырваться из Парижа чуть не убила толпа. Больше всех повезло Старшей М-ль, которую по-прежнему обожали парижане, что бы она ни делала, а потому пропускали ее кареты со всем добром (все остальные дворянские кареты, выезжающие в Сен-Жермен, парижане грабили).
- Через два дня в Сен-Жермен явилась депутация от парламента, которая так трогательно умоляла короля вернуться, что все расчувствовались до слез - кроме К.
- Впрочем, все эти переговоры были лишь формальностью, потому что обе стороны готовились к войне. Вопрос был в том, как распределятся силы.
- В Сен-Жермене меж тем началось дезертирство, и первым был герцог д'Эльбеф (брат графа д'Аркура, дядя шевалье).
- Второй удар был посильнее: бегство Конти и Лонгвиля. К. был занят армией и не мог за ними присматривать.
- Принц Конти не осмелился прямо выступить против брата, но 11 января, когда К. в пригороде принимал прибывшие войска, к королеве явилась вдовствующая принцесса Конде, упала перед ней на колени и сказала, что ее младший сын оказался предателем; сестра переманила его на свою сторону, и она просит прощения за них обоих.
- С Конти уехали Лонгвиль и Ларошфуко, и коадьютор радостно встретил их в Париже.
- Королева встревожилась, но не столько из-за потери этих бойцов, сколько из-за подозрений насчет К. Может, его отлучка к армии - это только предлог для бегства?
- Но он развеял все ее сомнения, примчавшись, как ураган, в ярости от того, что Конти его ослушался.
- Само его присутствие, вся та ругань, которую он обрушил на парламент и его новых союзников подняли упавший было дух двора.
- Мазарини уже собирался бежать, но К. убедил его этого не делать, пообещав, что и он, и король вступят в Париж с триумфом.
- И вскоре весь двор заговорил на его языке, всячески издеваясь над бунтовщиками.
- К. не щадил и свою семью. Когда его гнев отступил, он принял беспечный вид и стал осыпать брата, сестру и зятя насмешками.
- Особенно много поводов для них давал принц Конти. Он, который всю жизнь был послушной тенью брата, вдруг оказался героем, т.к. фрондеры были счастливы заполучить принца крови. Его немедленно осыпали всякими почестями и назначили генералиссимусом армии Парижа, состоявшей из ополчения и отрядов городской милиции.
- Особенно приятна ему была зависть Эльбефа, который успел получить звание генерала этой армии, но стоило появиться Конти, как о нем забыли.
- Сама мысль об армии бюргеров во главе с его братом веселила К. без меры.
- Но еще больше все смеялись, когда узнали, что Рец создал собственный отряд и назвал его «Коринф», в честь своей епархии. Грамон, который со своими солдатами стоял в Сен-Клу, умолял их поймать хотя бы одного «коринфянина», чтобы посмотреть, что это вообще за звери такие.
- Конти же при дворе и особенно в окружении К. не щадили совершенно, проезжались даже по его физическим недостаткам. Однажды К., проходя через переполненную приемную Сен-Жерменского дворца, увидел обезьянку, прикованную цепочкой к каминной решетке, и отсалютовал ей: «Здравия желаю, господин парижский генералиссимус!»
- Фрондеры отвечали в основном памфлетами на Мазарини и королеву, но доставалось и К., и Гастоше.
- Смех смехом, а за осаду Парижа К. взялся всерьез. Расставил на дорогах отряды, чтобы мешать подвозу продуктов. Он опять поражал всех своей энергией. С 12 тыс. солдат трудно окружить такой большой город, и этот недостаток К. возмещал своим личным энтузиазмом.
- С того момента беднота Парижа видела в нем жестокого и неутомимого демона. О нем рассказывали всякие байки: например, что его солдаты отрезают уши парижанам, приносят ему, а он их ест. К. этот слух так понравился, что он его скорее распространял, чем искоренял.
- «Армия Парижа» тем временем маршировала на парадах и на виду у дам. К Лонгвильше и ее падчерице присоединилась герцогиня де Буйон (жена старшего брата Тюренна). Лонгвиль разместил свою семью в Ратуше и сказал, что они - заложники его союза с парламентом. Так же сделал и Буйон.
- Тогда же родился сын Лонгвильши (от Ларошфуко), которого из политических соображений окрестили Шарлем-Парижем. (Печальная у этого юноши будет судьба.)
- Под началом генералиссимуса Конти было много славных имен, но самое громкое - Тюренн.
- К., уже зная, что Буйон перешел на сторону Фронды, написал Тюренну, убеждая этого не делать. Но он не мог перевесить влияние Буйона и Лонгвильши.
- Так что возникла нешуточная угроза, что Тюренн возьмет всю «рейнскую армию» и пойдет с ней на Париж. Но Мазарини вовремя подсуетился: заплатил солдатам и офицерам денег с условием присяги на верность королю, а командование над армией передал Эрлаху. И Тюренну самому пришлось уехать в Голландию, где он затаился и ждал.
- Были у Фронды другие вояки с опытом, например Нуамуртье, который не простил К. злых слов после Ланса (это его кавалерия в панике бежала в начале битвы); Лилльбонн, второй сын Эльбефа (кузен шевалье); Бофор, Ла Мотт-Уданкур и другие. Лонгвиль уехал сеять смуту в Нормандии, где был губернатором.
- То есть генералов у Фронды было много, и все они друг с другом соперничали, и Рецу с Моле стоило большого труда не позволить им сцепиться.
- Формального объявления войны не было, но ее началом можно считать 13 января, когда комендант Бастилии сдал ее Буйону.
- Дальше были мелкие стычки в пригородах; например вошедшая в историю как «Первое послание коринфянам», когда отряд коадьютора удрал от солдат К., едва их завидев.
- Но хотя военное преимущество было на стороне армии двора, крестьяне сочувствовали парижанам, т.к. солдаты немилосердно их грабили. Поэтому обозы с хлебом попадали в Париж, несмотря на все усилия К.
- То, как Бофора в Париже объявляли великим завоевателем за то, что ему удавалось провести в город несколько овец, очень веселило К. и весь двор.
- Через три недели такой веселой, но утомительной (хотя и почти бескровной) борьбы К. нашел наконец достойное применение своим силам. Это был Шарантон, скорее деревня, чем город, где укрепился опытный ветеран Кланле с двумя тысячами дезертиров из разных полков. Т.е. это были единственные силы в «армии Парижа», которые могли оказать серьезное сопротивление. И если их разгромить, то парижанам придется сдаться.
- К. отправил в Шарантон Шатийона с тремя тысячами кавалерии. После Ланса он просил для него маршальский жезл, но королева еще колебалась, а эта победа должна была склонить ее в пользу Шатийона.
- Сам К. с 2-3 тыс. человек встал между Шарантоном и Парижем в надежде на то, что горожане все-таки решатся на схватку. И действительно, из города вышло 20 тыс. человек под командованием Эльбефа, но стоило им завидеть королевскую кавалерию в боевом порядке, как половина из них разбежалась. Прочие остались на месте, где простояли до вечера, после чего вернулись в город, где их встретили с гневом и презрением.
- Кланле прекрасно укрепил Шарантон баррикадами и прочим. Шатийон лично возглавил атаку, хотя его друг Шаваньяк отговаривал. Баррикады снесли, и разгорелась рукопашная на улицах. Королевские войска продвигались к реке, где сам Кланле закрепился с горсткой людей. Он отказывался сдаваться, говоря, что лучше умрет здесь, чем на виселице.
- И вот, фактически в момент победы, Шатийон был смертельно ранен выстрелом из окна. Он был в сознании и приказал своему заместителю Персану возглавить следующую атаку. Эта была последней, Кланле убили, Шарантон захватили.
- Шатийона доставили в Сен-Жермен, где К. возле него сам практически впал в агонию от горя. Шатийон прожил еще сутки, и все это время К. от него не отходил.
- Когда прибыла его жена, Шатийон попросил у нее прощения за все измены, которыми тоже весьма отличался. И в своей последней битве он повязал на руку голубую ленту м-ль де Герши (очень известной своими похождениями фрейлины королевы).
- Из всех «дамуазо», выросших с ним в Шантильи, К. больше всех ценил Шатийона. И в Париже об этом знали, и злорадствовали в памфлетах, утверждая, что это кара господня лично для К. за то, что поддерживает Мазарини.
- Но это горе, как и все его бурные эмоции, длилось недолго, может, еще и потому, что он знал: генерал армии не может выглядеть подавленным. Бюсси пишет, что в какой-то момент казалось, что он не может ни думать, ни двигаться, но уже через 20 часов он как ни в чем не бывало пьянствовал со своими офицерами - с таким видом, будто ничто в этом мире его не заботит.
- Через несколько дней, на похоронах Шатийона в Сен-Дени, он опять в открытую плакал, что даже занесли в анналы Ратуши.
- По этому блестящему представителю дома Колиньи вообще-то горевали все, а поскольку в его гибели винили в первую очередь Мазарини, то он долго не осмеливался показываться даже в Сен-Жермене.
- Его жена страдала по нему меньше всех. Тогда еще не было речи о ее связи с К., но она, несомненно, уже положила на него глаз.
- К концу февраля осада Парижа надоела и тем, кто был внутри, и тем, кто снаружи. Фрондеры поняли, что их армия бесполезна, и тогда Рец затеял переписку с эрцгерцогом Леопольдом.
-Тот обрадовался и прислал гонца, которого Рец хотел представить парламенту как посла от испанцев (кем он не являлся), но парламент испугался прямой государственной измены и отказался.
- Начались мирные переговоры со двором, несмотря на сопротивление Эльбефа, Бофора и Конти.
- Фрондеры настаивали на изгнании Мазарини, а королева говорила, что без него в Париж не вернется. Но самые громкие борцы с «сицилийским тираном», такие как Бофор, на самом деле хотели продать свою покорность ему подороже. И в Сен-Жермен был направлен для параллельных переговоров специальный посол, чтобы выторговать для каждого вельможи как можно больше.
- Им все это пообещали, а парламенту - в общем, ничего, кроме подтверждения октябрьской декларации.
- Дом Конде если что-то и получил, то только благодаря Лонгвилю и Конти.
- Зато ко двору прибыл Тюренн, которого К. неустанно уговаривал на это.
- Мазарини вроде как победил, но теперь он полностью зависел от К.
- Парижане, узнав, что Мазарини остается, кричали, что парламент их предал, и стали еще больше изощряться в памфлетах на него и королеву. Так что двор вместо Парижа уехал в Компьен.
- А К. уехал в Бургундию, хотя Мазарини намекал ему, что неплохо бы вернуться к армии во Фландрию. Но кардинал настаивал на осаде Камбре, а К. считал ее бесполезной. Вместо него Мазарини послал туда графа д'Аркура, и действительно, он не имел успеха (как-то они взаимозаменяемы в бесплодных попытках что-то осадить).
- Воссоединение с братом и сестрой состоялось в Шайо. К. два часа провел с ними наедине, и это кончилось тем, что она отправилась в своей карете в Париж, а К. скакал рядом. С Конти опять обращались как с мальчишкой; заставили его обедать с Мазарини за королевским столом.
- В августе стало ясно, что откладывать возвращение двора в Париж больше нельзя, и это состоялось под вопли восторженной толпы, приветствовавшей своего короля, а с ним, так и быть, и королеву. Даже Мазарини никто особенно не проклинал.
- То есть К. выполнил свое обещание - вернуть и короля, и кардинала, и весь двор в Париж с триумфом. Королева торжественно объявила, что этой службы ему не забудет. Когда он уходил из Пале-Рояля, один из его приближенных, искушенный в политике, сказал, что этой услуги ему действительно не простят и он теперь в опасности. На что К. ответил: «Разумеется, но зато я сдержал свое слово!»
@темы:
история,
книги,
Grand Conde,
Eveline Godley,
Франция
-
-
09.11.2018 в 19:59С того момента беднота Парижа видела в нем жестокого и неутомимого демона. О нем рассказывали всякие байки: например, что его солдаты отрезают уши парижанам, приносят ему, а он их ест.
Ну вот видите. А вы говорили, вампирских баек про Конде не рассказывали, как про Клеверза))
Тогда же родился сын Лонгвильши (от Ларошфуко), которого из политических соображений окрестили Шарлем-Парижем. (Печальная у этого юноши будет судьба.)
Он ведь погибнет при переправе через Рейн?
Бюсси пишет, что в какой-то момент казалось, что он не может ни думать, ни двигаться
Как же я люблю ту сцену в фильме: "Шатийон, я любил тебя! Зачем ты умер!" И как от пьяного К. шарахается юный Луи.
как-то они взаимозаменяемы в бесплодных попытках что-то осадить
Мастер по осадам это Тюренн.
-
-
10.11.2018 в 09:50Дааа ) Надо было тогдашним памфлетистам это взять на заметку.
А вы говорили, вампирских баек про Конде не рассказывали, как про Клеверза
Вот тут Клеверз обставит Конде в два счета.
Он ведь погибнет при переправе через Рейн?
Ага(((
Ну вы же знаете, наверное, его историю. Как он что-то не поделил с Эффиа, тот вызвал его на дуэль, а Лонгвиль отказался из-за разницы в ранге. Тогда Эффиа подстерег его где-то с наемными головорезами, и те побили его палками. Естественно, Эффиа постарался, чтобы об этом все узнали. И поэтому на войне Лонгвиль вел себя так безрассудно - чтобы доказать свою храбрость, смыть это пятно. А из-за него еще куча людей погибла.
-
-
10.11.2018 в 11:43Это да. Но даже про Клеверхауза не сочиняли, что он занимается сексом со своими домашними питомцами
Ну вы же знаете, наверное, его историю.
Ага, я посмотрела, это у Дюма было. А он вычитал из аббата Шуази.
-
-
10.11.2018 в 12:29А про кого сочиняли? Про Руперта и его пуделя?
-
-
10.11.2018 в 12:39Вообще, когда я читала про Клеверхауза, не зря вспоминала Руперта - парламентские пропагандисты использовали те же тропы, что и ковенантеры сорок лет спустя: Руперт у них приспешник Сатаны, колдун, а его пес - злой дух, следующий за ним, заговорен от пуль и т.д. Все те же пуританские страшилки. Но вот про коня Клеверза ковенантеры говорили такое - хозяин, мол, любит его больше, чем кого-либо из людей (того самого, черного как ночь, коня, якобы подаренного Клеверзу самим дьяволом, которого Вальтер Скотт назвал Дикарем). Не на это ли самое намекали
-
-
10.11.2018 в 13:00В наше время это уже странным не кажется )
Не на это ли самое намекали
Вот и раскрыт секрет ориентации Клеверхауза!
Песенка вспомнилась, не очень пристойная:
читать дальше
-
-
10.11.2018 в 13:12Насчет собак в постели - Вандома вспоминаю. У него вообще целая свора там обреталась. Причем (кажется, это Лизелотта писала) они у него прямо там плодились и размножались)) Ну вот про Вандома подумать такое легче всего - и про собак, и про коня
-
-
10.11.2018 в 13:17-
-
10.11.2018 в 13:18-
-
10.11.2018 в 13:20-
-
10.11.2018 в 13:31-
-
10.11.2018 в 13:33читать дальше
Художник Jean Raoux.
-
-
10.11.2018 в 13:44-
-
10.11.2018 в 13:55-
-
10.11.2018 в 14:40-
-
10.11.2018 в 14:43-
-
10.11.2018 в 14:48-
-
10.11.2018 в 14:58-
-
10.11.2018 в 15:17-
-
10.11.2018 в 15:31Учи языки, мазафака.Hedonistic, да, картинка миленькая, сразу чувствуется век осьмнадцатый - ушла барочная тяжеловесность.
Мне больше нравится думать, что Вандом помер, объевшись рыбки - ему такая смерть очень идёт))
А мы тут немношк переели слешика, в ход пошла зоофилия))
Точно не скажу, из-за чего Филипп так поступил при Кассано, но где-то попадалась инфа, что бабки они не поделили.
-
-
10.11.2018 в 16:05-
-
10.11.2018 в 20:35-
-
10.11.2018 в 20:57-
-
10.11.2018 в 21:01-
-
10.11.2018 в 21:01А ещё она, когда воевала с Лонгвильшей, пообещала отрезать Ларошфуко член и прислать ей в серебряном сосуде.
-
-
10.11.2018 в 21:11-
-
10.11.2018 в 21:25-
-
10.11.2018 в 21:29-
-
10.11.2018 в 23:02-
-
10.11.2018 в 23:20