читать дальше- Хотя кампанию Тюренна против Монтекукколли правильно называют триумфом стратегии, Голландия таки еще не была завоевана, а зима прошла.
- В апреле К. сменил Люксембурга во главе «армии Голландии». В его задачи входило сдерживать голландские войска, пока король с 32 тысячами войска будет осаждать Маастрихт.
- Осада шла под руководством Вобана, 1 июля Маастрихт капитулировал, король вернулся в Париж пожинать лавры.
- Тем временем Тюренн опять тягался с Монтекукколли на границе, и на этот раз его переиграли. В итоге преимущество в этой кампании осталось за голландцами. Французы слишком рассеяли свои войска, К. отчаянно не хватало людей, и он писал, что «закончил кампанию так же, как и начал, не делая ничего».
- Осенью 1673 года он пишет, что никаких подкреплений не поступает, потому он проводит время на балах, делая визиты и т.д. - это в Лилле, а потом ему пришлось переместиться в городок поменьше, где и таких развлечений не было, так что он помирал от скуки.
- Тем временем принц Оранский с испанским подкреплением вернул себе Наарден (11 сентября), Рюйтер прогнал англичан на море, а еще голландцы должны были вот-вот соединиться со своими немецкими союзниками.
- Виноваты в этом были Людовик и Лувуа: изначальный план кампании был неудачный, а потом они еще посылали противоречивые и бесполезные приказы К. и Тюренну.
- Цитируется письмо военному министру в стиле «ядовитенький Тюренн»: мол, не надо посылать такие подробные инструкции с такого большого расстояния, ибо выполнить их все равно невозможно, и только зря тратится время короля.
- Осенью 1673 года Лувуа пришлось неохотно признать, что война идет уже не в Голландии, а на германской границе, и чтобы оказать там адекватное сопротивление, придется пожертвовать завоеванными провинциями.
- 22 сентября французской армии был отдан приказ отступить из Голландии. Из завоеванных городов себе оставили только 9, включая Маастрихт и города на Рейне.
- К. в этом участия не принимал, т.к. здоровье его опять подвело, и король велел ему передать командование Бельфону.
- Весной 1674 года из всех прежних союзников у Франции оставалась только Швеция. Противники же сформировали две мощные армии. Одна угрожала вторгнуться с востока в Эльзас, а другая с севера, из Фландрии. В связи с этой опасностью пришлось оставить города на Рейне, но король компенсировал это вторым и таким же молниеносным завоеванием Франш-Конте.
- К. наконец выздоровел настолько, что смог принять командование на северной границе. Во главе 24-тысячной армии он двинулся от Турне к Маасу, где Бельфону на пятки наступали враги.
- Несколько недель прошли в неуверенности. Сначала Лувуа сказал, что король, как только завоюет Франш-Конте, присоединится к К., и вместе они затеют какую-нибудь осаду, которые король предпочитал генеральным сражениям.
- Но К. знал, что это присутствие короля в армии - сплошная показуха, от него один вред. И он использовал все свои способности к дипломатии, чтобы доказать, что тут негде с осадами развернуться, а еще слишком опасно для короля. И тот не приехал.
- К тому времени противник сосредоточил в Нидерландах мощные силы, которым К. должен был противостоять. Июнь и июль он провел в маневрах, а на него продолжали сыпаться противоречивые приказы Лувуа. К. критиковали за бездействие, но у него было слишком мало войск для генерального сражения.
- План, на котором он настоял, заключался в том, чтобы занять главную дорогу между Нивелем и Шарлеруа, откуда можно будет двинуться в любую сторону, чтобы не позволить врагу пересечь границу в Шампани.
- К концу июля противник собрал, вместе с подкреплениями от имперцев, 60 тыс. войска, а у К. было на тот момент 45, с подкреплениями из Франш-Конте. Его генерал-лейтенантами были Люксембург, Фуриль, Навай, Рошфор и Энгиен (а еще из Франш-Конте явился шевалье, но он нигде в реляциях и мемуарах не упоминается. Забегая вперед, о спасении принца Оранского при Сенефе кем бы то ни было французские источники тоже молчат.)
- У его противника командующими были два опытных военачальника, граф де Суше, гугенот-перебежчик к австрийцам, и маркиз д'Ассентар, испанец. Выше них, в соответствии со своим рангом, стоял принц Оранский, который был немногим старше и опытнее, чем К. при Рокруа. Оранского распирало от желания дать свою первую битву К. (для которого она станет последней). Однако Оранский прекрасно сознавал свою неопытность и очень жалел, что до того хотя бы пару лет не послужил под началом К.
- К. занял позицию на возвышенности в десяти милях к северо-востоку от Шарлеруа, откуда шли обозы. Его войска занимали три деревни. Главный лагерь был расположен на выступе холма, у подножия которого текла река, по лесистой и болотистой местности. 60 единиц артиллерии защищали лагерь со всех сторон.
- Перед его противником стояли две альтернативы: 1) атаковать лагерь К. В случае успеха всякое сопротивление в Нидерландах закончилось бы. 2) обойти его и попытаться быстро добраться до границы. Поскольку позиция К. выглядела очень сильной, выбрали второе.
- Так они и маршировали, оставив лагерь К. в тылу, до 10 августа, в таком порядке: 2000 авангарда полного интернационала, дальше шли имперцы, потом голландцы, затем испанцы. В арьергарде - 6 тыс. кавалерии, тоже интернациональной, и три голландских пехотных батальона под командованием принца Водемона, внебрачного сына герцога Карла Лотарингского. Каждый дивизион шел тремя колоннами: пехота в центре, на главной дороге, кавалерия слева, обозы справа, и трудновато им было продираться сквозь леса.
- К. отлично знал обо всем этом движении, разведчики у него были хорошие, и он был готов как нападать, так и защищаться. Но со своими силами он мог атаковать только арьергард, со всей армией связываться было рискованно.
- 11 августа, за два часа до рассвета, К. сообщили, что противник, после остановки у Сенефа, двинулся дальше к границе (именно во время этой остановки принца Оранского окончательно убедили не атаковать лагерь К.) Друзья говорили, что перспектива сражения всегда действовала на него лучше всяких лекарств Бурдело. Весь предыдущий день он провел в седле и опять в него вскочил, хотя ботфорты стали для него пыточным орудием, так что он вынужден был их скинуть и отправиться в битву в шелковых чулках и тапочках.
- Однако он был не в духе, и даже его любимчику Люксембургу досталось за какое-то неуместное предложение. Ходить ему было трудно, и все лезли к нему с предложениями о помощи, и он, взорвавшись, послал всех подальше. Чтобы доказать, что он не инвалид, К. прошел один 200-300 ярдов, на чем и успокоился, и настроение у него улучшилось, и он уже жалел, что орал на людей ни за что.
- Видимо, примерно в это время юный волонтер Эктор де Виллар впервые привлек внимание К., показав свои способности, которые в дальнейшем принесут ему много славы.
- Как пишет Годли, «Виллар боялся звука своего голоса так же мало, как боялся врага». И когда некоторые опытные воины приняли движение кавалерии Водемона за отступление, он, хотя его никто не спрашивал, выкрикнул: «Они не отступают, они перестраиваются для марша!» (эпизод, честно спизженный мной для «Истинной истории…») «Кто вам это сказал, молодой человек?» - спросил К. Виллар, сохраняя полное самообладание, дал развернутый и верный ответ.
- Действительно, Водемон, предупрежденный о приближении врага, занял позицию возле Сенефа, чтобы отразить его. А еще через пару часов, когда К. возглавил эскадроны, Виллар воскликнул: «Теперь я вижу то, что мечтал увидеть всегда, - Великий Конде с мечом в руке!» (Как тут обойтись без пошлых шуток про меч Конде.)
- В 4 утра 11 августа 1674 года К. отдал приказы перед первой схваткой из четырех, которые известны под общим названием «битва при Сенефе». Монталь возглавил пехоту, в лагерь были посланы указания - пересечь реку и ждать дальнейших распоряжений. Фуриль с 8 тыс. кавалерии должен был пересечь Сомму и напасть на обозы, которые еще не добрались до Сенефа. Сен-Клера послали отвлекать авангард противника.
- Возле Белля К. обозрел неровную, пересеченную, поросшую подлеском местность, простиравшуюся от Сенефа к городку Фэй на 4-5 миль. Фэй, стоявший на плато, окружали сады и возделанные поля, в миле к северу было аббатство Св. Николая, скрытое деревьями. Сенеф, который лежал между параллельными дорогой и Соммой, стал первой точкой атаки.
- Водемон собрал свою пехоту в приходской церкви, кавалерию построил в три линии на левом (дальнем от К.) берегу Соммы.
- Но К. не спешил атаковать, он хотел, чтобы вражеская армия отошла подальше от своего арьергарда. То есть в этот момент он еще вполне думал головой. Только в 10 утра Монталь, стоявший под прикрытием возвышенности у моста Сенефа, получил сигнал к атаке. Водемон хотел разрушить мосты через Сомму, но не успел.
- Атаку пехоты прикрывали 6 легких пушек с правого берега реки. В это же время К. пересек реку по другому мосту, ниже Сенефа, чтобы атаковать вражескую кавалерию, с ним было 2000 всадников гвардии «Дома короля».
- Схватка в деревне была короткой, но яростной. Голландский батальон, державший церковь, был уничтожен до последнего человека, но сдаться и не пытался. Через час французы заняли Сенеф.
- Так же удачна была кавалерийская атака, хотя французов было меньше, но это были отборные войска с такими же командирами. К тому же вовремя подоспел Фуриль, справившийся со своей задачей. И кавалерия Водемона бежала к основной испанской армии.
- Т.е. с арьергардом было покончено, но, пишет Годли, «тигр только попробовал крови».
- Около полудня все командиры противника узнали о случившемся. Суше, как и рассчитывал К., был слишком занят с теми, кого он послал отвлекать авангард. Принц Оранский велел Суше вернуться, но старый ветеран не очень доверял неопытному командующему и хотя и повиновался, но медленно и неохотно.
- Оранский также послал подкрепления Ассентару, который должен был стать следующей жертвой «тигра», а сам занял позицию возле аббатства Св. Николая.
- Ассентар вывел свои силы на относительно ровную местность, протянувшуюся от замка Scailmont к ферме Ла Кур-о-Буа, пехота - в замке, кавалерия - в тылу.
- К. не стал преследовать кавалерию Водемона, лишь медленно двигался по следам врага по пересеченной местности. Только в миле от замка он увидел позицию Ассентара. Между ними лежали сады, через которые кавалерия не могла атаковать. Но зато к этому моменту в распоряжении К. уже была вся его собственная пехота, подошедшая из лагеря.
- И всю ее он бросил в бой, а кавалерия, которую справа вел Люксембург, а слева К., должна была окружить позицию врага. Эта схватка была жестче, чем предыдущая, хотя тоже длилась недолго. Испанцы оказали серьезное сопротивление, но вынуждены были отступить к аббатству. Ассентар, смертельно раненый, был взят в плен и умер через несколько дней.
- Аббатство, где принц Оранский ждал атаки К., лежало в миле к западу от замка Scailmont, вновь-таки в окружении садов, которые давали такую же защиту, как виноградники Фрайбурга.
- Аббатство было построено на пологом склоне холма, и основные голландские силы встали выше него. Французы уже начали уставать, но нельзя было терять ни минуты, пока не вернулся Суше.
- К. здесь выбрал тот же план атаки, что и раньше: пехота в центре, Люксембург справа, Фуриль слева. Для Люксембурга задача оказалась простой: он нашел только голландские обозы. Слева вышло посложнее: на пологом лесистом склоне выстроилась пехота, готовая к бою.
- Фуриль спросил К., не подождать ли свежие эскадроны из лагеря. И второй раз за день К. впал в ярость (усиленной подагрой): «Вам больше нравится разговаривать, чем сражаться. Но мне некогда вас слушать. Я приказал вам атаковать, вы обязаны подчиниться!»
- Фуриль, не сказав ни слова в свое оправдание, тут же повиновался, а за ним следовал К. со второй линией, и они просто снесли голландцев с холма. Голландская пехота в центре тоже была смята, хотя и не с первого раза.
- Однако ж французы заплатили за эту победу большими потерями, и в числе павших был Фуриль. Когда его выносили с поля боя, он сказал, что хочет одного: прожить еще несколько часов, «чтобы увидеть, как этот (непечатный эпитет) будет выпутываться из передряги, в которую сам себя загнал».
- Действительно, уже через час принц Оранский, выбитый из аббатства, собрал свои войска и занял даже более сильную позицию на холме возле Фэя. Суше должен был вот-вот подойти, и даже К. не мог всерьез рассчитывать победить настолько превосходящие силы противника. (Но Остапа уже понесло.)
- Критики спорят, стоило ли ему отходить после первой или после третьей атаки, но все согласны, что четвертая была предпринято напрасно. Похожие упреки он получал и за Фрайбург, и тогда его оправданием была молодость, а сейчас, наверное, сознание того, что это его последняя битва. И ему хотелось завершить свою карьеру победой - любой ценой. (Ну либо умереть здесь, в бою.)
- Три раза за этот день он водил свои войска в атаку, и казалось, что никто не может ему противостоять. Хотя каждая схватка давалась тяжелее предыдущей, он их все выиграл. Сейчас, перед Фэем, он колебался так же мало, как и в прошлый раз.
- Люксембург так и шел справа, слева теперь был Навай, а в центре К. приготовился сам повести пехоту. Подошедшие подкрепления сразу пошли в дело. Они были не такими уж свежими, т.к. маршировали целый день по жаре.
- У Люксембурга было 16 эскадронов и два батальона полка «Пикардия». У Навая 18 эскадронов, все элитные, гвардейские, из «Дома короля». В центре - 30-40 пехотных батальонов, выстроенных в четыре колонны, три атакующих и одна в резерве. Еще поставили несколько легких пушек, тяжелая артиллерия еще не доползла из лагеря.
- Позиция Оранского в Фэе была примерно такая же, как в монастыре: сады как естественные укрепления, склон холма и т.д. Но в Фэе к тому же позицию с севера и запада прикрывал лес; к востоку комбинация огородов и канав делала местность непроходимой. А на юге была ложбина, а над ней - голый лесной склон.
- Фэй был маленьким городком, с церковью и несколькими каменными домами, в которых можно было закрепиться.
- Перед тем как К. отдал приказ об атаке, силы врага увеличились до 50 тыс. - подошли наконец имперцы с Суше. Это было в три часа дня. 12 часов прошло с тех пор, как К. оставил свой лагерь и 5 - с первой схватки с врагом. Но самая жара была еще впереди.
- Между 3 и 4 часами дня французские батальоны атаковали деревню одновременно с трех сторон. После отчаянной борьбы они заняли крайние дома и удерживали их до конца дня, но дальше так и не прошли. Их остановил мушкетный и артиллерийский огонь от церкви. Сотни лежали мертвыми на склоне холма, остальные укрылись в саду и отвечали на огонь противника. Шли часы, и ни одна сторона не сдвигалась ни на дюйм.
- У французов на правом фланге борьба была не менее жестокой. Люксембург потом хвастался, уже не раз встретившись с Оранским, что тот никогда не видел его горбатой спины. Первая его атака отбросила имперцев далеко назад, за овраг, их пушки были захвачены, как и замок Эскайе на краю их фланга.
- Но тут Люксембургу ударили с фланга, из лесу, где скрывался отряд имперцев. И ему пришлось разделить свои силы, чтобы отразить эту атаку. Но пока его не было, те, кого он оставил на захваченных позициях, истощенные долгими схватками, отступили перед вражеской контратакой опять за овраг.
- А возглавлял эту контратаку не кто иной, как Шаваньяк, который теперь служил Австрии. Он так лихо ударил, что оттеснил французов с занятых позиций и отобрал назад артиллерию.
- К., который не хотел пускать пехоту в дело, пока кавалерия не добьется своего, оставил ее пока стоять на месте и подошел с двумя батальонами швейцарцев из резерва. Люксембург вернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как К. во главе оставленных им отрядов возвращает то, что было потеряно.
- И так они двигались туда-сюда несколько раз. Под К. убили вторую за день лошадь, а поскольку он едва мог ходить, был большой риск того, что он попадет в плен, пока сын не пересадил его на другую.
- Раз кавалерия ничего не может сделать, пора пускать в дело пехоту, и «Пикардию» со швецарцами выставили против гвардии принца Оранского.
- К. приказал швейцарцам атаковать, но по ним вели такой плотный огонь, что они остановились и не двигались с места. К сказал с удивительным для него спокойствием: «Ну что ж, эти не пойдут, надо найти других». Но тут же понял, что там, где швейцарцы не справились, другие вряд ли будут иметь успех. (Годли излагает этот эпизод по мемуарам Ла Фара, но в самом подробном и дотошном описании битвы, которое мне удалось найти, специально критикуются его слова. Мол, такого быть не могло, и К. вообще вряд ли отдавал такой приказ швейцарцам. Еще в этом издании, посвященном не только Сенефу, но и всей той кампании, просто шикарные карты.)
- К. понял также, что отступить его люди не отступят, но и победы им сегодня не видать. Ночь застала всех на тех же позициях, французы держали замок, их противник - овраг.
- Слева Навай вступил в схватку одновременно с Люксембургом и примерно с тем же результатом. Везде, куда бы ни приезжал К. проверить, как идут дела, он видел тот же яростный отпор со стороны противника.
- Битва продолжалась и после заката, при луне, хотя и не так интенсивно. Только после полуночи истощенные люди упали спать там, где стояли.
- К. отдал приказ свежим батальонам и тяжелой артиллерии, которая наконец-то подошла, двигаться вперед, чтобы утром можно было продолжить сражение. Те, кто услышал этот приказ, в ужасе содрогнулись, и стало ясно, что К. тут единственный, кто все еще хочет сражаться. Но никто и пикнуть не посмел.
- Наконец и К. лег спать под терновым кустом, который потом был долго известен как «Колючки принца» (почему так смешно?)
- Внезапно ночную тишину разорвала пальба. Дело в том, что противник решил отступить, а не дожидаться завтрашней бойни, и дал залп, чтобы прикрыть свой отход. А у истощенных вкрай французов сдали нервы, и они ударились в панику. Они тоже выстрелили во тьму, лошади сорвались с привязи и убежали, так что не нашлось бы коня и для К.
- И когда К. навел порядок, до него наконец дошло, что его солдаты не в состоянии завтра драться. И он отдал приказ отступить в прежний лагерь. Так две армии и разошлись, каждая в свою сторону.
- Утром 12 апреля французы добрались до своего лагеря, и Гурвиль вышел встретить К. Его везли сюда в повозке, после 17 часов верховой езды и 12 часов битвы. Он говорить не мог от истощения, и единственное, что он (якобы) пробормотал, было: «Если бы швейцарцы пошли вперед, я бы выиграл битву».
- Не знаю, как сейчас, а во времена Годли еще спорили о том, кто победил при Сенефе. Но совершенно точно, что никто не потерпел поражения. Однако ж обе стороны приписали победу себе. Голландцы и имперцы настаивали на том, что К. не смог выбить их с позиций, а французы подчеркивали, что до этого их три раза разбивали, захватили их обозы и трофеи, которыми могли похвастаться.
- Несомненным оставалось одно: огромные потери с обеих сторон. Нижняя граница - 7 тыс. убитых у французов и 8 у их противников. И хотя официально праздновали победу, по частной корреспонденции видно, что у людей было ощущение неудачи.
- Секретарь принца Оранского писал: «Мы потеряли 6 батальонов до последнего человека; наше поражение так близко, что я не знаю, что мы можем сделать. Багаж моего хозяина, как и всей армии, был захвачен, и мы шли в Монс, испытывая нужду буквально во всем».
- С другой стороны, мадам де Севинье, чей сын пропал без вести, писала Бюсси-Рабутену: «Мы потеряли столь многих из-за этой победы, что, если бы не Te Deum и знамена в Нотр-Дам, считали бы ее поражением».
- Французских офицеров погибло больше, чем обычно. При этом командующие с обеих сторон проявили беспримерную личную храбрость.
- Принц Оранский 8 часов находился в самом пекле, и именно его взвешенные решения и действия после схватки у аббатства спасли всю армию от разгрома. Главной наградой для него стало замечание К.: «Принц Оранский действовал, к его чести, как старый генерал, если не считать того, что он подвергал себя опасности с безрассудством молодого человека». Однако сам К. в свои 53 года проявлял не больше осмотрительности, чем соперник, бывший на 30 лет его моложе.
- Как бы там ни было, но по итогу кампании преимущество осталось на стороне французов. Оранский мог сравниться с К. в храбрости, но не в стратегических талантах. До 14 сентября армии восстанавливались, потом Оранский осадил Ауденарде. Французы этого ждали и успели выслать туда подкрепления, к тому же на выручку городу примчался Вобан. Но это все не понадобилось, когда к городу подошел К. и выкатил свои пушки на пригорок. Посмотрев на него, Оранский снял осаду уже через 12 часов. Потом, правда, ему удалось взять Грав, но этого было недостаточно, чтобы возместить все потери. Ни о каком вторжении во Францию уже не могло быть и речи.
- К. вернулся в Шантильи в конце октября, а 2 ноября его с необычайным пафосом приветствовал в Сен-Жермене король. Очень важно было выставить К. великим завоевателем именно сейчас, когда возникли сомнения в успехах Франции. Поэтому К. усиленно расхваливали за то, что он отбросил врага от границы, как бы забыв о том, что два года назад король обещал захватить всю Голландию. (Чем дальше, тем сильнее лезет из Годли глубокое презрение к Людовику.)
- Король ждал К. на вершине высокой лестницы, по которой тот должен был подняться на виду у всего двора. К. был уже совсем слабый, согбенный, но самоуверенный, как всегда. На полпути он остановился передохнуть и извинился за то, что так медленно поднимается. Король сказал, что человеку, отягощенному столькими лаврами, трудно идти быстро.
- Тюренн меж тем провел, наверное, свою самую блистательную кампанию в Эльзасе, но уже на следующий год 25-тысячная имперская армия опять угрожала Страсбургу.
- Рейнская кампания 1675 года была последней, в которой принимали участие три великих полководца: Тюренн, К. и Монтекукколли. Только чувство долга перед королем заставило К. снова присоединиться к войскам, т.к. с его здоровьем все стало совсем плохо.
- Все, чего он хотел, - это чтобы его сына назначили главнокомандующим. Отцовские чувства боролись в нем с профессиональными, когда он намекнул королю, что неплохо бы сделать Энгиена главой «армии Фландрии», хотя бы чисто номинально. А он, К., будет там неофициально, чтобы сыну советы давать.
- Король не любил Энгиена и рассчитывал на имя и престиж К., поэтому отказал. К. и Тюренн были назначены на те же посты, что и в прошлом году. Тюренн, хоть и старше на 10 лет, имел куда лучшее здоровье, а его военный гений, казалось, только сейчас вошел в зенит. Хотя поговаривали, что он тоже хочет на пенсию.
- Но новый сезон застал его на Рейне, а К. - в Ла Кателе, откуда он готовился двинуться на север и запад. Его армия официально называлась «та, к которой лично присоединится король». Его благоволение к К. дошло до того, что он отказался от поста главнокомандующего в его пользу.
- Два месяца «армия Фландрии», весьма отягощенная королевским поездом, маневрировала между Сенной и Маасом, захватывая мелкие города. В июле довольный король наконец убрался в Париж. А Оранский меж тем соединился со своими испанскими союзниками в Брабанте.
- Сразу после отбытия короля К. предпринял марш на восток, в Эно, и там узнал о гибели Тюренна. Как известно, его искренне оплакивала не только вся армия, но и вся Франция. «Армия Эльзаса» фактически потеряла боеспособность, и королю пришлось срочно назначать туда К., чтобы он восстановил порядок. Энгиен ехал с ним, но основная ответственность возлагалась на одного только К.
- На этот вызов К. ответил словами человека, заметно сломленного и телом и духом: «Думаю, я мало подхожу для того, чтобы служить королю в этом качестве. Это предельно тяжкий труд, в этой стране, а на мое здоровье так мало можно надеяться, что я боюсь, оно совсем откажет, особенно если похолодает до конца кампании; вспомните, что я предупреждал вас об этом до начала. Однако я подчиняюсь и без колебаний рискну своей жизнью и той малостью здоровья, которая у меня осталась, на службе королю или для его удовлетворения. И все же я очень боюсь, что буду не так полезен для него, как он ожидает», - писал К. Лувуа.
- На следующий день он выехал в Эльзас. Путь занял 16 дней. По дороге он сказал одному из сопровождающих: «Я хотел бы поговорить, хотя бы часа два, с тенью господина Тюренна, чтобы я мог следовать его планам, чтобы он поделился со мной своими знаниями об этой стране и методах Монтекукколли». «Слава богу, вы живы и с нами», - ответил тот. Но К. только пожал плечами.
- 18 августа К. добрался до «армии Эльзаса» в лагере Шатенуа, на восточном склоне Вогезов. Новости, с одной стороны, были хорошие: Делорж и Вобрюн, генерал-лейтенанты Тюренна, отбросили имперцев. А с другой стороны, наш старый добрый Карл Лотарингский сделал завершающий аккорд в своей бурной карьере, разбив Креки на Мозеле.
- Имперцы получили подкрепления, а из Франции их что-то было не видать. В этих обстоятельствах К. решил не давать генеральное сражение, а только охранять границу.
- Сперва он решил снять осаду с Агно, который Монтекукколли хотел сделать своим опорным пунктом для вторжения в Эльзас и Лотарингию. 19 августа К. выступил из лагеря, а Монтекукколли снял осаду и вышел ему навстречу. Армии даже увидели друг друга, но К., добившись своего, отступил в Шатенуа, где Монтекукколли не осмелился его атаковать.
- Там, в идеально расположенном Шатенуа, К. и сидел два месяца: если бы враг решил пересечь границу, он бы его не миновал. Пока основная часть армии не двигалась, отряд в 5 тыс. всадников рыскал по местности, наблюдал за врагом, отбивал обозы и т.д.
- Первыми устали от этого имперцы. Монтекукколли был старый и больной, так что не мог затягивать кампанию до зимы, а к тому же его планы нарушила смерть герцога Карла 17 сентября и уход лотарингцев с Мозеля.
- В конце октября пришли долгожданные подкрепления из Франции, а 1 ноября Монтекукколли отступил из Эльзаса. На следующий же день К. уехал в Шантильи. Это была последняя кампания в его жизни.
- Весной следующего 1676 года король уже не приказал, но пригласил К. занять этот же пост на германской границе. Здоровье К. уже совершенно не позволяло ему этого, и он опять намекнул на своего сына. Король опять отказал, что заставило К. потерять всякий интерес к общественной жизни.
Постараюсь завтра выложить последнюю главу.
@темы: история, книги, Grand Conde, Eveline Godley, Король, Франция
Короче, обычный плановый выезд на лето, и то он позже случился, а из этого сплетницы вроде Севинье раздули свою историю. Там имелось в виду, что она не великодушно оставила их вдвоем, а убралась от греха подальше. Но ничего такого не было, конечно же.
Мне кажется, если бы он каким-то чудом мог родить, он бы родил
Месье к ней хорошо относится и она волнуется,что его отправят на войну,а шевалье никаких ее мыслей не занимает,а Эффиа вообще на ее горизонте нет
Это ж еще 1672? Ну тогда все так для нее и выглядело.
Тут еще есть пара нюансов. Во-первых, она знала, что почта перлюстрируется, и самые откровенные письма посылала с гонцами. Обычно в начале так и указывала: "Появилась возможность передать письмо через верные руки, поэтому щас я вам, дорогая тетушка, расскажу, как тут на самом деле все обстоит".
А во-вторых, она, по ее признанию, до 1681 года старалась вообще ни на что не жаловаться - пока был жив ее отец. Чтобы до него никакие слухи не дошли. Хотя эта банда начала ее пощипывать за жопу как минимум с конца 1670-х. Получается, примерно после окончания Голландской войны, как раз когда Месье предложил ей спать отдельно. А может, и раньше.
банда начала ее пощипывать за жопу как минимум с конца 1670-х. Получается, примерно после окончания Голландской войны, как раз когда Месье предложил ей спать отдельно. А может, и раньше. Лизелотта нарожала детей,свою функцию выполнила,можно ее на хер и в монастырь засадить и продолжать веселиться,хотя она им и так не мешала
Вообще у шевалье знатная банда была и рулил он ей лихо)))
По-моему, однозначно пофиг, с самого начала. Он бы и беременную Фьенн не выставил, если бы Генриетта с Коснаком хай не подняли. Как-то у них с шевалье было заведено, что мухи отдельно, котлеты отдельно.
что шевалье делал у Вандомов,ведь он из под них Дюбуа приволок,хотя может всего лишь встречался у Луи за картами
Не факт, что Дюбуа он приволок от Вандомов. Я вспомнила, где про это читала - в мемуарах Дюбуа, а они фейковые. Там старший Вандом описан как огромный и веселый кусок жира. Огромный-то может, но веселый - вряд ли.
Как мне показалось по Сен-Симону и прочим источникам, Луи дружил с Вандомами, потому что король к ним благоволил. Королю они были нужны, чтобы их продвигать и тем самым создавать прецедент для своих бастардов. Ну и назло семейству Конде-Конти. В бильярд же постоянно играли вчетвером: Луи с королем и Вандом с Шамийяром.
Возможно, у Луи какие-то свои дела были с Вандомами, но мне про них ничего не известно.
Ну а шевалье с ними особо не водился, просто поддерживал такие отношения, какие надо, - мне показалось так.
Все таки характер шевалье остается загадкой
Вандом, вообще-то, только и делал, что сидел на стульчаке и валялся в постели с собаками)) Чет сразу Кутузов вспомнился, который спал на лавке под тулупом, да романы почитывал, пока французов из России зима выдворяла. Нешто на принца Евгения своего Сен-Симона не нашлось?))
читать дальше
Лувуа молодец,еще бы написали,что на войне геи сражались плечом к плечу и самоотверженно прикрывали друг другу спины,вообщем как Ахилл и Патрокл,где-то этот штамп уже был,у Эрланже
Список наичудеснейший,видимо точно кто-то свечку держал))) но Конде с Бутвилем,уж Конде с Грамоном лучше смотрятся,бромансы
А Вандомы уже не удивляют,кто только по ним не потоптался)))
На Вандомах пробу ставить негде, так что они в подобных списках за дело. Меня Люксембург интересует.
Вот, кстати, у этого есть своя историческая подоплека, которая хорошо показана у Годара в книге "Вкусы Месье". Сейчас принято считать, что гомосексуальность - это врожденная склонность небольшого процента людей, причем бисексуальность принято или замалчивать, или считать неискренней. В 19 веке был совсем другой взгляд: гомосексуальность объясняли недостатком мужской силы, слабым желанием. А женщины якобы вообще неспособны возбуждаться и испытывать оргазм.
А в 17-18 веках в ходу было противоположное мнение, мол, содомия - это просто чрезмерный разврат, то есть наоборот, избыток сексуальности. И если человек себя не сдерживал моральными нормами, то про него автоматически думали, что он трахает все, что шевелится.
Конкретно по Люксембургу-Бутвилю, конечно, подозрения есть. Во-первых, провести столько лет в ближнем кругу Конде и вообще никак не приобщиться к содомии... Ну, вот Бюсси-Рабутен хотел быть фаворитом Конде без секса, но у него не получилось.
Годли пишет, что Колиньи-Салиньи затаил обиду на Конде из ревности к Гито и Бутвилю, в том смысле, что Конде их продвигал в ущерб Салиньи. Ну, как и в случае с Бюсси.
Потом, кое-какие намеки находятся у Сен-Симона. Например, что Люксембург буквально до конца своих дней любил предаваться разврату на пару с Конти, а уж бисексуальность Конти вообще не под вопросом. Кроме того, Сен-Симон упоминает, что у Люксембурга был фаворит, Альбиготти, родом из Флоренции, гнезда содомского разврата. Сен-Симон ничего такого не имеет в виду, ну так он вообще обвинениями в содомии отнюдь не разбрасывается.
Короче, если Тюренна однозначно стоит вычеркнуть из списка, то Бутвиля рановато пока )
Это как раз про либертинов - они же, как правило, старались попробовать все.
Очень интересно о взгляде на предмет в разные эпохи, спасибо.
Годли пишет, что Колиньи-Салиньи затаил обиду на Конде из ревности к Гито и Бутвилю, в том смысле, что Конде их продвигал в ущерб Салиньи. Ну, как и в случае с Бюсси.
Продвигал, потому что они "из наших", все понятно))
Сен-Симон упоминает, что у Люксембурга был фаворит, Альбиготти, родом из Флоренции, гнезда содомского разврата
Про Альберготти знаю, ага. Я думала в эту сторону, но решила, что зря - традиционно итальянцы во всем виноваты, это уже не смешно даже.
Короче, если Тюренна однозначно стоит вычеркнуть из списка, то Бутвиля рановато пока )
Мне все-таки интересен пэйринг Конде/Бутвиль. У Бенцони, помнится, Шатийонша опасается, что брательник втрескался в Конде (это очевидно, бгг), но он говорит - неат, я по девочкам))
Пара приколов про Конде, без пруфов, но похожих на правду:
- У принца Конде любовником был юный паж Окто, что дало основания для игры слов: crimina sunt septem, crimina principis octo (смертных грехов семь, а у принца их восемь—окто). Хотя неизвестно, о котором Конде идет речь.
- Он якобы говорил о Филиппе Орлеанском, что он "не подох в детстве по недосмотру и попущению божьему".
Больше на папашу Конде похоже.
Он якобы говорил о Филиппе Орлеанском, что он "не подох в детстве по недосмотру и попущению божьему".
Конде плохо относился к Месье?
- У принца Конде любовником был юный паж Окто вот-вот содомитом был Конде,хотя наверняка таковым себя не считал)))
читать дальше
Даже не знаю, что сказать))
Я где-то читала давно,что Франсуа-Луи умер от сифилиса и причем,очень не хотел умирать,но как-то слабо в это поверила,видимо напрасно)))
А к кому он хорошо относился?
Hedonistic, это он, наверное, говорил в период своего союза с испанцами.
Но вообще не надо это очень близко к сердцу принимать, он и на Гито рявкал, мол, хочу твою голову видеть на эшафоте. Характер такой. Не считал нужным ни в чем себя сдерживать.
=Reinette=, Конти/Вандом - это канон??? Блин, ну что ж они опять без пруфов, хочется же подробнее об этом почитать ))
Боже, какая прекрасная пара
Вот не зря мы сегодня на эту тему трындели - мироздание отозвалось))
Вандомы блядь
Звучит как девиз и очень им подходит
Али4е, Боже, какая прекрасная пара
Сгорела к хуям
О сколько нам открытий чудных готовят сомнительные сайты без пруфов