Вообще я щас живу по принципу "Сон - для слабаков", поэтому по утрам не совсем адекватна. Короче, пью чаек, одним глазом смотрю Твиттер, а там ссылка на новую статью про White Crow - фильм о Нурееве. Открываю, пробегаю наискосок - вроде ничего нового, и тут натыкаюсь на следующее:

That day, as he later recalled, he had twenty francs in his pocket. But he ''didn't sleep much and worked a lot'' and conquered the Western theater Olympus. Margot Fonteyn helped him in this, she was his partner and the love of his life. ''She was concise, she took all the peel off me, she taught me the classics,'' he recalled later, in an interview in Kazan. It can be assumed that Chulpan Khamatova was invited to play the role of the Fonteyn.
Source : realnoevremya.com/articles/1177-ballet-dancer-f...

Какой, сцуко, Олимпус? Какая Фонтейн - Хаматова? Какая любовь его жизни? Какая Казань? Че вообще происходит?
Но тут с облегчением осознаю, что это не официальные новости, а обоймина-стайл ебанина на каком-то казанском портале авторства местных журналисток, причем русского варианта у статьи нет - видимо, чтобы не дразнить собак. Тем не менее взбодрило.
Что-то я много обсценной лексики использую в последнее время, но это все влияние Руди и недосыпа.
______
И чтоб два раза не вставать: оказывается, мы можем поприветствовать Рудольфа в нашем историческом РПС-фандоме не только как героя, но и как автора. Он шипперил Байрон/Шелли, что отразилось в его балете Манфред. В центре сюжета - три месяца, проведенных Байроном, Шелли, его женой и ее родственницей на швейцарской вилле Байрона, где происходило всякое. И хотя балет не сказать чтобы имел особый успех, он таки поднял нехилую фандомную движуху.
Через несколько лет Кен Рассел, тот самый режиссер, который снимал Руди в "Валентино", создал один из своих лучших фильмов - "Готика" (1986), повествующий о том же веселом отдыхе в Швейцарии, после которого чудо, что все выжили. Байрона играет Гэбриэл Бирн, Шелли - Джулиан Сэндз. А в 1998 году вышла книга Федерико Андахази "Милосердные" - с тем же сюжетом.
"Готику" я смотрела в очень нежном возрасте, и она произвела на меня могучее впечатление, я думаю, очень на мне сказывается и сейчас, на том, что я пишу. У меня до сих пор стоит перед глазами сцена сексуальной фрустрации доктора Полидори - Байрон кого-то трахает в соседней комнате, а Полидори все слышит и, лежа на кровати, бьет рукой о стену, вскидывает руку в почти балетном жесте и тыльной стороной лупит в стенку. На ней весит крест, он падает от сотрясения, и Полидори лупит уже в этот гвоздь. Кровища, перекошенное страданием лицо доктора, звуки оргазма из соседней комнаты. Кен Рассел просто бог визуализации, надо бы "Готику" пересмотреть.
пара кадров

Вот, и когда мне позже попался Андахази, я его немедленно схватила и была разочарована - не нашла того, что там искала. Но, конечно, я тогда понятия не имела, с кого вся эта тема началась.
_______
И чтоб уже все сказать, что хотела: я практически перешла на Руди-диету из мяса и сладкого чая (но без Столичной), и это действительно здорово бодрит.

@темы: кино, White Crow, Rudolf Nureyev

Rudolf Nureyev, Mikhail Baryshnikov, Erik Bruhn, Cynthia Gregory, Alicia Alonso and dancers American Ballet Gala Concert 28 July 1973.



В большем размере по ссылке.

@темы: фото, Михаил Барышников, Rudolf Nureyev, Erik fucking Bruhn

В этом выпуске: Руди танцует о себе и об Эрике; "Раймонда" в Сполето; Эрик и Рудольф пытаются жить и работать вместе (спойлер - какабычна); украденная "Сильфида" и Линн Сеймур в качестве злой разлучницы.

читать дальше- Рудольф сделал хореографию нового полонеза и мазурки для ЛО в Ковент-Гардене и еще всякое по мелочи. Как будто и не он бунтовал против замшелых традиций Кировского - теперь он провозглашал: "Советский балет - самый лучший!" и не позволял никому ничего менять.
- Гейбл и Аня Линдси репетировали The flames of Paris для гала и решили добавить эффектный подъем. Рудольф немедленно это засек: "А что это вы делаете, а?" Аня: "Но Руди, это только для гала!" - "ИСЧЕЗНИ!"
- У Аштона тем временем появился новый любимец - Энтони Доуэлл. Вообще-то на Доуэлла первый обратил внимание Эрик, сказал Рудольфу, а тот - Нинетт де Валуа. Доуэлл, в свои 22 года, был полной противоположностью Руди - мягкий, лиричный - и гораздо больше подходил стилю Аштона.
- Аштон дал ему роль Оберона в своем новом балете "Сон в летнюю ночь", хотя на нее скорее подошел бы Руди. И все равно влияние Рудольфа ощущалось на всем балете: ведущая роль мужчины, "зеркальные" дуэты и т.д.
- Доуэлл к тому же слушался Аштона, а Рудольф спорил с ним, иногда в ущерб себе. Аштон предложил ему роль Кола в La Folle de mal gardee, а Руди от нее отказался, потому что во втором акте ему нечего было танцевать. Аштон, в свою очередь, отказался что-либо менять.
- Вообще, отношения у них подпортились, и после МиА Аштон не создал для него ни одной роли.
- Кеннет Макмиллан, который в принципе недолюбливал Руди, все -таки кое-что создал для него, но очень странное. Например, па-де-труа в балете, основанном на 144 сонете Шекспира:
На радость и печаль, по воле рока,
Два друга, две любви владеют мной:
Мужчина светлокудрый, светлоокий
И женщина, в чьих взорах мрак ночной.
Намек не очень тонкий, конечно, а выглядело все как самое натуральное лямур де труа - с Линн Сеймур и Кристофером Гейблом.
Записи на Ютьюбе нет, есть только маленькая фоточка с репетиции:

- Демонстрировалась не только бисексуальность, но и соперничество. Макмиллан знал, что Руди особенно нервничал из-за того, что у Гейбла с Сеймур сложилось партнерство (эта пара была единственным альтернативным кастом для МиА). А плюс еще соревнование между Гейблом и Рудольфом. Те, кто не знал подоплеку, наслаждались танцем, а кто знал - наслаждались вдвойне. (Что-то меня этот Макмиллан заинтересовал, так изящно потроллить Руди не каждый умел.)
- Гейбл хорошо сработался с Макмилланом, а Руди нет, поэтому на репетициях (да и потом на сцене) Гейбл его затмевал. Притом Гейбл был вежливый няша, а Руди, какабычна, не сдерживал своих fuck и shit. Однако, по словам очевидцев, несмотря на это, сексуальное напряжение между ними росло на глазах. Рудольф практически в открытую заигрывал с Гейблом. Линн Сеймур как-то потерялась между ними. "Тут были только два великолепных красавца, которые соревновались в чем-то. В контроле, художественной выразительности, власти друг над другом. Это па-де-труа превратилось в па-де-де, и очень эротичное".
- Апрель и май 1964 Рудольф и Марго провели в Австралии. Оба очень уставали, выступая каждый вечер, даже Руди утратил свое обычное вдохновение, а возвращал его любимым способом: приводил себя в ярость перед каждым выступлением.
- Окружающие восхищались тем, как Марго на это реагировала: просто подходила к нему и говорила: "Хватит", но было видно, что это ее дополнительно изматывает.
- Марго продолжала скучать по Тито, надеясь, что ее день рождения они встретят в Майами, но Тито избирался в панамский парламент и (якобы) не мог прервать кампанию.
- Она утешалась тем, что потом приедет в Панаму, в их новый дом, но когда приехала, то выяснилось, что у Тито совсем нет на нее времени. И она вернулась в Европу - танцевать дальше.
- Наконец-то Марго признала тот факт, что с ее браком все кончено. Зная, что они с Рудольфом будут танцевать в Риме, она попросила Тито приехать туда, чтобы обсудить развод. Но ему опять было на все наплевать.
- Впрочем, как и Руди. Пока Марго сидела в отеле, вызванивая Тито, он ходил смотреть город. Он считал, что это не его дело, как и Джоан Шринг. Единственный, кто принимал близко к сердцу печали Марго, - это Кейт Мани.
- Из Рима они поехали в Бат, где должны были показывать новый дуэт Макмиллана на ежегодном фестивале Иегуди Менухина. Макмиллан и его дизайнер Барри Кей пригласили всех на ужин, но Марго, в каком-то странном состоянии, вместо этого пошла гулять по городу с Кейтом. Она была почти в истерике и постоянно вспоминала какого-то друга, которого застрелили, при этом все время говорила: "Это не должно повториться".
- На следующий день в 10 вечера они все сидели в ресторане, как вдруг к Марго подошел официант и что-то ей прошептал (он ей сказал, что ей нужно срочно вернуться в отель). Все за столом почувствовали, как изменилась атмосфера, особенно Руди, который был похож на животное, учуявшее опасность: "Его ноздри раздувались".
- Пресса ждала снаружи и прямо-таки набросилась на них. В отеле Francis их ждала Диана Менухин, вся перепуганная, но не говорила, отчего. Джоан, видя, что папарацци пытаются снять вместе Марго и Руди, тоже еще ничего не зная, но своим собственным нюхом чуя, как нужно поступить, сказала ему, чтобы он ушел к себе в номер. "Хоть раз он сделал то, о чем его просили". И вот теперь Марго сообщили, что случилось: в Тито стреляли, он тяжело ранен.
- Официально говорилось, и Марго это всегда повторяла, что покушение было политическим, но на самом деле оно было совершено из ревности: Тито трахал жену своего товарища по партии. Одна из пуль застряла у него в позвоночнике.
- Марго отреагировала криком, истерикой и бросилась бежать по коридору - очень не свойственная ей реакция. Кто-то послал за Руди, и он нашел в ее пустом бальном зале, свернувшейся в кресле. Пока он ее обнимал, Джоан звонила брату Тито в Панаму. (Моя героиня номер два после Клары Сент - это Джоан.) Оказалось, что Тито вне опасности, и Марго сказала, что будет танцевать на следующий вечер, как запланировано.
- Наутро отель осаждала пресса. Марго могла проскользнуть через черный ход к своей машине, но сама решила пойти под руку с Кейтом, вслед за Руди и Джоан, на репетицию, под вспышки фотокамер. Руди, так же, как и все, был потрясен тем, как она превратилась в обычную себя - улыбчивую и беззаботную, но в то же время считал это неприемлемым. С его точки зрения, она не должна была выставляться перед фотографами, не должна была танцевать. Ему это мешало сосредоточиться на балете.
- Этот дуэт был создан Макмилланом специально для фестиваля, и аккомпанировал сам Менухин.
- Затем Марго оставила Руди танцевать па-де-де из "Сильфиды" с неподготовленной Сеймур и улетела в Панаму.
- 17 июня она привезла Тито на реабилитацию в Лондон, а сама выступала с Руди в Друри-Лейн и репетировала с ним "Раймонду".
- Оба они уже исполняли облегченную версию третьего акта во время мирового турне, но Рудольф очень хотел поставить весь балет, пока он еще помнил хореографию Кировского.
- Аштон был против "этого старья", и Рудольф вызвался поставить балет со вспомогательной гастрольной труппой Ковент-Гардена на июльском фестивале в Сполето. Чего он не знал - так это того, что администрация театра существенно урезала бюджет.
- Только приехав в Италию, он увидел декорации Бени Монтрезора - и охуел. Они состояли из одних только прозрачных занавесок. И таким образом, все внимание публики будет приковано к танцорам - молодым и неопытным, а значит, успех балета зависел только от Марго.
- И вообще, весь смысл "Раймонды" для Рудольфа заключался в главной женской роли; и только тут он понял, какой груз ложился на плечи Марго.
- Но у Тито случился кризис, и ей пришлось лететь в Лондон, а Рудольфу думать, как спасать балет. Кавана не пишет, зато Солуэй пишет, насколько по-человечески он повел себя в данных условиях: Марго даже колебалась, лететь или не лететь, а он просто однозначно отправил ее в Лондон.
- Марго заменила Дорин Уэллс, которая была не так плоха, но совсем не понимала инструкций Рудольфа; он как мог дрессировал остальной каст, но когда Аштон приехал в Сполето, он все равно был шокирован днищенским уровнем исполнения труппы.
- Рудольф, конечно, постоянно пребывал в состоянии "вне себя", однажды швырнул Джоан в голову туфлю, но сильно промазал, а она только отмахнулась от него и сказала: "Прекрати!"
- Тем не менее премьера прошла хоть и не с успехом, но все же и не с позором. Рудольф, конечно, доволен не был. После премьеры он приехал на ужин на виллу Джан Карло Менотти и обнаружил 1) что сесть негде 2) что нужно стоять в очереди за хавкой к буфетам 3) все равно все уже сожрано. И тогда "он сделал то, чего от него ждали", - схватил бокал с вином и швырнул в стену, после чего ушел. Какое-то время в городе говорили только об этом. (Я считаю, еще слабо выступил, очень уж уставший был.)
- Но Тито чудом выжил, Марго вернулась на последнее представление и сказала, что поедет с труппой в Ливан. К тому времени она поняла, что Тито навсегда останется парализованным, а значит, потребуется много денег, а значит, нужно танцевать.
- И она выступила в Сполето так, что все ахнули и сказали, что "это какой-то другой балет".
- На следующий день Кейт Мани заметил, что Руди впервые позволил себе слабую улыбку.
Кавана про гастроли в Ливане ничего не пишет, а у Солуэй очень забавно: как Джоан и Марго буквально запирали Руди в номере, чтобы он не ходил круизить: слишком много было советских кораблей на рейде, и они боялись, что его таки похитят. Но ему так хотелось на блядки, что даже извечный страх перед КГБ не срабатывал, он ныл: "Нет, они этого не сделают, не сделают".
- В октябре 1964 года Гослинги ездили в Питер и в обстановке шпионского романа обменялись подарками с Пушкиными. Они передали шубу для матери Руди и все прочее, а Руди потом узнал сумку Ксении, в которую та положила шоколад и какие-то ноты, которые он просил. Узнав о его просьбе в последний момент, Пушкины всю ночь от руки копировали эти ноты.
- Из Питера Гослинги отправились в Вену, чтобы встретиться там с Рудольфом.
- Несмотря на сопротивление Советов, он ставил там в Государственной опере ЛО.
- Он прибыл 31 августа 1964 года, втайне от прессы, а поскольку Вена находилась близко от границы с ГДР, к нему приставили полицейскую охрану, которая совершенно не понадобилась.
- В Вену его привела потребность в независимости и то, что он называл инстинктом самосохранения. "Я уже не доверял Королевскому балету свою карьеру".
- В начале апреля 1964 года он получил письмо от жены голливудского продюсера Джина Луиса, которому он, возможно, плакался в 1963 году на то, что у него нет возможности жить и работать с Эриком. Тогда же эта пара загорелась идеей, что они с Эриком могут создать в Лос-Анджелесе независимую труппу и школу, а теперь Мэгги Луис сообщала, что уже и деньги на это нашла - приезжай и делай.
- Возможно, в 1963 Рудольф бы на это повелся, но не теперь. Теперь он это счел слишком дилетантским для себя. Его больше не устраивал Лондон, но он знал, что ему нужна солидная постоянная труппа.
- Перед Рудольфом стояла проблема - как влиться в труппу и в то же время самому развиваться как артисту. И снова он решил, что нечего ждать, когда другие люди дадут ему шанс. Он взял инициативу на себя и стал возрождать классический балет, которому его учили в Питере.
- После "Баядерки" и "Раймонды" он хотел ставить ЛО, но Аштон был против. В Ковент-Гардене уже была своя версия ЛО, и Аштон по-прежнему считал, что Рудольф не в состоянии справиться с целым балетом. "Раймонду" он даже не стал включать в расписание основной труппы.
- Создать яркого верибельного героя из персонажа, который в первом акте, по словам Рудольфа, "35 минут сидит на жопе, а потом вдруг решает прогуляться" (но как он сидел! Как Руди прекрасно сидел на своей прекрасной жопе в версии Ковент-Гардена 1963 года! Короны только на голове не хватало), а потом не делает ничего, только выступает партнером Одетты/Одиллии - задача, казалось бы, непосильная, но только не для Рудольфа.
- Естественно, его версия была сосредоточена не на Королеве Лебедей, а на нем самом.
- Он начал работу над ЛО еще в Сполето, с дизайнером Нико Георгиадисом - "массивным греком с лицом фараона". Георгиадис имел отличное архитектурное образование и просвещал Рудольфа во время их длительных прогулок вдоль памятников итальянской архитектуры.
- Георгиадис тоже был за реформу классики, но когда он начал работать непосредственно над ЛО, он с удивлением обнаружил в Руди настоящего консерватора - никакого лишнего авангардизма, все должно быть как в 19 веке.
- В Ковент-Гардене ничего не хотели и слышать об еще одной переработке ЛО, но как раз в это время с Рудольфом связались представители Венской оперы и предложили ему полную свободу действий, в том числе и неограниченный бюджет.
- Риска для Венского театра особого не было - у них был очень бедный репертуар, и народ пошел бы на что угодно, пусть даже это будет чистая самореклама Нуреева.
- С одной стороны, Рудольфу еще многому мог поучиться в Венском театре в плане хореографии, чисто техническим вещам, но с другой там было все очень запущено. В первую очередь - труппа, испорченная профсоюзами и пожизненными контрактами. Рудольф обнаружил, что танцоры "уродливые, ленивые и толстые", и прямо так им об этом и говорил.
- Здесь Рудольф создал прецедент, от которого потом никогда не отступал: поломал всю иерархию и выдвинул на главные роли молодых и перспективных.
- На репетиции кордебалета он заметил 23-летнего Михаэля Биркмайера, у которого был очень хороший учитель (тот же, что и у Виолетты Верди). Хотя его техника была много выше, чем у его коллег, его держали пятым лебедем в третьем ряду, и он уже хотел вообще уходить из труппы, как вдруг Рудольф.
- Кавана об этом почему-то не пишет, а Солуэй пишет, что Рудольф конкретно на него запал и постоянно делал ему непристойные предложения. Тот факт, что Михаэль был абсолютно гетеросексуален, его не столько разочаровывал, сколько раззадоривал ("Ну Майки, ты же не узнаешь, пока не попробуешь"). Рудольф не оставлял своих попыток никогда вообще, даже когда им обоим было по пятьдесят и больше.
С фотками опять почему-то проблема, вот что нашлось:
читать дальше
- "Я хочу уйти из этой труппы", - пожаловался он Рудольфу при первом разговоре. "Ты не уйдешь, - сказал Руди. - Ты будешь танцевать в моем балете". Так он сделал из Биркмайера звезду.
- Он стал усиленно заниматься с ним, как и Эрик, который приехал помочь Руди, и Биркмайер впервые от них узнал, что техника - это еще не все, что за каждым движением должна быть история. "Отсюда начинается искусство".
- Изначально планировалось, что балет станет совместным проектом Нуреев-Брун, который потом Эрик поставит в Торонто. Он основывался на синтезе двух моделей: 1) Бурмейстера, 1953 г., которая впечатлила Эрика, когда он видел ее в исполнении театра Станиславского; 2) Джона Крэнко, в которой Рудольф танцевал в Штутгарте в мае 1964. В обеих Принц был центральной фигурой, и в обеих вместо советского хэппи-энда Зигфрид тонул в озере.
(Казалось бы, сбылась мечта двух идиотов жить и работать вместе, но как бы не так.)
- Все романтические герои Рудольфа были на самом деле Эриком (ахаха) с его мрачным датским характером. А Зигфрид, которого Клайв Барнс описал как "маниакально-депрессивного... Гамлета, который решил не быть", являлся бОльшим Эриком, чем все остальные.
- И балет в целом - история о недостижимой идеальной любви - похоже, воплощал их собственные отношения. По словам Эрика, "Белый Лебедь - это дух любви, который предупреждал его (принца)... что они не смогут быть вместе".
Из письма Эрика от 5 марта 1964 года:
"Правильно будет признать, что любовь может существовать как нечто духовное, идеальное, из чего следует, что быть счастливым можно, лишь забыв или попытавшись забыть наши голод и жажду".
- Он считал, что две противоположности нельзя объединить, и фатальная ошибка Зигфрида заключается в том, что он вообразил, будто нашел "одновременно и чистую любовь, и сексуальную, в одном и том же человеке".
- Рудольф, который, по собственному признанию, был "верным и неверным, хорошим и плохим", также рассматривал дилемму Зигфрида как свою собственную "творческую проблему". По словам Хорста Хеглера, то был "конфликт между телом и душой, Одеттой и Одиллией, между Востоком и Западом, между чистотой Кировской традиции и более простыми удовольствиями западного балетного мира". (Как по мне, так очень невнятно).
- Также это касалось и двойственности его сексуальной ориентации. Принц у Руди, возможно, проявлял свою гомосексуальность в том, что не хотел жениться, очень вяло танцевал с невестами. Во время мазурки первого акта все в паре, а он один.
- В этом контексте вполне правильно было добавить соло Принца в первом акте, как сделал Рудольф, медленное, подчеркивающее его печаль и одиночество, а также осуществляющее переход от придворного веселья к лебединому безумию.
- Когда Руди ввел это соло в постановке Ковент-Гардена, оно Эрику не понравилось, но теперь он пришел в восторг. "Он увидел, что это работает, изображает характер принца - мрачный, меланхоличный, - делает его уникальным".
- Их влияние друг на друга заходило и дальше: сами па в вариации, которые Руди позаимствовал, не меняя, у Пушкина, он отточил в стиле Эрика.
- Но дальнейшие нововведения Рудольфа Эрик принял в штыки. Особенно жизнерадостное соло во втором акте, которое, по его мнению, сбивало все настроение. По словам Хорста Хеглера, Рудольф нуждался в своем Дягилеве, которому он бы доверял и который бы направил его талант в нужное русло. Эрик мог бы сыграть эту роль для него, но он был слишком вспыльчив и слишком вовлечен эмоционально. Они без конца спорили, пока Эрик не сказал, что с него хватит. "Делай что хочешь, я уезжаю".
- Потом он поставил ЛО в Канаде без Рудольфа, а тот его обвинял в плагиате, но, конечно, это была неправда. Эрик в чистом виде позаимствовал только соло в первом акте, над которым они работали вместе в Вене, а дальше пошли его любимые инцестуальные мотивы, к которым Руди не имел никакого отношения.
- Марго тоже не пришла в восторг от того, что ей придется танцевать в том, что Dancing Times окрестил "Балет под названием Зигфрид". В какой-то момент Марго тоже его послала, и пришлось вызывать Джоан Шринг. Она, правда, не парилась и считала, что зря ее беспокоят: они с Марго договорятся и сами.
- Рудольфу удалось ее угомонить, но тут начал бунтовать оркестр. Рудольф принялся угрожать им, что бросит постановку, а они сказали: "Вперед и с песней". Только вмешательство высшего начальства разрулило конфликт.
- Премьера тем не менее стала настоящим триумфом, занавес поднимали 89 раз, и это число до сих пор в "Книге рекордов Гиннесса". Уже даже без Руди и Марго эта постановка еще долго делала кассу театру.
- Рудольф потом сам признал, что там многое нуждается в улучшении, но главной цели он достиг - все всем доказал.
- Однако в Лондоне, когда Рудольф танцевал в Ковент-Гардене их версию ЛО, она от этого стала заметно хуже: критики отмечали, что теперь Рудольф словно один на сцене, и на Одетту ему плевать.
- А тут Эрик ставил "Сильфиду" в Торонто, и Рудольфу, естественно, очень хотелось в ней выступить, хотя никто его об этом не просил.
- Так же, как Зигфрид и Альбрехт, Джеймс - романтический мистик-герой, который влюбился в потустороннюю женщину. В исполнении Эрика, как говорили, он был больше сильфидой, чем сама сильфида, но у Руди было свое видение героя - более жизнерадостного, юного, импульсивного, что помогало простить его предательство. Ну то есть как Альбрехт, только Джеймс.
- И Рудольф воспользовался отдыхом после операции по удалению миндалин, чтобы полететь в Торонто.
- Для Эрика лучшей сильфидой была Карла Фраччи, но тогда она была занята, и по рекомендации Руди Эрик пригласил Линн Сеймур.
- Руди ее обожал, но Эрик ее невзлюбил, возможно, как раз поэтому, а возможно, потому, что она была слишком земной. Линн: "Эрику я вообще не нравилась, но причин расстраиваться не было. К счастью, Руди был здесь и поднимал мне настроение".
- Когда они куда-то выходили втроем, атмосфера была нервная и натянутая, и однажды это достигло апогея.
- Кулстори: они пошли в ресторан, куда Руди внезапно не пустили, потому что он был без галстука. Тот, естественно, пришел в ярость и принялся тыкать метрдотеля мордой в свои дорогие меха с криком: "Если это не подходит для твоего ресторана, тогда ничего не подойдет!" - а потом побежал по улице и начал швырять снежки в окна.
- Эрик, в свою очередь, взбешенный поведением Руди, пошел по улице в противоположную сторону, а Линн, как дура, осталась стоять на морозе перед рестораном.
- Руди не стал догонять Эрика, прошли те времена, вскоре он вернулся за Линн, и они пошли обратно в отель. По пути им попалась заснеженная парковка, и он сказал: "Ты умеешь делать снежных ангелов?" Так они барахтались на снегу, дурачились, кидались снежками в небо и т.д, в общем, веселились как дети.
- Их "дружба", как Линн писала матери, все росла. "Мы стали чем-то вроде фан-клуба друг для друга". Рудольф расхваливал ее репортерам. У них было много общего: поздний старт, не совсем подходящее для балета тело, над которым приходилось много работать, и проч.
- Эрик на нее едва обращал внимание, зато Руди с ней много занимался. Она потом утверждала, что не прям во всем с ним соглашалась, что у нее "были свои принципы". Но может, это и правда было так, Руди как раз любил тех, кто с ним спорил.
- И с каждым днем росло его желание самому танцевать в этом балете. Так что никто не удивился, когда Эрик после премьеры вдруг заявил, что у него проблемы с коленом. Все в труппе были уверены, что это уловка, дабы дать возможность Рудольфу танцевать.
- На втором спектакле, однако, Джеймса исполнял канадец Эрл Краул из второго состава. А когда директор театра Селла Франка и Бетти Олифант пинялись обсуждать, кем еще можно заменить Эрика, тот их перебил: "Как насчет Рудика? Он знает роль".
- Хотя Руди сам прихрамывал, поскользнувшись на льду, и вообще ему предстояло выучить балет за два дня, - Рудольф таки отжег. Публика в обмороке, критики в экстазе.
- Но Эрик в экстаз не пришел отнюдь (Вот я этого не понимаю - сам пропустил его, и сам же потом бесился. Или он ожидал, что Руди опозорится?)
- Он смотрел спектакль из-за кулис "с тоской на лице", по словам Олифант, а потом прошел за сцену, прекратив даже притворяться хромым. Проталкиваясь через толпу обожателей Руди возле его гримерки, Эрик внезапно вышел из себя и попытался разбить камеру какого-то репортера.
- Рудольф зато был в прекрасном настроении. Усталый, с голосом еще тихим после операции, он сидел развалясь в халате, вежливо отвечая на вопросы журналистов.
- Его спросили, действительно ли он пришел на помощь другу, и Руди ответил: "Щас я вам скажу, как это было. Мистер Брун с самого начала просил меня об этом, потому что очень тяжело одновременно ставить балет и танцевать в нем. И он спросил, могу ли я приехать и выступить на премьере. И я сказал: конечно да. Я сам оплачу дорогу и сразу же приеду".
- На следующий день Эрик чудесным образом выздоровел и, танцуя с Лоис Смит, дал "лучшее представление в своей жизни", заборов Руди по вызовам (25:19 в его пользу) и доказав себе, что он все еще "неоспоримый мастер бурнонвильского стиля".
- Но опять-таки, критикам больше понравился страстный Нуреев, чем холодный Брун.
- К тому же у него с Линн была химия, а Эрика с его партнершей нет.
- Линн действительно нравилась Руди как женщина, и он потом признавался ей, что и правда тогда к ней подъезжал, а она, по ее словам, "была так наивна, что не понимала этого". Однако сохранились кадры любительской съемки в гримерке, в которых видно, что она понимала немножко больше, чем ничего. Она заходит в переполненную комнату, наклоняется к Руди и целует его в губы, да так, что ему требуется секунда или две, чтобы прийти в себя. Руди с хихиканьем шлепает ее по заднице, а она ерошит его волосы, пока он ест ее глазами. (Могу сказать, что в "Жизель" 1979 года химия между ними по-прежнему бешеная; в 1 акте мне казалось, что он ее прямо там, на скамейке и оприходует.)
- Он звал ее Лиличка; вполне возможно, что она напоминала ему Мению.
- Дж. Паркинсон: "Он ее обожал, особенно ее бунтарство... Она была еще тот нонкомоформист... Он был с ней по-настоящему нежен".
- Линн Сеймур также стала музой для Кеннета Макмиллана, и он сделал для нее "Ромео и Джульетту"

Но о "Ромео и Джульетте", а также многом другом - в следующей раз, оставайтесь на нашей волне.

@темы: книги, Rudolf Nureyev, Julie Kavanagh, Erik fucking Bruhn

Фильм называется «Белая ворона» – съемки только-только начались, но на Олега Ивенко в роли Нуреева мы уже можем посмотреть.
Рейф Файнс не скрывает своего теплого отношения к России – и теперь, после «Онегина» и «Двух женщин» Веры Глаголевой, он снимает фильм «Белая ворона» о жизни Рудольфа Нуреева. Танцора играет Олег Ивенко, а Адель Экзаркопулос досталась роль француженки Клары Сент, которая помогла Нурееву после того, как в 1961 году он отказался вернуться с гастролей в СССР и стал невозвращенцем. Сейчас съемки проходят в Санкт-Петербурге, а потом переместятся в Париж, Сербию и Хорватию. Кроме Ивенко и Экзаркопулос в картине участвуют Чулпан Хаматова и Сергей Полунин, а роль наставника Нуреева исполнит сам Файнс.

еще фото

Линк на статью на GQ.

Опять не сказали, кого Полунин играет. Я все мечтаю, что Эрика, но боюсь, вдруг окажется, что они с Хаматовой играют Сергеева и Дудинскую - вот будет облом.

@темы: кино, White Crow, Rudolf Nureyev, Erik fucking Bruhn

В этом выпуске: новый ОТП автора; "Баядерка"; любовники и соперники Рудольфа; второй медовый месяц с Эриком.

читать дальше- Фотографу Кейту Мани в Афинах довелось наблюдать, как Марго укрощает Рудольфа. Кейт снимал ее на открытой сцене Herold Atticus амфитеатра, когда появился Руди и сказал, что "наверное" не будет танцевать сегодня. Марго нахмурилась, но продолжала ритмично работать ногой, начав то, что Кейт назвал "прекрасной маленькой паваной причин и беспричинности".
- Ну, это тебе решать. - Тук, тук. - Думаю, я смогу исполнить еще пару соло.
Рудольф смотрел на нее, на все это. Как-то она не так реагирует!
- Но я подозреваю, что они на _это_ не согласятся, - сказала она после продолжительной паузы. - Может, лучше вернуть им деньги?
- А?
- Вернуть деньги. Если ты не танцуешь.
Тут Руди заинтересовали камни амфитеатра.
- Ясно, - сказал он довольно отстраненно и скрылся в одной из арок. Кончено, он танцевал тем вечером.
Кейт Мани начал снимать Марго еще с "Жизель" 1962 года, затем продолжил в "МиА".
- Марго, как и Рудольф, имела фобию перед камерами, она-то его и научила терроризировать фотографов, что превращало попытки его заснять в охоту на тигра. "Вы можете поймать зверя, но потом зверь может поймать вас". Но постепенно они оба начали доверять молодому обаятельному новозеландцу Кейту, и тот даже выполнял для Марго функции кавалера - сопровождал ее на приемы и т.д.
- Но после Греции, как только Эрик уехал, Рудольф и Марго стали неразлучны.
- Анетт Пейдж, балерина и член правления Королевского балета, жена Рональда Хайнда, считала, что Руди плохо влиял на Марго. "Она всегда была такой серьезной профессионалкой, но полностью менялась, когда Рудольф находился поблизости. Они вечно опаздывали, и мы все были вынуждены ждать в автобусе, когда они наконец явятся, хихикая и перешучиваясь, как два ребенка".
- Труппе тоже не очень нравилось быть подтанцовкой у Нуреева-Фонтейн. Например, они часто повторяли свои номера по требованию публики, что мешало тем, кто за ними выступал.
- Руди вообще вел себя как дива, менял репертуар по своей прихоти, и единственный человек, который мог ему противостоять - это Роберт Хелпманн (первый партнер Марго), чья харизма была тоже огого.
- Писатель Фрэнсис Кинг пересказывает такой их диалог:
Р.: Сегодня я танцую Корсара.
Х.: Нет, сегодня ЛО,
Р.: Нет, сегодня Корсар.
Х.: Танцуй что хочешь, утеночек (Ducky). Оркестр будет играть ЛО,
(По-моему, это старый оперно-балетный анекдот, но, наверное, таки отражает.)
(Рудольф и Хелпманн потом вместе снимали "Дон-Кихота" в Австралии, и получилось у них здорово.)
- Все этим летом заметили, какими тактильными стали Марго и Рудольф: "все время обнимались и целовались".
- Некто Александр Грант вечером поднимался в лифте отеля с ними, а утром спускался с ними же. (Кое-что видел и Нейл Уиллер, но тоже косвенные улики.)
- На следующий день была вечеринка на крыше отеля, и Аннетт сообщает, что все просто фантастически надрались, включая Марго (что необычно), которая валялась на матрасе с Рудольфом.
- Наутро вся труппа ждала их в автобусе, и кто-то сказал: "Я не знаю, что вселилось в Марго. Она прямо больная сегодня утром". (Как по мне, так речь идет о похмелье.)
- Когда парочка наконец появилась, Марго, в темных очках, села сзади, вся молчаливая и очень подавленная. (Ну похмелье же, блин, у непривычного человека.)
- По пути решили искупаться в море, Марго вроде полегчало, но вынырнула она вся бледная, потому что потеряла обручальное кольцо. Все принялись его искать, но не нашли. Она просто ужасно расстроилась, и все стали строить предположения, не изменила ли она Тито. (Вот гадючник.)
- С этого момента вообще все стало мрачно. Марго еще повредила ногу, танцевала с трудом и резко начала скучать по мужу, без конца ему звонить.
- Тито обещал ее сопровождать в течение тура, но потом решил, что лучше останется в Монте-Карло. Марго все надеялась, что он передумает: "Может, он приедет на следующей неделе", - и так без конца.
- Рудольф тем временем занимался своим: уходил каждый вечер после ужина, и их видели с Хелпманном competing with each other on the waterfront. (Не поняла это. Плавали наперегонки? Но контекст как бы предполагает другое. Или это намеренная двусмысленность?)
- Руди был счастлив вернуться в Израиль, где возобновил свои знакомства 1961 года и завел новое - со смуглым юношей по имени Дани, которому даже дарил подарки.
- Письмо, в котором Дани его за это благодарил, пришло из тюрьмы: "У меня тут много времени на то, чтобы подумать, и я думаю о том прекрасном времени, которое мы провели вместе и которое могли бы провести". (А Руди все эти записочки от хуйпойми кого бережно хранил всю жизнь, однако.)
- Эрик зато не получал от Руди никаких вестей несколько недель, и, будучи неспособен "заполнить время кем угодно", находил разлуку невыносимой. Глен Тетли: "Эрик был очень разборчивым и целомудренным. Но Рудольф был похотливым и жаждал экспериментов. Он хотел играть. Для него все это было большой и прекрасной игрой".
- Из Калифорнии и Гавайев, последней остановки тура, Рудольф вернулся в Лондон в октябре 1963 года, к реальности, в которой он теперь должен был жить один, без Эрика. И теперь, как отмечает Марго, было что-то трагическое в его удаляющейся фигуре, следующей по пустынной улице после шума, смеха и веселья званого ужина.
- После одного вечера, проведенного со Светланой Березовой и ее друзьями, он вернулся домой и начал письмо Эрику, вполне в духе мрачных писем Эрика к нему:
"Мой самый, самый дорогой Эрик, так грустно оттого, что этот мир - такая жестокая машина, и кажется, что единственное решение - это попытаться (нрзб) какое-то время, прежде чем он... уничтожит тебя. Мне ужасно грустно, и у меня такое чувство, которое я не могу объяснить, я нуждаюсь в тебе каждую секунду, я чувствую, что я на грани безумия и хочу кричать (Кавана делает тут примечание, что это почти дословная цитата из Эрика, но он говорил, что "хочет кричать от одиночества" своей сестре). Я хочу накрыть тебя своими руками, своим телом и не (нрзб) никому, мой самый дорогой, самый любимый. Сегодня [17 ноября 1963] я танцевал на ТВ "Диану и Актеона", и не так чтобы плохо, но после шоу пошел на ужин с друзьями Светланы (букв. "людьми Светланы"), и вдруг меня скрутило изнутри, и я почувствовал пустоту и бесполезность всего, и я так заскучал по тебе, просто невыносимо, я кричал внутри себя и разрывал себя на куски".
- Под влиянием Эрика, - сердито пишет Кавана, - Рудольф начал крепко бухать. Как-то раз английский актер Питер Эйре рано утром шел мимо стоянки такси на Бронтон-роуд и вдруг увидел молодого человека, свернувшегося клубком в багажнике пустого такси. "Это был Нуреев. Он был очень пьян и тихо хныкал". (Извините, но на этом месте я ржала минут пять.) Эйре подождал, пока вернется таксист, и, хотя квартира Руди находилась совсем рядом, возле угла Эннимор Гарденс, упросил его доставить "самого известного танцора в мире" прямо к двери.
- Когда Теннесси Уильямс встретил Руди (еще летом), он признал в нем того, кто обречен на одиночество, так же, как он сам, как его Орфей. Они с Руди обедали в Пимлико у подруги Уильямса Марии Сен-Жюст, и на этот раз надрался Уильямс. Руди отвез его в Эннисмур Гарденс, и они там долго разговаривали. "Я обнаружил, что он глубоко предан России и очень тоскует от того, что не может туда вернуться".
- 24 октября 1963 года - дебют Рудольфа в "Петрушке", в роли, подходящей его бунтарскому характеру. Но Фокин строил свой балет вокруг Нижинского, который очень отличался от Руди. Рудольф скопировал и парик, и грим, но он сам признавал, что грим ему не шел. Кроме того, Нижинский мог показать себя уродливым, неуклюжим, а Рудольф, со своей "фигурой Микеланджело" (по словам романиста Колума Маккана) - уж простите, не мог. Как один из критиков сказал, в его интерпретации "было слишком много крови и слишком мало опилок".
- И если "Петрушка" разочаровал, то следующий балет Рудольфа стал его триумфом.
- С самого начала, как только Рудольф присоединился к труппе Ковент-Гардена, де Валуа увидела, что он - нечто большее, чем просто танцор, и она предлагала ему попробовать себя в хореографии.
- Она писала Найджелу Гослингу в 1961: "Он _учит_ танцу самым совершенным образом".
- Однако Рудольф в тот момент больше хотел не делать что-то свое, а сохранить русское наследие постановками классики. Сначала он спросил, нельзя ли поставить "Баядерку" - всю, целиком, но решили, что это уж слишком амбициозно. Аштон, который сменил Валуа в сентябре 1963, постановил, что можно поставить только абстрактную "белую" сцену из 4 акта.
- Но даже это выбесило кое-кого из руководства театра: тот факт, что 25-летнему юноше поручили что-то там продюсировать.
- Майкл Сомс отказался вставлять "Баядерку" в расписание под каким-то предлогом, но Аштон настоял. Он считал, что труппа нуждается в чем-то подобном: "У нас был прекрасный кордебалет, и поэтому я боролся за это... и мы добились своего. И он (Рудольф) поставил ее великолепно" (по-моему, в Ковент-Гардене тогда был ужасный кордебалет, но кто я такая, чтобы судить).
- Это было то, к чему Рудольф готовился годами, еще с Кировского, где он внимательно наблюдал за хореографами, и все это отложилось у него в памяти.
- Ксения прислала ему подробное описание версии "Баядерки" Кировского театра, которое какой-то "юный друг" добыл из архивов труппы.
- Однажды Карсавина ужинала у Гослингов, и Руди долго расспрашивал ее по-русски об этом балете. Она ему даже кое-что показала.
- Рудольф хотел восстановить оригинальную версию Петипа, разумеется, со своими поправками. Например, в "дуэте с шарфом" Рудольф изменил мужскую роль так, чтобы танцор повторял движения балерины - его любимый прием.
- Поначалу он сомневался, давать ли Марго главную роль: "Она не то, что вы назовете крепкой балериной в советском стиле", - но он знал, что у нее лучше получается тогда, когда ей бросают вызов. И она действительно в очередной раз вышла за свои рамки.
- Мод подсказала Руди, кого взять на три важные роли Душ. "Ему нужно было об этом сказать, потому что он едва знал танцоров, правда".
- Он вообще считал всю труппу никуда не годной, исключая Марго. (Вот и у меня такое мнение сложилось по ЛО, Жизель и Щелкунчику 1963-1968 гг, и как приятно знать, что Руди тоже так думал. Может, все-таки выйдет из меня балетоман.)
- Руди занимался с каждой солисткой индивидуально. Итак, он взял:
- Мерль Парк, за скорость и подвижность;
- Монику Мейсон - за силу и прыжки, и для нее он даже замедлил вариацию по сравнению с Кировским вариантом. Он хотел, чтобы она танцевала почти по-мужски. Она с восторгом вспоминала, как Рудольф ее обучал: очень точно, подробно, с демонстрацией, с объяснением того, что она должна чувствовать.
- И третьей была Линн Сеймур, для которой он создал вариацию "без единого вау-фактора", потому что, по его словам, она могла "что-то с этим сделать". Она говорила, что у него был талант проявлять в других индивидуальность. Для нее это были элегантность и спокойствие.
- Трио Теней исполняли Антуанетта Сибли, Динн Бергсма и Джорджина Паркинсон, и они тоже с наслаждением репетировали с Рудольфом.
- Паркинсон: "Руди всегда был очень теплым с людьми, которые хотели того же, что и он. (Вот она интересно выражается. Не "делали, что он хотел", отнюдь.) Он как будто снял с нас шоры, открыл нам глаза".
- Он и кордебалет дрессировал, обучая его русской пластике. (Ну, к Щелкунчику оно как-то и правда получше стало. На Вальсе цветов они по крайней мере старались.)
- Именно с "Баядерки" началась золотая эра Королевского балета, и в то же время - настоящая интеграция Рудольфа в труппу.
- Только это не касалось мужчин. (Герой должен быть один, и мы знаем, как его зовут.) Главная мужская роль была и единственной, и понятно, кому она предназначалась.
- Рудольф сознавал, что в руководстве его считают проблемой, или, как он говорил, "кукушкой, потому что я выбрасывал всех из гнезда". И ему пришлось готовить себе замену.
- В первом составе должен был быть Дэвид Блэр, но он не владел классической техникой, поэтому ему предпочли элегантного Дональда Маклири. Но и Маклири, похожий на Майкла Сомса, не очень устраивал Руди, а вот Кристофер Гейбл - третий состав Солора - был его единственным серьезным соперником.
- Гейбл сам был "гламурным мальчиком", и однозначно это он проложил Руди путь в Ковент-Гарден. В 1961 году во время гастролей в провинции и после в Лондоне он был очень популярен у публики. Он приучил публику к "эффекту поп-звезды". Но тут вдруг из ниоткуда возник Руди, и подлая публика переключилась на него. Для Кристофера это стало трагедией.
фото
- И хотя Гейбл завидовал Руди, он также сделал его своей ролевой моделью.
- Рудольфа и самого несколько нервировала популярность Гейбла, и оба часто вели себя, как два соперничающих подростка на школьном дворе.
- Кулстори: в репетиционном зале Руди пытался привлечь внимание Гейбла, который сидел на полу с опущенной головой и не реагировал. Тогда Рудольф чуть ли не встал ему на голову и начал делать пируэты, задевая его волосы. А Кристофер все равно на него не смотрел.
- Еще одна: на сцене шла репетиция "Дафниса и Хлои" с Гейблом, но внезапно явился Руди, прошел к переднему краю сцены и начал разогреваться. Директор сцены попросил его удалиться, а Руди его ударил, и не раз, пока несколько танцоров не оттащили его за кулисы.
- 15 января 1964 года был показ с первым составом: Маклири и Березова. Но у них не было контакта, и они "фактически все испортили", по словам Пейдж. Следующим был дуэт Аннетт Пейдж и Гейбла. Эти были получше, но все равно не то. Кроме того, и Гейбл, и Маклири пропустили важный элемент - double assemblees en tournant во второй вариации, что вообще никуда не годилось.
- Рудольф очень высоко поднял планку для танцоров, и молодому поколению ничего не оставалось делать, как за ним тянуться.
- Руди требовал от танцора - в первую очередь от себя - каждый раз идти на риск, чтобы публика вся аж потела в ожидании, не облажается ли он.
- Виолетта Верди: "Он выходил на сцену, как на арену. Сожрет ли его лев или нет? Это ощущение опасности мы испытываем, когда смотрим на его выступление" (У Виолетты, как всегда, для него лучшие слова.)
- Однако, хотя Рудольф и революционизировал мужской балет, на мужчин-танцоров труппы ему было наплевать. Его волновали балерины, с ними он постоянно возился.
- Самым большим его вкладом в британский балет стала, конечно, Марго, которую он научил не только русской технике, но и всему русскому классическому репертуару. Один критик в то время написал: "Если бы Нуреев сейчас куда-нибудь бы улетел, все равно британский балет остался бы у него в неоплатном долгу".
- "Баядерка" же повлияла не только на труппу, но и на британский балет в целом. Monotones Аштона были созданы под ее прямым влиянием.
- В ноябре 1963 г. Рудольф получил письмо от Тейи, который сейчас танцевал в Staatsoper в Берлине. Он женился на Нурейни, и она ждала ребенка. Ее отец был против этого брака, и они поженились тайно. Для нее это была "история Ромео и Джульетты", но для него, по словам сестры, не более чем "проект".
- А все потому, что со своим индонезийским паспортом она могла путешествовать свободно, в отличие от него. Он собирался вернуться в Вагановское и проучиться еще два года, но затем действительно планировал приехать к Рудольфу. Он считал это вполне реальным, хотя Берлин был закрыт. Еще он хотел, чтобы Нурейни привезла Руди письма и пленки с фильмами.
- Но Рудольф больше никогда не входил с ним в контакт. Тейе на всю жизнь запретили выезжать за пределы "железного занавеса", даже на постановки его собственных балетов, его дочери не позволили учиться балету, другие родственники тоже пострадали. Впав в депрессию, постепенно спиваясь, Тейя умер в 1979 году при загадочных обстоятельствах. Его вторая жена Ютта унаследовала его архив. Она все знала о его отношениях с Руди, но в окружении Руди о Тейе не слышали даже самые близкие друзья. По словам Ютты, Тейя помнил его всегда.
- А еще в январе 1964 Рудольф получил письмо от Виктора Роны: "Я тебе уже не интересен. Не знаю почему, но это жизнь. Ты поймешь, как сильно я тебя обожаю. Однако мы больше никогда не встретимся - наверное, не знаю, - но я всегда с тобой, желаю тебе успеха, и спасибо за помощь. Крепко целую".
- Виктор был прав, только Эрик считался, но даже и он не оправдывал ожиданий Рудольфа. Как он говорил Мод: "Когда я приехал на Запад, я думал, что Эрик поведет меня за собой. Он был моим богом. Но затем я обнаружил, что я намного сильнее духом, чем он". (Вот в этих словах вся их лав стори, от начала до конца.)
- Теперь Рудольфа вдохновляла Марго, с ее помощью он добивался от себя совершенства. "Именно в Ковент-Гардене я стал танцором", - говорил он. Он даже описывал ее теми же словами, что и Эрика: "Иногда, в ЛО, она была такой холодной, что обжигала".
- Однако у нее были те качества, которых Эрику не хватало: сила и стабильность. (Короче, Кавана расшипперила Эрик/Руди, и теперь у нее ОТП Руди/Марго.)
- Как говорила Виолетта Верди, "Марго - это Дом", и с ней Руди сам становился добрее. (Это когда ее пиздой называл или старой коровой?) В отличие от Эрика. она была не склонна впадать в саморефлексию и всегда пыталась утешить Рудольфа: "Она была очень доброжелательной и заботилась обо мне, если я был угрюмым и несчастным. Она всячески старалась вытряхнуть меня из моей печали". С ней он мог быть собой.
- И чувство юмора у нее было такое же пошловатое - сказывалась ее богемная жизнь с Констаном Ламбером. Его блядство ее абсолютно не шокировало. Во время тура она говорила приятелю: "Загляни в соседний номер, проверь, чем мальчик занят. И не забудь постучать!"
- У Марго была стайка юных гомопоклонников, и Кавана толсто намекает, что она любила наблюдать за гей-эротикой. (Слэшер в душе? Поэтому она с Руди уживалась. Если бы я писала книгу о Нурееве, я бы назвала ее "Выживут только слэшеры".)
- В начале ноября 1963 года Рудольф переходил Кингс-роуд, и его сбил скутер. Он повредил ногу (не сказано, как сильно) и переехал по этому поводу в дом Марго (теперь она жила в доме своей матери на Baron's Court, т.к. Тито больше не был послом.)
- Тито отсутствовал в Лондоне 90% своего времени, и Эрик уехал на несколько месяцев к Баланчину, и вот результат.
- Колетт Кларк была одной из многих, кто верил в их роман. Как-то явившись в гримерку Марго, она с изумлением обнаружила там Тито, которого не видела около года. Он сказал: "Когда я узнал из газет, что _он_ переехал к ней на квартиру, я решил, что пора возвращаться".
- Марго в это время пудрила нос. Обычно она всегда любезничала с Тито, "но теперь она сидела мертвенно-бледная".
- И далее Колетт добавляет от себя: "Она определенно была влюблена в Рудольфа. Она прямо светилась этим и говорила о нем без остановки".
- Так же думали многие, но много было и таких, кто не верил в это, в частности Джоан Шринг, которая была рядом с Руди 24/7. "Я пыталась и пыталась в это поверить, но я не вижу, _когда_ и _где_ это могло происходить. Чаще всего мы ужинали втроем в моем доме на Earl's Court, и иногда Руди швырял в нас тарелки, потому что хотел пойти найти мальчика. Марго, как и я, относилась к нему как к ребенку".
- Аштон и Кейт Мани тоже были в команде "против". Аштон: "Вы всегда влюблены в партнера, с которым танцуете... Как я любил Карсавину, а Карсавина любила Нижинского".
- К тому же Марго знала, что Рудольф до безумия влюблен в Эрика. Хотя это был бы не первый его треугольник с женщиной постарше, и даже не второй, считая Толчиф и Ксению.
- Когда Рудольфа спрашивали прямо, он одним говорил, что нет, а другим - что да, и даже она якобы делала аборт от него. "Надо было мне на ней жениться. Но у меня было много женщин, и это было как твой водянистый салат. Бам-бам-бам... Вколачиваешься часами".
- Кавана считает, что эта ремарка является важным аргументом Против, потому что Марго славилась своими вагинальными мышцами, которыми могла довести партнера до оргазма за секунды.
- Марго на прямой вопрос всегда отвечала отрицательно: "Только этого мне не хватало" - к проблемам в браке.
- Что касается сцены в гримерке, то Кейт Мани, комментируя рассказ Колетт, сказал: Марго побледнела скорее потому, что боялась, что Колетт достанет Тито своими дурацкими вопросами. "А идея, что Тито куда-то там вернулся, просто смешна. Он никогда не задерживался на одном месте дольше, чем на 48 часов".
- Джоан Шринг согласна: "Тито никогда бы не сказал: "Пора возвращаться". Плевать он хотел. Его вообще не трогало, спят они вместе или не спят, для него это была не проблема. Ничто не было проблемой для Тито Ариаса".
- Однако ж Рудольфу таки пришлось съехать. И он закрутил с Элфи Линчем, театральным актером, таким типа "парнем из народа", говорившим на кокни.
фото
- Короче, подводит итог Кавана, они любили друг друга на сцене, а сцена и была для них обоих настоящей жизнью. (Натянула сову на глобус, подвела обоснуй под свой ОТП. Я не понимаю, зачем ей это надо. Она продвигает идею, что отцовско-материнско-партнерской фигурой для Руди вместо Эрика, не справившегося с этой ролью, стало Марго. Но мое имхо такое, что мальчик просто вырос и перестал нуждаться в подобной фигуре. Как он говорил в одном из поздних интервью, женился на самом себе.)
- Примерно такие же отношения у Эрика были с Карлой Фраччи - "любовь, которая не ранит".
- Новый 1964 год Рудольф встречал с Эриком в Копенгагене, где они брали классы у Волковой и переживали второй медовый месяц. Иветт Шовире гостила в Гентофте и, к своему облегчению, не замечала между ними никакого напряжения (она все еще была под впечатлением Штутгартской драмы).
- Она репетировала Жизель с Эриком, у которого был дебют в Парижской опере в феврале 1964.
- Чтобы не отвелекать внимание от Эрика, Рудольф прилетел не на премьеру, а на второй показ, избегал прессы и говорил Эрику, что никого не хочет видеть, кроме него.
- Они потом пошли в "Максим", но была та же история. Эрик: "Все знали, кто он такой, но никто не знал меня".
- Эрику показалось странным, что Рудольф ничего не говорит о балете, который он существенно изменил с помощью Волковой. И Рудольф сказал, что собирался включить "Жизель" в репертуар их с Марго тура в Австралию, но теперь ему кажется, что он никогда не сможет танцевать в этом балете. Эрик сказал ему: переделай. И он переделал.
- Рудольф очень хотел, чтобы у них опять установились отношения учителя и ученика, но баланс между ними сместился безвозвратно. Вспоминая сейчас, как поначалу его страстное обожание, казалось, только отталкивало Эрика, теперь он с изумлением обнаружил, что чувства Эрика к нему только усиливаются, в то время как его ослабевают.
- "В эти дни, я думаю, он не читал Пруста", - сказал Ричард Бакл (что это значит? на что намек? на Свана?).
- Теперь уже Эрик хотел звонить ему постоянно, хотел даже поехать с ним в Австралию. И тон его писем стал несколько самоуничижительным:
"Как чудесно, что ты позвонил мне после того, как работал так много, с таким напряжением и вдохновением, и все равно после этого ты нашел время и желание позвонить мне и подумать обо мне... Для меня это самое прекрасное, - несмотря ни на что и вопреки всему я занимаю место в твоей жизни, которое, надеюсь, никто не займет. (30 ноября 1963 г.) Я надеюсь, ты найдешь минутку для меня, несмотря на занятость (март 1964).
Позаимствую-ка я из треда ФТ плачущего котика , он, я чувствую, мне еще не раз пригодится, и сделаю на этом перерыв. Вообще, далее Кавана уделяет все меньше и меньше внимания Эрику, его писем больше не будет, кроме "прощального", а Руди живет совсем своей жизнью. Действительно, наверное, с этого момента и стало у них все съезжать на тормозах, но динамику этого по Каване не отследишь, а по кому отследишь - не знаю.

Продолжение следует.

@темы: книги, Rudolf Nureyev, Julie Kavanagh, Erik fucking Bruhn

@темы: кино

Шарилась по инету в поисках достойных моего десктопа фоток Руди, и наткнулась на такую новость, которая, оказывается, давным-давно преспокойно висит себе на официальном сайте Фонда Нуреева: Рэйф Файнс уже сейчас снимает кино про Рудольфа.
Не в состоянии поверить своим глазам (это слишком хорошо, чтобы быть правдой), пошла по ссылке на источник. Там информации больше.
Значит, ключевой будет фигура Пушкина, которого сыграет сам Файнс, на роль Руди "предварительно заявлен" молодой танцовщик Олег Ивенко (поскольку он все еще числится в касте фильма на IMDb, то, значит, он и будет играть), а также там будут Сергей Полунин и Чулпан Хаматова.
Кого будет играть Полунин, неизвестно, на IMDb не указано, я, конечно, размечталась, что Эрика, но по-любому, если Эрик и будет помянут, то только мельком, потому что, как я поняла, главным для себя Файнс счел показать, что Рудольф оставил за спиной, когда бежал, и сам побег (какая-то актриса заявлена на Клару Сент).
Нашла еще такой ролик про грядущий фильм, где можно вблизи рассмотреть этого Ивенко:

ролик

Ну да, похож, и глаза так же ярко горят, но в танце он, конечно, далеко не Нуреев:

вариация из Корсара

Может, Полунин его будет на сцене как бы дублировать? Хотя вряд ли, это было бы странно.
На IMDb стоит статус filming, летом вроде бы были съемки в Питере, в Мариинке, релиз планируется пока в общем на 2018 (к юбилею Нуреева, видимо). Я не знаю, начинать ждать, или лучше не настраиваться, чтобы потом не расстраиваться, если кино по какой-то причине не выйдет.

Ну, и чтоб два раза не вставать, на рабочий стол попало фото Руди, эскплуатирующего образ мусульманской шлюхи для какого-то другого балета, не для Корсара:

осторожно, большое фото

@темы: кино, видео, фото, White Crow, Rudolf Nureyev

@темы: кино, видео, Михаил Барышников, Rudolf Nureyev, записки начинающего балетомана

@темы: такое

В этом выпуске: второй штурм Баланчина; заговор против Рудольфа; Руди в полном владении Эрика; #Рудиснизу - это канон; "Лебединое озеро" и отъезд Эрика прямиком на больничку.

читать дальше- 10 марта 1962 года Рудольф впервые выступал на сцене в Нью-Йорке. Поскольку о его дебюте в "Жизель" написали в "Тайм", в зале был аншлаг.
- И не просто аншлаг. Хотя этот гала-концерт проходил и не в Мете, а в Бруклинской академии музыки, собрались все сливки. Ричард Аведон видел в зале Глорию Вандербильд и Леонрада Бернстайна, всех американских балетных звезд и театральную молодежь. А главное, в зале сидел Баланчин.
- Рудольф выходил всего на 10 минут, в дуэте из "Дон Кихота" с Соней Аровой. Но все с нетерпением ожидали его соло. Как только он встал в стартовую позицию, у аудитории вырвался общий вздох облечения, и Аведон видел, как дирижер перекрестился. И вот началось. Аведон: "Мне показалось так, что он просто взлетел с места, не было заметно никакой подготовки". Овации были громче Ниагарского водопада, и его заставили повторить свою вариацию.
- Многие пришли за кулисы поздравить Руди, но только не Баланчин, а он-то и был целью. Рудольф немедленно вошел в режим танка и попер.
- Аведон пригласил Руди к себе на ужин, тот согласился, но сначала пошел на другую вечеринку, где должен был быть Баланчин. Его там не оказалось. Зато под руку попался Анатолий Чужой, редактор "Дэнс ньюс", и Рудольф, давая ему интервью, воспользовался возможностью обратиться к Баланчину лично: "Было бы идеально, если бы Баланчин взял меня к себе с условием, что я часть года буду работать у него, а часть в Ковент-Гардене".
- Уже глубоко за полночь Рудольф приехал в квартиру Аведона на Парк-авеню. Уже почти все гости ушли, Аведон болтал с приятелем на кухне. С порога Руди спросил все о том же: "А ты можешь узнать, что он (Балачин) обо мне подумал?" Аведон тут не смог ему помочь.
- Рудольф искал наставника, Аштон на эту роль не годился, он скорее сам слушался Руди. Такого наставника, каким для Нижинского был Фокин, который фактически его "сделал", как Рудольф говорил, "заключил эту драгоценность в оправу". Руди считал, что только Баланчин поможет его таланту полностью раскрыться.
- Однако же Баланчин вдохновлялся не мужчинами, а женщинами (и вообще был натурал). "Она - королева, он - консорт". Хотя и создавал великолепные мужские роли, как в "Аполлоне" и "The Prodigal Son".
- Рудольф также хотел у него учиться хореографии.
- Баланчин строил свой балет на основе русского классического, но выжал из него лучшее, убрал все лишнее. "Лебединое озеро" у него длилось 1 акт, 35 минут, а "Спящую красавицу" он превратил в "Тему с вариациями". С точки зрения Рудольфа, именно это и нужно было делать.
- Интересно Рудольф описывает, как он управлялся с Аштоном: "Он мне говорил: "Рудька, давай я тебя научу, я тебя подготовлю... в русской школе тебя неправильно учили". А я ему: "Ой, я не осмелюсь, я еще не могу, можно я в этом году буду пока делать так, как научился у Пушкина, в Кировском, от Сергеева?" (То есть хитрил, а не хамил.)
- На следующий день после спектакля, так и не услышав ничего от Балачина, Руди решил позвонить ему сам. Баланчин назначил ему встречу в баре-ресторане "Кастелло" на Пятьдесят пятой улице.
- Как только Рудольф пришел, он сразу почувствовал перемену в Баланчине. Он уже был далеко не так мил, как в прошлый раз. "Я понял, что мое выступление ему не понравилось".
- И это было действительно так. Для него Рудольф не мог выбрать отрывка хуже: дуэт воплощал в себе то, от чего Баланчин всю жизнь пытался избавиться: наследие 19 века, пропущенное через совдеп, нарочито-виртуозный танец, предназначенный в первую очередь для того, чтобы собирать аплодисменты.
- А еще как назло сзади Баланчина сидела "толпа мальчиков с накрашенными губами", которые вопили: "Боже! О боже!" Это были любители сенсаций, привлеченные суперзвездой, тот тип публики, который Баланчин особенно ненавидел. Те, которые дрочат на звезд, а не на балет как таковой. (Прямо как мы тут. У меня так и губы накрашены.)
- Баланчин вообще считал, что в танце не должно быть эротических импульсов, вот категорически. (Однозначно не наш человек.)
- Поскольку Балачин, в отличие от предыдущей встречи в чайной, больше не заикался о том, чтобы Руди работал у него, тот попер напролом (пробуйте остановить танк. Не было у Балачина Джавелина для Руди.)
- Ответ был холодным: "Ты знаешь, у меня па-де-де не бывает, мои балеты очень сухие". - "Но они мне нравятся такими сухими", - гнул свое Руди.
- Баланчин терпеть не мог звезд и звездность, зрителей должны привлекать не они, а балет как таковой, и все танцоры как один должны служить воплощению замысла хореографа, а не показывать себя.
- Балачин: "Для того, чтобы выиграть в поло или баскетболе, нужно уметь работать в команде. Мы это умели, а Рудольф нет. Он - человек собственного шоу: "Я, я, красавец, я одинокий..." Если честно, мы в этом не нуждались".
- Если честно, то и Руди тоже. Он не для того бежал из СССР, чтобы становиться винтиком в машине, попадать под диктатуру, еще более жесткую, чем в Кировском. Фактически, Баланчин критиковал его за то же, что и советские "товарищи": "неподчинение, несговорчивость, злостный индивидуализм".
- К тому же Баланчин никогда и ничего танцорам не объяснял и запрещал им обсуждать свои решения, а Руди, как и Эрик, нуждался в том, чтобы понимать, что он делает.
- Именно поэтому Эрик выдержал у Баланчина всего три месяца. Для Балачина он был воплощением эгоцентричной звезды. И хотя Балачин сам его пригласил, отношения у них были ужасные - "самые деструктивные и негативные в моей жизни", по словам Эрика. Рудольф говорил Найджелу Гослингу: "Так человек, как Эрик, всегда имеет что сказать. Это было невозможно для него (работать у Балачина)".
- Кажется странным, что Рудольф, зная обо всем этом, так рвался с ним работать, но он, видимо, надеялся сломать Балачина под себя, а тот, будучи старше и умнее, понимал, что Рудольфа он под себя не сломает.
- Как раз тогда Балачин сказал: "Когда тебе надоест танцевать своих принцев, приходи ко мне". Балачин дал ему понять, что если он придет к нему в труппу, то придет целиком и полностью. И речи быть не могло о том, чтобы делить себя между Лондоном и Нью-Йорком. Он вообще мало кому разрешал танцевать где-либо, кроме своего театра. Кроме того, это было невозможно и чисто с практической точки зрения: Руди пришлось бы учить массу ролей, причем не просто учить, а переучиваться, у него не было бы на это времени.
- А Рудольф вообще изначально хотел только два месяца в году танцевать у Баланчина: "Только два. Не больше. Чисто для себя, чтобы учиться хореографии". Рудольф считал, что еще не может бросить своих принцев, которых он умел танцевать хорошо, публика должна сначала узнать его с этой стороны, а потом он уже может экспериментировать со своей карьерой.
- В итоге Руди очень расстроился и обиделся на Баланчина. Более того, он начал подозревать некий заговор, будто бы это злые люди наговорили Баланчину гадостей о нем, а скорее всего труппа Куэваса.
- Но если вы параноик, это не значит, что вас не преследуют. Заговор действительно был, но не там, где Руди думал.
- Линкольн Кирштейн (или Кирстейн) - ученый, критик, поэт, меценат, - был кем-то вроде американского Дягилева. Именно он привез в Америку Балачина в 1933 году. При его финансовой поддержке Баланчин, собственно, и мог свободно заниматься творчеством на протяжении 30 лет.
- Баланчин, конечно, решал все, что касалось сцены, но Кирштейн имел огромное влияние на него и на процесс в целом. И он был категорически против Руди.
- Как-то раз Мария и Руди были в City Center, и вдруг на них налетел Кирштейн. Он начал просто орать на Руди за то, что тот сбежал из России, вел себя крайне агрессивно. Он был громадного роста и славился своей драчливостью. Жалко, Кавана не пишет про реакцию Руди. Мария была на 100% уверена, что именно Кирштейн отговорил Баланчина брать Руди.
- Кирштейн тоже был категорически против звезд в балете и построил на этом целую эстетику.
- Кроме того, с его подачи достаточно авторитетный критик Джон Мартин написал в "Нью-Йорк Таймс" отрицательную рецензию о Рудольфе (не исключено, что Кирштейн ему за это заплатил).
- Вся прочая пресса была строго положительной, и этот одинокий голос звучал странно, но как-то сразу все догадались, почему Мартину так не нравится Рудольф.
- Статья была про-советской по сути (а еще обвиняла всех поклонников Руди в эфебофилии, впрочем, не без оснований), и неспроста: Мартин был большим другом СССР, имел связи аж в Кремле и мечтал стать тем мостом, по которому будет идти культурный обмен между СССР и США.
- Будучи хорошим приятелем Кирштейна, он собирался свозить в СССР театр Баланчина (а тот не был на родине с 1924 года). Естественно, с Руди в труппе это было бы невозможно.
- Кирштейн был целиком за поездку в Россию, Баланчин тоже, и оба они не любили звезд. Так что Рудольфу по-любому ничего не светило (что и к лучшему, имхо).
- Свой первый день рождения на Западе Рудольф встретил у Гослингов, с Эриком, Марго и Аштоном.
- Гослинг решил показать фильм о Марте Грэм, и тут между Эриком и Марго произошла интересная пикировка (они друг друга недолюбливали). Марго сказала перед показом: "Думаю, Руди это не понравится". Эрик: "О, еще как понравится". (Типа, это я его знаю как облупленного, он МОЙ, а ты ему никто, ты его не знаешь.)
- По словам Рея Барра, которому Эрик потом много плакал в жилетку, Эрик ревновал к Марго, которая стала занимать слишком много места в его жизни. Марго любила Эрика не больше, чем он ее.
- И таки фильм привел Руди в восторг. Он сказал, что хочет встретиться с Мартой Грэм и увидет больше ее работ.
- В этот период Эрик получил Рудольфа практически в полное владение. Все три месяца, пока они были вдвоем в Лондоне, они жили вместе в арендованной квартире в Южном Кенсингтоне. Их называли "Битник и Принц" и считали очень гламурной парой.
- Эрик говорил по-английски намного лучше Руди, и ему часто приходилось выступать посредником между ним и, например, Нинетт де Валуа. "Это начало меня слегка утомлять... Я иногда чувствовал себя секретарем".
- Мартовский номер "Дэнсинг таймс" вышел с фото Эрика на обложке, он был назван "человеком месяца" - но номер ушел в печать до того, как Руди дебютировал в "Жизель".
- После того пресса стала его игнорировать, сосредоточившись на Руди. Чувствуя вину за это, Руди постоянно старался уйти в сторону, чтобы помочь Эрику с паблисити, и Эрик был ему за это благодарен. "Он был очень внимателен. Мне этого было достаточно. Остальное я не мог контролировать".
- Эрику очень не повезло с партнершей Надей Нериной, у них не сложилось. На премьере "Лебединого озера" с ними Рудольф был очень расстроен, видя, что его кумир танцует ниже своего уровня. И тогда же он сказал Соне Аровой, что мол Эрик не может топнуть ногой и потребовать другую партнершу, сам виноват.
- Когда Эрик с Нериной начали готовиться к "Жизель", Рудольф приходил на каждую репетицию и так достал Нерину, что она сказала, что не будет продолжать, пока он отсюда не уберется. Он ушел, но подглядывал из-за двери.
- Рудольф доставал и Эрика, требуя анализировать каждый жест. Эрика это вгоняло в ступор.
- (Бедная) Соня жила по соседству, часто с ними обедала и уговаривала их обоих не заморачиваться. Но у Эрика было такое ощущение, что люди делают ставки на то, кто из них двоих выживет в Ковент-Гардене.
- 3 апреля состоялась премьера его "Жизель", и это было настоящим испытанием после дебюта Рудольфа. И это при том, что его собственный дебют в балете в 1955 году был именно в "Жизель", и его тогда описали как "Балет, который войдет в историю".
- Он был хорош и в этот раз, но после Рудольфа не произвел на британских критиков ни малейшего впечатления. Он показался им слишком холодным.
- Но именно этот "обжигающий холод" действовал на Руди как афродизиак. Susse Wold, подруга Эрика, говорит: "80% таланта Эрика представляли собой секрет, и Руди этим секретом не владел. Это напоминает айсберг. Вы вроде бы много видите, но внизу - целый мир. А Руди показывал весь свой айсберг: переворачивался вверх ногами и показывал его весь".
- Бетти Олифант сравнивает Руди и Эрика: "Один нарочито сексуальный, а другой невероятно привлекательный, так что мурашки бегут по коже, но при этом вы не воспринимаете его как сексуальный объект. Таков был Эрик - очень, очень недооцененный танцор, не то что это животное".
- Однако народу больше нравилось животное, что отражалось и на кассе.
- Это соперничество сказывалось на их отношениях, они постоянно ругались.
- А вот как в интерпретации Эрика выглядит история про "Как можно быть таким злым": "Люди говорили, что Рудольф появился здесь только для того, чтобы меня уничтожить, и что мне было с этим делать? Я в это никогда не верил. Я использовал это против него только один раз... Он очень расстроился, и плакал, и сказал: "Как можно быть таким злым?" Я сказал: "Конечно, я в это не верю. Я верю тебе".
- Действительно, Руди никогда не стремился затмить Эрика, напротив, он нуждался в нем как в источнике вдохновения. По словам Руди, Эрик был для него источником питания. "Я получаю. Я больше не пустой". Еще в России он поставил себе целью разыскать Эрика, для того чтобы вампирически насытиться им. По его же словам, он сказал себе тогда: "Езжай туда (к нему) и соси". Соня: "Он выжимал из Эрика все, что тот имел, и впитывал в себя".
- Сексуально Рудольф также предпочитал быть в пассивной роли, и при этом был ненасытен. (Май диа мрс Кавана, на такие вещи надо давать пруфы, желательно фото и видео, это же ВАЖНО! Хотя думаю, это она у Рея Барра почерпнула, насчет того, кто был снизу. Кстати, Рей еще жив. Предлагаю его похитить, пытать и вытащить из него все подробности.)
- Рей Барра: "Он (Рудольф) был очень требователен в сексуальном плане, что иногда было для Эрика слишком". "Он был собственником и при этом очень promiscuous" (слово такое хорошее, что даже не хочется переводить).
- Зимой 1962 года промискуитетный Руди закрутил небольшую интрижку с венгерским танцором Виктором Роной, которого знал еще по СССР.
вот его снимок тех лет, на котором, правда, нифига не видно
а это более поздний, 70-х гг
- Тот гостил у Пушкина, но остаться наедине им тогда вряд ли удалось, а вот в 1962 году, по свидетельству партнерши Виктора Адель Орож, "их дружба стала глубже".
- Но все это было не просто так! Виктор должен был исполнять Меркуцио в балете Лавровского "Ромео и Джульетта", в котором и Рудольф, и Марго очень хотели танцевать, но все зависело от того, захочет ли Лавровский ставить балет в Ковент-Гардене. А Виктор был прямой связью с Лавровским. (Воображаю разговор Рудольфа с Марго. "Руди, ну что там с "РиДж"?" - "Да все на мази, мы с Виктором уже потрахались, и знаешь, у него такой член..." - "Тьфу! А с Лавровским-то что?" - "Я работаю над этим".)
- Кроме того, Виктор был прямой связью с Пушкиным. Рудольф передал ему тогда через Виктора свой лондонский номер телефона.
- До сих пор Рудольф контактировал с Пушкиным только через Ксению, которая много ему писала. (Далее Кавана цитирует письма в количестве, и ощущение такое, будто прыгнул в ушат с помоями. Эта баба такая мерзкая, что аж приятная.)
- Приведу только один кусок из письма Ксении: "Наверняка везде будут привлекательные или не очень люди, которые будут предлагать тебе по пиву или сходить с ними в клуб. И это для танцора нехорошо. А с твоими нервами нужно быть особенно осторожным. Так легко попасть под влияние зла. Помни, ты должен оставаться таким же, каким я знала тебя, - честным, порядочным человеком".
- Она сообщала ему новости про общих знакомых, за исключением Тейи. В это время у Тейи был роман с индонезийской студенткой. Тейя потом писал Руди: "Ты же знаешь, меня всегда волновал Восток. А когда ты уехал, я так скучал, что не знал, оставаться ли одному или жениться". (Еще и оправдывается.)
- Ксения говорила Тейе: "Я приглашаю тебя, но не твою обезьянку". Она не только ревновала, но и считала, что Тейя предал память о Руди. Тамара: "Ксения Иосифовна была убеждена, что если Рудик тебя любил, то ты ни с кем больше не должен сближаться. Ты должен оставаться свободным и ждать его".
- Дальше про суд, неинтересно. Начался 2 апреля, дали минимальный срок 7 лет.
- Руди на это было пофиг, потому что как раз в это время его пригласили в Ковент-Гарден на постоянной основе. Что было нарушением политики Нинетт де Валуа, близкой к политике Баланчина: никаких приглашенных звезд.
- Но де Валуа сломать было проще. Она сказала: "Когда появляется гениальный танцор, труппа должна его принять". Эрик, несмотря на то что был приглашен раньше Руди и танцевал больше (20 против 3 спектаклей), постоянного контракта не получил.
- А Эрик очень хотел прибиться к какой-нибудь труппе, и он был очень расстроен, не понимал, почему де Валуа так решила. Он чувствовал, что идеально подходит Ковент-Гардену. И это так и было, он отлично вписывался в британский стиль.
- Все в труппе его обожали, девушки были от него без ума, а когда потом приехал Рудольф и труппа могла видеть их обоих, для них это было как благословение божье.
- В мае, когда Марго уехала с туром в Австралию, Рудольф танцевал с Иветт Шовире, но та уже была совсем не в форме.
- В середине июня, воспользовавшись отсутствием Марго, позволявшим ему настаивать на своих условиях, Рудольф согласился появиться в "Лебедином озере" с Соней Аровой (которую уже выдрессировал к тому времени).
- Не обращая внимания на ее робкое недовольство, он перетащил весь балет на себя и убрал мимические сцены, которые его бесили.
- Обычно Зигфрида в первом акте изображают беззаботным юношей, но Рудольф, несомненно, под влиянием Эрика, сделал его сложным и задумчивым. "Принц был необычным человеком. Не каждый способен увидеть лебедей". Кавана пишет, что Рудольф внес в образ русскую "душевность", но в сноске поправляется, что имела в виду "духовность", бгг, запуталась совсем в загадочной русской душе.
- Критики активно не приняли его вмешательства в хореографию, шум стоял аж до Нью-Йорка. Интересно, что его соло назвали "версией Нуреева", "абсолютно новым", тогда как он позаимствовал его у Константина Сергеева, а тот - у Чабукиани, но на Западе об этом не знали.
- Таким образом, Рудольф основывался на советской традиции, а всем казалось, что 24-летнему мальчику без малейшего опыта хореографии позволили ломать то, что возводилось целым поколением.
- Рудольфу был непонятен такой консерватизм, но дело было в том, что английский балет был очень молод, он начался в 30-х гг с Нинетт де Валуа (тогда как французский возник в 1661 году, и мы знаем, кого за это благодарить, а русский и датский - в 18 веке.) Прежде чем что-то ломать, надо это построить, а британцы считали здание своего балета еще незаконченным, чтобы вводить в него какие-то инновации.
- Нинетт де Валуа, ирландка по происхождению, дочь офицера, была личностью интересной. Меня особенно тронуло, что она работала с Йейтсом, ставил для него Plays for Dancers. Она обладала лидерскими качествами, практической хваткой, но также и кельтской непредсказуемостью и склонностью к риску. Танцевала у Дягилева, работала с Баланчиным и Нижинской, так что прекрасно понимала необходимость инноваций. При этом она была очень эффективным менеджером.
- А Руди давал ей и инновации, и кассу. Она понимала, что идет на риск, что она с ним намается, но, по ее мнению, игра стоила свеч. К тому же она его обожала, не только за "ноги", но и за "голову", и это обожание было взаимным. Она верила в то, что между ирландцами и русскими много общего (да, только ирландцы намного лучше). По ее словам, его инновации ее совершенно не пугали, потому что она сама на протяжении многих лет меняла классические балеты то там, то здесь, а никто этого не замечал.
- Рудольф, впрочем, в тот период терзался не таким уж частым для него чувством вины. Первой причиной стал инфаркт Пушкина, который Руди, несомненно, спровоцировал своим побегом, а второй - разумеется, Эрик.
- Эрик, по словам Нади Нериной, уехал из Лондона совершенно разбитый еще до конца сезона. "Руди деморализовал его до такой степени, что ему пришлось лечь в санаторий в Дании... И он так никогда толком и не выздоровел. Можно заметить, что карьера этого превосходного танцора пошла на спад именно в тот момент, когда он повстречался с Рудольфом". (Как-то Нерина явно не обожала Руди.)
- 5 июля 1962 года Рудольф впервые танцевал "ЛО" с Марго на фестивали Нерви в Италии. На репетициях они много ссорились - до тех пор, пока Руди не начал ржать, когда она сказала, что танцует в "ЛО" с 1938 года - года его рождения.
- 17 июня в лондонском Палладиуме она смотрела на то, как Руди танцует "черное па-де-де" с Надей Нериной, а через два дня - весь спектакль с Соней Аровой в Ковент-Гардене (что-то Кавана расщедрилась на даты). Ей просто ничего не оставалось, как взяться за эту роль.
- Однако кто будет смотреть на нее, когда по сцене скачет молодой лев? Но она приняла это как вызов и решила на него ответить. (Вот Эрик, вместо того чтобы ревновать и беситься, лучше бы следовал ее примеру. Но он был намного слабее ее.)
- В ней была эта смелость, склонность к авантюрам, и Рудольф часто ее провоцировал: "Так ты типа у нас Великая Балерина? Докажи мне это!"
- И она его таки заборола, так что ему пришлось спрашивать себя: "Как она, не зная техники, делает технические вещи, а я, которого этой технике учили, не всегда могу за ней угнаться?"
- Ему нравилось то, как она умела заявить о себе без понтов и бравады, но в своем мягком, лиричном английском стиле, которому, тем не менее, невозможно было сопротивляться.
- Так что в Нерви они выступили отлично, да плюс еще романтическая атмосфера: открытая сцена, средиземноморская ночь, море вместо задника.
- Там они окончательно нашли друг друга. Рудольф: "Мы стали одним телом, одной душой".

Вот на этой прекрасной ноте я хочу пока прерваться, набраться сил перед изложением последующих событий, когда Руди и Эрик принялись устраивать друг другу Адъ и Израиль, Содом и Гоморру, месть, смерть и преисподнюю; читать это было нелегко.

@темы: книги, Rudolf Nureyev, Julie Kavanagh, Erik fucking Bruhn