Конде в тюрьме и на свободе.читать дальше- Из других запланированных арестов почти никаких не удалось произвести. Буйона, Тюренна и Ла Мюссе предупредили, и они бежали из Парижа. Герцогиня де Буйон осталась, т.к. ее дочь была больна, и арестовали обеих, после чего они несколько месяцев провели в Бастилии.
- Лонгвильшу спасло то, что в момент ареста она была у Анны Гонзага, и гонец, который должен был вызвать ее в Пале-Рояль, где ее тоже арестовали бы, ее не сразу нашел.
- Узнав об аресте братьев и мужа, она бросилась в Отель Конде, упала в ноги матери, рыдая: «О, мои братья!» Ее мать спрашивала: «Что с ними? Они мертвы?» Лонгвильша рыдала так, что не могла толком ответить, но тут как раз пришел королевский министр Бриенн и объяснил, как все было, одновременно передав приказ королевы: что вдовствующая принцесса вместе с Клер-Клеманс и маленьким герцогом должны немедленно уехать в Шантильи.
- Затем пришел тот гонец от королевы, который искал Лонгвильшу, но она от него сбежала опять к Гонзага, а та ее спрятала в предместье. Там она оставалась несколько часов, пока за ней не приехал Ларошфуко со своим зятем, маркизом де Силлери, и несколькими дворянами, а еще с ее падчерицей, которая гораздо меньше их всех любила приключения и потому последовала за мачехой очень неохотно. И в каретах Анны Гонзага они все уехали в Нормандию.
- Уже через два часа после ареста принцев фрондеры ринулись благодарить королеву, а она им отвечала, что радоваться тут нечему.
- Гастоша сказал: «Это была хорошая охота. Поймали медведя, обезьяну и лису».
- Но были и такие роялисты, которые негодовали из-за ареста К., и среди них Ла Мелльере, с кем К. проводил первую кампанию в Аррасе и с кем потом не раз ругался. Тем не менее он написал Мазарини, что этот арест – позор для Франции. Однако он не собирался ничего предпринимать по этому поводу, как и Грамон.
- И дом Конде, оглядываясь по сторонам в поисках союзников, с мог найти только двух аристократов с серьезным влиянием – Буйона и Ларошфуко.
- Еще были офицеры К. – Ла Мюссе, Бутвиль, Таванн, Шаваньяк, которые пришли в такую бешеную ярость, что она почти сделал их бесполезными. Бутвиль, например, пытался поднять бунт в войсках, не преуспел и сбежал в Стене, крепость на северной границе.
- Комендантом там был Ла Мюссе, и там же были казармы Тюренна, и этот город стал местом встречи офицеров К., которые стекались туда, кто в одиночестве, кто с небольшими отрядами. Однако большого бунта в армии поднять так и не удалось.
- Марсен был арестован в Каталонии, прежде чем успел шевельнуться.
- Губернаторство Нормандии отдали графу д’Аркуру, Вандому – Бургундию. Провинции починились, особенно после того как каждую посетил король.
- Лонгвильшу, как известно, не пустили в Руан и в Гавр, хотя там вроде как командовал герцог де Ришелье, но слово мадам д’Эгийон перевесило. В итоге Лонгвильша морем добралась до Стене, где встретилась с Тюренном и от души присела ему на уши. И он возглавил «армию освобождения».
- В задачи Пьера Лене и других гражданских сторонников К. входило налаживание связи друг с другом, со Стене и с Шантильи. А также с самими принцами.
- С последней задачей отлично справился Монтрей, секретарь Конти, который сумел обхитрить даже сурового сьера де Бара, главного охранника. Записки засовывались в пустотелые половинки монет, а потом один из подкупленных стражников подмешивал эти монеты к тем, на которые принцы играли в карты.
- Никто не смел препятствовать К. читать на ночь, и в эти книжки тоже много чего совали. У К. было то, что автор называет Indian ink pen, то есть, наверное, нечто вроде современной чернильной ручки, которую он держал в кармане и при случае писал заметки на листах, выдернутых из книг, которые тоже потом разными способами передавали на волю.
- Сьер де Бар был тверд как скала, а к тому же испытывал личную антипатию к К. И еще он считал, что чем хуже будет обращаться с пленниками, тем лучше к нему будут относиться при дворе.
- Говорили, что К. не терял присутствия духа, пока не узнал, что его стражем будет сьер де Бар, и тогда он расплакался (да, не Комменж).
- Но это был только один момент слабости, а в остальное время его бодрость составляла разительный контраст поведению двух других принцев.
- Лонгвиль только сидел и угрюмо молчал. Конти лежал и беспрестанно плакал. К. пел и ругался, читал по-французски и итальянски и играл в волан.
- Друзья посылали ему книги, и м-ль Скюдери отправила ему только что вышедший из печати пятый том «Великого Кира» - романа, посвященного ему.
- Игра в волан была потом, а поначалу им не разрешали ничего, кроме прогулок во дворе, но К. занимал себя тем, что выращивал гвоздики в горшках, а потом и во дворе.
- Еда, которую им подавали, была скудной и плохой, и в правительстве кто-то выдвинул идею, чтобы принцы питались за свой счет. Но К. сказал: «Я лучше буду голодать». Королева на это ответила: «Ну и пусть голодает». Однако такое было недопустимо, и де Бар за свои деньги покупал им приличную еду, а Мазарини отблагодарил его за это, отдав его детям какое-то аббатство.
- Ну и мой любимый момент: когда Конти попросил, чтобы ему доставили книгу Фомы Кемпийского «Подражание Христу», К. сказал: «А мне, пожалуйста, доставьте «Подражание господину Бофору» - который несколькими годами ранее бежал из Венсенна.
- Конечно, К. делал всякие попытки подкупить стражников. Одним из них был Гурвиль, тогда еще совсем юный, но уже на службе у Ларошфуко.
- Гурвилю удалось устроить заговор с целью побега К., но их сдал один из болтливых слуг вдовствующей принцессы. Он не назвал имен, но всю стражу поменяли.
- Де Бар усилил бдительность, а от Мазарини явился с инспекцией Сервьен, который провел несколько бесед с К., пытаясь выяснить, как много сведений к нему проникло из-за стен.
- Но он не на того напал. Это К. из него много чего вытянул, в частности узнал, что его сестра сейчас уже в Стене, а Тюренн готов заключить союз с Леопольдом и получить от него испанские войска.
- Сервьен рассказал ему об этом в надежде пробудить в К. патриотические чувства и заставить его написать заговорщикам в Стене, чтобы они в такие крайности не вдавались. К. ответил: «Заключенный не может отдавать приказов».
- Вскоре Конти уже чувствовал себя так плохо, что к нему призвали двух придворных врачей, и от них К. узнал две сногсшибательные новости. Что его жена, которую не арестовали по причине наплевательского к ней отношения, бежала с сыном из Шантильи в Бордо и там подняла мятеж, заставив этот город взбунтоваться против короля и Мазарини. Все это, конечно, с помощью Буйона и Ларошфуко.
- Услышав это, К. сказал: «Кто бы мог подумать, что пока я буду поливать гвоздики, моя жена развяжет войну?»
- Нельзя сказать, чтобы К. плохо обращался с женой. Он давал ей все привилегии ее ранга, но практически игнорировал сам факт ее существования все 10 лет их брака.
- И другие члены партии рассчитывали скорее на Лонгвильшу, на ее мать, но не на Клер-Клеманс. На Шатийон еще рассчитывали. Однако ж вдовствующая принцесса, уже очень больная, только и сделала, что унизила себя перед коадьютором, умоляя его о помощи, а от других вообще толку не было.
- И тут вдруг к Пьеру Лене подошла Клер-Клеманс и вполне разумно предложила свою помощь. Он ее тоже презирал, но в то же время понимал, какое влияние может оказать этот образ – мать и дитя, подвергнутые гонениям.
- Она поразила всех своей смелостью и преданностью К., и ей организовали побег из Шантильи.
- 10 апреля 1650 года состоялось это бегство, и она не без приключений добралась до Гиени, где ее встретили Буйон и Ларошфуко, которые к тому моменту уже успели собрать там небольшую армию.
- Перед этой армией маленький герцог Энгиенский произнес свою первую речь: «Я не боюсь Мазарини, глядя на вас и всех этих храбрых людей, и я знаю, что свобода моего дорогого отца зависит от вашей храбрости». И в ответ ему впервые раздался новый клич: «Фронда принцев!»
- Но толку от этих речей и кличей было мало, и несколько крепостей сторонников К. сдались армии короля, а прочие отступили в Бордо. И с ними Клер-Клеманс, которая присутствовала на всех советах и испытывала все трудности маршей.
- Бордо к тому времени пребывал в состоянии мятежа против слишком уж сурового губернатора д’Эпернона, и Клер-Клеманс как раз вовремя явилась в парламент Бордо, чтоб просить убежища для себя и сына. (Не совсем понятно, почему Годли проглатывает эпизод с бунтом в Гиени. Суть в том, что он поднялся накануне ареста принцев, и жители потребовали, чтобы Эпернона заменили на К., а тот был, конечно, не против. И это стало, мне кажется, более важным поводом для ареста, чем все эти табуретки и свадьбы. Почему и сторонники К. собирались не только в Стене, но и в Бордо.)
- Мазарини, помня о том, как Нормандия и Бургундия покорились королю, организовал поездку двора в Гиень, вместе с армией под командованием Ла Мелльере и Паллюо.
- Тем временем Тюренн договорился с Леопольдом, их совместная армия составляла аж 40 тыс. человек. Против него выступила королевская армия под командованием дю Плесси-Пралена (впоследствии небезызвестный герцог де Шуазель), но вскоре часть ее пришлось отправить в Гиень, и Тюренн сумел взять несколько городов.
- Бутвиль с небольшим кавалерийским отрядом продвинулся дальше и вообще хотел идти на Венсенн, освобождать К. Но Леопольд не этого хотел, а оттяпывать у Франции пограничные города, так что никто никуда не пошел.
- Тем не менее в Париже занервничали и стали думать, куда перевести принцев. Фрондеры считали, что пока он под Парижем, он как бы у них в плену, и настаивали на Бастилии. Министры предлагали Гавр, т.к. считалось, что он в полной власти Мазарини. В конце концов Шеврез предложила Маркусси – крепость во владениях Гастоши, и ее послушали.
- Действовать пришлось так быстро, что Мазарини даже не посоветовался с королевой, которая была вместе с сыном возле Бордо. Это решение было бессмысленным, т.к. ни Тюренн, ни Бутвиль так и не явились к Венсенну, и непопулярным – фрондерам оно не понравилось.
- 29 августа 1650 года состоялся этот перевод. Конти был уже очень болен, К. еще больше похудел и таки начал выказывать признаки депрессии.
- В Бордо дела шли неважно: Мазарини заключил с горожанами договор на их условиях, а освобождение К. в эти условия не входило, к негодованию Буйона и Ларошфуко.
- Клер-Клеманс пришлось просить прощения у королевы, и та отправила ее в Монтрон. Там она провела несколько месяцев почти в полном одиночестве.
- Вдовствующая принцесса Конде подавала тщетные жалобы в парламент, где сторонников К. практически не было, а потом уехала к Шатийон в ее замок. Там она заболела и больше не поправилась. Она оказалась в полной власти Шатийон, которая не пускала к ней никого, и в итоге выяснилось, что принцесса завещала ей не только все свои драгоценности, но и замок Мерлу.
- Пьер Лене замечал растущее влияние Шатийон на К. еще до его ареста, а после она таки начала энергично действовать в его пользу.
- Во-первых, она создала в парламенте мощную фракцию в его поддержку. Пока его не было на глазах, парламентарии вспомнили, что Мазарини – еще худший их враг.
- Во-вторых, она так окрутила Немура, что он был готов действовать в пользу К., хотя должен был считать его соперником. (А может, он знал, что не должен?)
- Тем временем в Париже люди все меньше ненавидели К. и все больше ему сочувствовали. После перевода из Венсенна в его камеру ходили целые экскурсии, и особенно всем нравились героические гвоздики во дворе.
- Тем временем Мазарини решил перевести принцев в Гавр (и тем разрушил еще один план побега от Гурвиля). Эскорт при этом составил 800 человек под командованием аж графа д’Аркура.
- К. немедленно принялся издеваться над не очень элегантной внешностью графа, для чего вспомнил кличку, которую когда-то дал ему самому Гастоша. «Что, великий граф д’Аркур теперь водит медведя на цепи? Но если кто-то нас сравнит, то назовет медведем скорее его, а не меня!»
- По дороге в Гавр К. умолял эскорт держаться так, чтобы он мог любоваться графом, едущим верхом, - потому что это было уморительное зрелище.
- Еще К. сочинил стихи, которые пользовались большой популярностью.
Cet homme gros et court ;
Si connu dans l'histoire ;
Ce grand Comte d' Harcourt,
Tout rayonnant de gloire ;
Qui secourut Casal, et qui reprit Turin,
Est maintenant recors de Jules Mazarin.
Этот низенький и толстый человек
В истории известен,
Это великий граф д'Аркур,
Овеянный славой,
Он спас Казале, взял Турин,
А теперь он стал слугой* Джулио Мазарини.
(В оригинале использовано более конкретное слово, что-то вроде нашего мента или подментыша, или старинного мытаря - унизительное название мелкой государственной должности. Годли предлагает вариант - бальи, или бейлиф.)
- То, что граф согласился выполнить такую задачу, очень повредило его репутации (зато он получил за это Ройомон), и его долго потом называли «бальи» - не очень лестное прозвище для гизара. И по Парижу ходила карикатура: вооруженный до зубов граф д’Аркур конвоирует беззащитного К. в цепях.
- Сторонники К. извлекли максимум из этой ситуации, и общественное мнение потихоньку начало склоняться в его сторону.
- В Гавр ехали 11 дней, с 15 по 26 ноября. Письма по-прежнему до них доходили прекрасно, и здесь, в Гавре, К. узнал о двух потерях: о смерти матери и Ла Мюссе, который умер в Стене от лихорадки, но даже в «Исторической музе» писали, что от горя.
- К. написал королеве очень характерное для него письмо, настаивая, что его тюремное заключение не должно помешать похоронить его мать со всеми положенными почестями.
- Клер-Клеманс послала ему формальное письмо с соболезнованиями, которое интересно больше тем, что впервые заметен интерес К. к сыну. Еще раньше он написал 7-летнему ребенку отдельное письмо, которому тот очень обрадовался.
- В это время королевские войска разбили Тюренна, но удача все равно начала поворачиваться к К., потому что Рец опять поссорился с Мазарини, который отказался выдвигать его на кардинала.
- И был образован новый заговор, центром которого стала Анна Гонзага. (Вообще, вспоминается старая пословица «Итальянцы ничего не понимают в войне, а французы в политике». Лучшим французским политиком на тот момент был Рец, имевший итальянское происхождение, но Мазарини уделывал его одним мизинцем. Однако ж Мазарини был всего лишь безродным сицилийцем, и не ему было тягаться с женщиной из дома Гонзага. Когда в дело вступила Анна, под ним начала гореть земля.)
- Сперва она вступила в парламенте с требованием освободить К., с такими вескими юридическими аргументами, что никто не мог ей возразить. Затем она стала побуждать всех участников заговора затеять с Мазарини дружескую переписку, в которой убеждать его освободить К. и выступить с ним против фрондеров.
- Но победа над Тюренном и подавление волнений в Бордо дали Мазарини ложное чувство безопасности, и он отказался. Тогда Анна заключила несколько тайных договоров с фрондерами. Шеврезихе она пообещала выдать ее дочь за Конти. Подобными же приманками она привлекла на свою сторону Немура, Шатонефа, Реца и некоторых видных советников парламента.
- За Гастошей пришлось погоняться в буквальном смысле, пока посланец Реца не подступил к нему с чернильницей в одной руке и договором в другой, и не отходил от него, пока он не подписал. А после этого сразу убежал, пока Гастоша не передумал.
- В общем-то поражение Тюренна даже сыграло сторонникам К. на руку, т.к. возросшая сила Мазарини встревожила всех.
- Через два дня Клер-Клеманс подала формальную петицию в парламент, и на дебатах выступил Рец, который сказал, что по закону нельзя вот так арестовывать людей и держать их в тюрьме. Надо их или судить, или освободить. Одновременно он обвинил Мазарини во всех бедах государства и потребовал его изгнания.
- Затем все три принца прислали советнику Виоле доверенность на право действовать от их имени, и Анна Гонзага выжала из нее все, что могла. Конти уже точно обещали м-ль де Шеврез, герцога Энгиенского - третьей дочери Гастоши, пост премьер-министра - Шатонефу, а Рецу - кардинальство.
- Мазарини был потрясен. Он послал Грамона в Гавр, надеясь выпустить принцев на своих условиях, но те уже чувствовали свою силу и на переговоры не шли.
- А когда даже Гастоша открыто выступил против Мазарини, тот в ужасе бежал из Парижа, причем один, без королевы и короля (что Рец считал его большой ошибкой), в такой он был панике.
- Он ехал в Гавр, и в карете у него было два секретных приказа королевы для сьера де Бара: 1) немедленно освободить принцев; 2) подчиняться любым приказам кардинала. Из приватной переписки видно, что существовал безумный план увезти принцев по морю в какое-то отдаленное место и держать их там, пока государство не успокоится, но это была скорее фантазия. На самом деле Мазарини хотел лишь выступить освободителем принцев до того, как парламент заставит королеву подписать официальный документ того же содержания.
- Но принцы были слишком хорошо информированы, чтобы на это повестись. Мазарини прибыл в Гавр 13 февраля и обнаружил, что тут вообще уже все знают, что ему конец, и даже де Бар был с ним не очень-то вежлив. А он-то мечтал превратить этот город в свою крепость.
- Он зашел к принцам и зачитал им приказ об освобождении. К. не хамил, не дерзил, только поблагодарил королеву. Позже они сели обедать с кардиналом, и опять-таки довольно мирно. Теперь принцы уже могли ехать в карете Грамона, но Мазарини в порыве отчаяния попросил К. о разговоре наедине.
- Разговор длился 2 часа, и никто в точности не знает, о чем. Впоследствии оба рассказывали о нем по-разному. Так или иначе, Мазарини клялся, что не он посадил принцев в тюрьму, а К., спеша наконец выйти на волю, заверял его в своей преданности королеве и даже ему самому. Более того, все три принца подписали бумагу соответствующего содержания.
- До этого момента К. вел себя с удивительной осмотрительностью, но стоило ему выйти из крепости, как воздух свободы вскружил ему голову. Не ответив на низкий прощальный поклон Мазарини, он повернулся к нему спиной, сел в карету и приказал трогать.
- На пути из Гавра принцев на каждом шагу приветствовали всяческие депутации, а вскоре им навстречу примчался и Комменж с поздравлениями от королевы. С ним был Ларошфуко и другие сторонники принца.
- А начиная с Понтуаза желающие приветствовать К. дворяне уже исчислялись сотнями, а Сен-Дени к ним присоединились горожане, так что К. въезжал в Париж с самым пышным эскортом.
- С улиц, окон и крыш кричали: «Да здравствуют принцы, долой Мазарини!» Наконец появился сам Гастоша, обнял К. и сказал, что такого радостного момента у него не было никогда в жизни.
- А королева, расстроенная бегством Мазарини, в страхе перед бунтом, сидела в Пале-Рояле и плакала.
- Толпа проводила принцев до Отеля Люксембург, где Гастоша дал в их честь обед, но не ушла, а стояла за воротами, славословя их.
- Гастоша сказал: «Эти люди умрут, если вы их не порадуете», - и приказал открыть двери. Толпа хлынула внутрь и в своем обожании едва не разорвала К. на кусочки. Все деньги, драгоценности, все, что у него было с собой ценного, ему пришлось раздать, остался только меч, но тут какой-то молодой офицер заныл: «Ах, если бы этот меч достался мне!» К. отдал его со словами: «Пусть он принесет вам жезл маршала Франции».
- На улицах опять жгли костры, выкатили бочки с вином, и каждого прохожего заставляли пить за здоровье К.
- Однако при холодном свете дня становилось ясно, что положение у К. не такое уж хорошее: он дал слишком много обещаний, и выполнить их все явно не сможет, да и не захочет, а его «кредиторы» - не из тех, кто легко прощает долги.
@темы:
история,
книги,
Grand Conde,
Eveline Godley,
Франция
-
-
22.11.2018 в 13:18Персоны одного калибра, ешкин кот)) Что значит "особа, приближенная к
императорупринцу"!))К. сказал: «А мне, пожалуйста, доставьте «Подражание господину Бофору»
Звёздный час Бофора, можно сказать
«Что, великий граф д’Аркур теперь водит медведя на цепи? Но если кто-то нас сравнит, то назовет медведем скорее его, а не меня!»
Аркур на портретах такой барбос, но сравнение с медведем, пожалуй, тоже подходит)) (А Грамон - котяра))
-
-
22.11.2018 в 13:33Потом Гито будет в той же роли, и даже более того. Такое ощущение, что Конде его вообще от себя не отпускал, ну разве что письмо какое-то важное передать, и то недалеко. Может, эта внезапная смерть Ла Мюссе на него так подействовала, что он теперь держал фаворита на коротком поводке.
Аркур на портретах такой барбос, но сравнение с медведем, пожалуй, тоже подходит
В принципе же, там вся порода такая, и Эльбефа с сыновьями называли "слоноподобными". Как же братьям-Арманьякам повезло уродиться в мамку! Да, кому-то везло с племянницами Ришелье, кому-то нет.
Да, Грамон, де Гиш - в них есть что-то кошачье, если верить в портрет с красным бантом. Кстати, он мне чем дальше, тем больше нравится. Когда на него смотришь, то как-то сходятся в голове все противоречивые характеристики де Гиша. Ну, у меня в голове, по крайней мере. Нервный, умный, вкрадчивый, эмоциональный, циничный - и все это сразу.
-
-
22.11.2018 в 13:34Однако большого бунта в армии поднять так и не удалось. мне прям очень интересно почему,все таки у Конде авторитет в армии и Тюренн на его стороне и все равно ничего серьезного так и не получилось,странно . Одним из них был Гурвиль, тогда еще совсем юный, но уже на службе у Ларошфуко. Конде не писанный красавец,но видимо имел просто магнетическое обаяние,когда хотел,очаровывал всех,мужики особенно охотно велись)))
И тут вдруг к Пьеру Лене подошла Клер-Клеманс и вполне разумно предложила свою помощь какая молодец,и не злопамятная и не мстительная,как над ней совсем ребенком,издевались на ее свадьбе и видимо не тупица непроходимая была,возможно после всего этого Конде обратил на нее хоть какое-то внимание
и Ла Мюссе, который умер в Стене от лихорадки, но даже в «Исторической музе» писали, что от горя. как жалко,как романтично,не мог пережить разлуки,но все же скорее всего какая-нибудь банальная инфекция
ам Гастоша, обнял К. и сказал, что такого радостного момента у него не было никогда в жизни Гастоша-это просто какой-то пиздец,все знали,что это за человек и все равно лезли с ним устраивать какие-то комплоты
-
-
22.11.2018 в 13:37-
-
22.11.2018 в 13:46С красным бантом это который?
-
-
22.11.2018 в 13:47-
-
22.11.2018 в 13:50-
-
22.11.2018 в 13:52мне прям очень интересно почему,все таки у Конде авторитет в армии и Тюренн на его стороне и все равно ничего серьезного так и не получилось,странно
Я вот тоже думала над этим и пришла к мысли, что армии-то были фактически наемные, часто иностранные, и кто деньги платит, тот и начальник. А Конде им из тюрьмы не заплатил. К тому же контингент часто менялся, еще и потому, что у того же Конде потери были страшные.
Конде не писанный красавец,но видимо имел просто магнетическое обаяние,когда хотел,очаровывал всех,мужики особенно охотно велись)))
Женщины тоже очаровывались, но не встречали ответного энтузиазма и быстро отваливали. А Гурвиль такой был авантюрист, страшное дело. Надо его мемуары почитать, если они доступны, у Годли оттуда попадаются интересные цитаты.
возможно после всего этого Конде обратил на нее хоть какое-то внимание
Да, он стал с ней потом намного лучше обращаться, и детей еще наделал с ней, правда, они померли.
Гастоша-это просто какой-то пиздец,все знали,что это за человек и все равно лезли с ним устраивать какие-то комплоты
Ну он же был брат короля, без него никак нельзя было обойтись. А как только стало можно, тут же засунули его в Блуа и забыли его, как страшный сон.
сколько времени Конде с компанией просидели в тюрьме
Почти ровно год.
-
-
22.11.2018 в 13:58-
-
22.11.2018 в 14:00читать дальше
Помаду стереть, челку вперед начесать, и будет очень даже ничего.
У Аркура и характер собачий, склочный
На войне он был склонен к проявлениям такой жестокости, которая всех шокировала. Это к вопросу о садизме шевалье. Неизвестно, что у них дома творилось.
-
-
22.11.2018 в 14:10насчет высокого я только сомневаюсь. Неоткуда там было высоким взяться. В Марсане было полтора метра, поэтому его малышом и называли, а не только потому, что младший.
-
-
22.11.2018 в 14:16-
-
22.11.2018 в 14:17А это прямо личная жестокость Аркура? Это же не всегда одно с другим связано - поведение на войне и личностные особенности такого рода. Помню дичайшую свою попаболь, когда читала, как Тюренн разорил Пфальц. Человек, которого очень уважаешь, и вдруг такое. Там страшные вещи творились. Но не называть же Тюренна из-за этого садистом.
Насчёт шевалье - здесь я ни разу не знаток, но, возможно, это очередное преувеличение. Его и вообще-то демонизировали.
-
-
22.11.2018 в 14:23-
-
22.11.2018 в 14:26И к тому же он (с Окенкуром) предлагал королеве убить Конде, когда она думала, что с ним делать после его выхода из тюрьмы. Мазарини был против, вообще все были против, а Аркур только за, и сам бы взялся, и сам бы сделал.
Насчет шевалье - да, ничего конкретного, одни сплетни, но факт про папашу как раз в копилочку.
-
-
22.11.2018 в 14:27-
-
22.11.2018 в 14:27-
-
22.11.2018 в 14:34Али4е, вы затоптали мои эдельвейсы: я-то, совсем немного зная об Аркуре, несколько другой портрет его нарисовала - толковый вояка, солдафон, да, но не вот такое((
-
-
22.11.2018 в 14:41-
-
22.11.2018 в 14:45читать дальше
Цветных жалко нету, есть только его деда, но порода видна:
-
-
22.11.2018 в 14:53Это как с де Гишем, который, как известно, мало походил на маршала характером (Лувиньи куда больше) - видимо, пошёл в деда с отцовской же стороны (того самого, который отказался быть узаконенным бастардом Анри 4-го), человека с весьма нелёгким характером (он, кстати, тоже свою первую жену, матушку маршала, уморил).
-
-
22.11.2018 в 14:56Ах, этот Конде, проказник!
-
-
22.11.2018 в 15:00-
-
22.11.2018 в 15:06Про Луи д'Арманьяка Сен-Симон же говорил определенно, что он был хам и грубиян. Да и то, как он Лувиньи в рыло двинул без раздумий на скачках, о многом говорит.
Про шевалье, если брать достоверные источники, больше отзывались в том смысле, что "мягко стелет, да жестко спать". Но это вообще очень по-гизарски.
Ах, этот Конде, проказник!
Гито за ним тоже в Испанию последовал, но там Конде внезапно сблизился с генерал-лейтенантом лотарингцев Карла. И не забывал писать
страстныенежныедружеские письма Грамону. В общем, утешался как мог.-
-
22.11.2018 в 15:07-
-
22.11.2018 в 15:13И не забывал писать страстные нежные дружеские письма Грамону.
Которые юный Гиш таскал тайком из папашиного бюро и читал, обливаясь слезами - ему-то Конде не писал, ибо мал ещё х)
-
-
22.11.2018 в 15:14-
-
22.11.2018 в 15:16Да нет. Они претендовали, да, во время Регентства, когда многие претендовали, но ничего не получили. Вот про их происхождение. Фишка в том, что они бретонцы, а в Бретани все-таки Роганы были главные.
Вообще, изначально, про прецеденту, установленному Генрихом III Валуа, домов иностранных принцев во Франции было четыре: Гизы, Савойцы, Гонзага и Люксембург. В 17 веке третьи и четвертые закончились, но зато этот статус выбили себе Роганы и Буйоны - за принятие католической веры и за Седан. Вначале все очень скептически относились к этим новым иностранным принцам, особенно старые иностранные принцы, но потом, уже в 18 веке, они все вместе образовали нечто вроде мета-клана, внутри которого только и женились и выходили замуж, чтобы сохранить свои привилегии и не дробить владения.
-
-
22.11.2018 в 15:17ГАЛЯ!..
-
-
22.11.2018 в 15:22